Остался доволен.
— Взять всех! — громко приказал он Херее. — От лысого до лысого!
«От лысого до лысого»! В Риме эта поговорка значила: «Всех. От первого до последнего». Преторианцы лёгкими толчками и уколами мечей погнали узников к выходу.
— А меня за что?! — проходя мимо Гая, отчаянно взмолился шестидесятилетний старик. Он был хозяином таверны. Попался на том, что немилосердно разбавлял вино гнилой тибрской водой. Слишком слабое преступление, чтобы наказывать за него продажей в гладиаторы!
Гай, прищурившись, осмотрел сухое костлявое тело, скрытое грязной, потрёпанной туникой. Затем перевёл взгляд на загорелую, красно-коричневую лысину, окружённую венчиком жидких седых волос.
— За то, что ты — лысый! — вызывающе расхохотался он.
LIII
На римских улицах с полагающейся торжественностью объявили о новой забаве: звериные бои, равных которым прежде никто не видел! Возбуждённая толпа заполонила улицы, ведущие к амфитеатру Статилия Тавра.
В большом подземном зале амфитеатра былые узники, ныне — гладиаторы-бестиарии, с волнением готовились к первому выходу на арену. Их тела блестели от оливкового масла. Грязные вшивые туники сменились на полотняные трусы, придерживаемые широкими кожаными ремнями.
— Остановитесь перед императорской ложей, по звуку трубы вскинете правую руку и прокричите хором: «Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!» — поучал их немолодой ланиста с изрубленным, изуродованным шрамами лицом.
— А оружие где? — нетерпеливо спросил Тетриний.
— Оружие выдадут перед выходом, — объяснил ланиста, почему-то глядя в сторону.
Крупное, мясистое лицо бывшего разбойника недоверчиво скривилось.
— Почему нас не учили обращаться с оружием? — подозрительно прищурившись, спросил Тетриний. — Я много слышал про гладиаторские школы. Новичков непременно учат драться с деревянным мечом и щитом из ивовых ветвей и перепрыгивать через колья, утыканные ножами. А нас выпускают из тюрьмы прямо на арену!
— Вы будете драться с животными, — по-прежнему глядя в сторону, ответил ланиста. — Император хочет посмотреть, на что способен каждый из вас. Или ты разучился управляться с оружием? — мимолётно усмехнулся он, скользнув взглядом по обнажённому торсу Тетриния.
— Не разучился! — оскорблённо буркнул разбойник.
Откуда-то сверху донёсся приглушённый звук трубы. Его перекрыл нарастающий гул, сходный с шумом прибоя, наползающего на скалистый берег. Новоявленные гладиаторы, недоуменно раскрыв рты, подняли лица к грязному каменному потолку.
— Пора! — засуетился ланиста. — Стройтесь!
Одуревших, не знающих, что их ждёт, бывших узников вытащили из подземного зала при помощи механического подъёмника. И вытолкнули на арену. Шум толпы оглушил их. Яркий свет, многочисленные лица и разноцветные одежды ослепили, заставив зажмуриться или прикрыть глаза ладонью.
«А оружие?» — хотел крикнуть Тетриний, но, ослеплённый и оглушённый, растерялся, подобно сотоварищам.
Опять раздался звук трубы. Не глухой, как прежде, а пронзительный и режущий уши.
— Приветствие! — злобно шипел сзади ланиста.
Вспомнив наставления, гладиаторы робко подошли к императорской ложе — беломраморной, украшенной гирляндами цветов и пурпурными шёлковыми полотнищами. Шли не строем, а сбившись в кучу, как испуганное волком овечье стадо. Ланиста, угрожающе нахмурившись, посылал проклятия им вслед. Император, сидя в мраморном кресле, насмешливо улыбался. Рядом с ним, горделиво выравняв спину, сидела женщина с узким, хищным лицом и серыми глазами навыкате. Женщина, на которую смотрел сейчас весь цирк, гадая, откуда она появилась. Женщина, о которой никто не мог решить: красива она или уродлива. Цезония.
— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! — нескладно, вразнобой прокричали гладиаторы.
Калигула рассмеялся, откровенно забавляясь. Цезония, скорчив обаятельно-брезгливую гримасу, коснулась его руки.
— Гай Цезарь! — сладко пропела она. — Это шутка? Откуда взялся этот смешной сброд?
— Из Маммертинской тюрьмы, — давясь тихим смешком, ответил Калигула. — Смотри, что их ждёт!
Поднявшись с кресла, он повёл рукой сверху вниз. Гай постарался, чтобы этот жест выглядел величественным, но не сумел до конца унять дрожь в пальцах.
Ладонь императора не успела опуститься, а завывание труб и рожков уже возвестило о начале битвы.
— Гай! Гай! Слава Гаю! — восторженно закричала толпа.
Одновременно открылись восемь дверей. Львы, тигры, пантеры и леопарды выскакивали на арену с голодным рычанием. Животных было больше сотни.
— Нам не вручили оружие! — с ужасом прошептал хозяин таверны, которому в недобрый час пришло в голову добавить в амфору воды, чтобы заработать лишний асс.
Дикие животные, мягко переставляя лапы, кругами бродили на арене. Круглые глаза, отливающие зелёным или красноватым фосфорическим блеском, следили за полуобнажёнными людьми. Звери, выросшие в африканской сельве, решали: добыча ли перед ними, или охотники, которые однажды уже заманили их в ловушку.
Животные безошибочно улавливают страх. Пот тех, кто боится, пахнет по-особому. Заурчала молодая пантера, насторожив чуткие мохнатые уши. Вторая, затем третья, четвёртая подхватили угрожающее урчание. Неожиданный прыжок, скрежет зубов, треск сухожилий, единовременный вздох на зрительских трибунах — звери разорвали на куски одного несчастного, случайно оказавшегося ближе всех. Остальные, охваченные ужасом, разбежались, рассыпались, расползлись по огромной овальной арене.
Они поняли: выдать оружие позабыли не случайно! Звериной травли, равной этой, воистину никто прежде не видал: звери, обозлённые неволей и недоеданием, против невооружённой кучки людей, ослабленных тюрьмой! Толпа восторженно выла, поняв, что неумелым бестиариям не на что расчитывать: только на ловкость рук и быстроту ног.
Герои древних легенд, боги и полубоги, могут удушить льва голыми руками. Увы, простым смертным это не по силам. Остаётся надеяться на ноги: убежать, проскользнуть между разьяренными бестиями, перепрыгнуть через гладкошёрстные спины, выжить любой ценой!
Травля длилась два часа. Кровь пропитала светло-жёлтый песок. Растерзанные, окровавленные члены усыпали арену. Животные с медлительной ленивостью обгладывали кости. Несчастные жертвы погибли в ужасных муках. Некоторые ещё пытались спастись, даже когда опьянённые кровью животные уже трепали упавшие тела. Другие, устав метаться по арене и потеряв последнюю надежду, ложились ничком, прикрывали голову руками и отдавались судьбе.
Последний, оставшийся в живых, привлёк к себе всеобщее внимание. Разбойник Тетриний, крепкий и выносливый, прижался спиной к мраморной стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Взять всех! — громко приказал он Херее. — От лысого до лысого!
«От лысого до лысого»! В Риме эта поговорка значила: «Всех. От первого до последнего». Преторианцы лёгкими толчками и уколами мечей погнали узников к выходу.
— А меня за что?! — проходя мимо Гая, отчаянно взмолился шестидесятилетний старик. Он был хозяином таверны. Попался на том, что немилосердно разбавлял вино гнилой тибрской водой. Слишком слабое преступление, чтобы наказывать за него продажей в гладиаторы!
Гай, прищурившись, осмотрел сухое костлявое тело, скрытое грязной, потрёпанной туникой. Затем перевёл взгляд на загорелую, красно-коричневую лысину, окружённую венчиком жидких седых волос.
— За то, что ты — лысый! — вызывающе расхохотался он.
LIII
На римских улицах с полагающейся торжественностью объявили о новой забаве: звериные бои, равных которым прежде никто не видел! Возбуждённая толпа заполонила улицы, ведущие к амфитеатру Статилия Тавра.
В большом подземном зале амфитеатра былые узники, ныне — гладиаторы-бестиарии, с волнением готовились к первому выходу на арену. Их тела блестели от оливкового масла. Грязные вшивые туники сменились на полотняные трусы, придерживаемые широкими кожаными ремнями.
— Остановитесь перед императорской ложей, по звуку трубы вскинете правую руку и прокричите хором: «Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!» — поучал их немолодой ланиста с изрубленным, изуродованным шрамами лицом.
— А оружие где? — нетерпеливо спросил Тетриний.
— Оружие выдадут перед выходом, — объяснил ланиста, почему-то глядя в сторону.
Крупное, мясистое лицо бывшего разбойника недоверчиво скривилось.
— Почему нас не учили обращаться с оружием? — подозрительно прищурившись, спросил Тетриний. — Я много слышал про гладиаторские школы. Новичков непременно учат драться с деревянным мечом и щитом из ивовых ветвей и перепрыгивать через колья, утыканные ножами. А нас выпускают из тюрьмы прямо на арену!
— Вы будете драться с животными, — по-прежнему глядя в сторону, ответил ланиста. — Император хочет посмотреть, на что способен каждый из вас. Или ты разучился управляться с оружием? — мимолётно усмехнулся он, скользнув взглядом по обнажённому торсу Тетриния.
— Не разучился! — оскорблённо буркнул разбойник.
Откуда-то сверху донёсся приглушённый звук трубы. Его перекрыл нарастающий гул, сходный с шумом прибоя, наползающего на скалистый берег. Новоявленные гладиаторы, недоуменно раскрыв рты, подняли лица к грязному каменному потолку.
— Пора! — засуетился ланиста. — Стройтесь!
Одуревших, не знающих, что их ждёт, бывших узников вытащили из подземного зала при помощи механического подъёмника. И вытолкнули на арену. Шум толпы оглушил их. Яркий свет, многочисленные лица и разноцветные одежды ослепили, заставив зажмуриться или прикрыть глаза ладонью.
«А оружие?» — хотел крикнуть Тетриний, но, ослеплённый и оглушённый, растерялся, подобно сотоварищам.
Опять раздался звук трубы. Не глухой, как прежде, а пронзительный и режущий уши.
— Приветствие! — злобно шипел сзади ланиста.
Вспомнив наставления, гладиаторы робко подошли к императорской ложе — беломраморной, украшенной гирляндами цветов и пурпурными шёлковыми полотнищами. Шли не строем, а сбившись в кучу, как испуганное волком овечье стадо. Ланиста, угрожающе нахмурившись, посылал проклятия им вслед. Император, сидя в мраморном кресле, насмешливо улыбался. Рядом с ним, горделиво выравняв спину, сидела женщина с узким, хищным лицом и серыми глазами навыкате. Женщина, на которую смотрел сейчас весь цирк, гадая, откуда она появилась. Женщина, о которой никто не мог решить: красива она или уродлива. Цезония.
— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! — нескладно, вразнобой прокричали гладиаторы.
Калигула рассмеялся, откровенно забавляясь. Цезония, скорчив обаятельно-брезгливую гримасу, коснулась его руки.
— Гай Цезарь! — сладко пропела она. — Это шутка? Откуда взялся этот смешной сброд?
— Из Маммертинской тюрьмы, — давясь тихим смешком, ответил Калигула. — Смотри, что их ждёт!
Поднявшись с кресла, он повёл рукой сверху вниз. Гай постарался, чтобы этот жест выглядел величественным, но не сумел до конца унять дрожь в пальцах.
Ладонь императора не успела опуститься, а завывание труб и рожков уже возвестило о начале битвы.
— Гай! Гай! Слава Гаю! — восторженно закричала толпа.
Одновременно открылись восемь дверей. Львы, тигры, пантеры и леопарды выскакивали на арену с голодным рычанием. Животных было больше сотни.
— Нам не вручили оружие! — с ужасом прошептал хозяин таверны, которому в недобрый час пришло в голову добавить в амфору воды, чтобы заработать лишний асс.
Дикие животные, мягко переставляя лапы, кругами бродили на арене. Круглые глаза, отливающие зелёным или красноватым фосфорическим блеском, следили за полуобнажёнными людьми. Звери, выросшие в африканской сельве, решали: добыча ли перед ними, или охотники, которые однажды уже заманили их в ловушку.
Животные безошибочно улавливают страх. Пот тех, кто боится, пахнет по-особому. Заурчала молодая пантера, насторожив чуткие мохнатые уши. Вторая, затем третья, четвёртая подхватили угрожающее урчание. Неожиданный прыжок, скрежет зубов, треск сухожилий, единовременный вздох на зрительских трибунах — звери разорвали на куски одного несчастного, случайно оказавшегося ближе всех. Остальные, охваченные ужасом, разбежались, рассыпались, расползлись по огромной овальной арене.
Они поняли: выдать оружие позабыли не случайно! Звериной травли, равной этой, воистину никто прежде не видал: звери, обозлённые неволей и недоеданием, против невооружённой кучки людей, ослабленных тюрьмой! Толпа восторженно выла, поняв, что неумелым бестиариям не на что расчитывать: только на ловкость рук и быстроту ног.
Герои древних легенд, боги и полубоги, могут удушить льва голыми руками. Увы, простым смертным это не по силам. Остаётся надеяться на ноги: убежать, проскользнуть между разьяренными бестиями, перепрыгнуть через гладкошёрстные спины, выжить любой ценой!
Травля длилась два часа. Кровь пропитала светло-жёлтый песок. Растерзанные, окровавленные члены усыпали арену. Животные с медлительной ленивостью обгладывали кости. Несчастные жертвы погибли в ужасных муках. Некоторые ещё пытались спастись, даже когда опьянённые кровью животные уже трепали упавшие тела. Другие, устав метаться по арене и потеряв последнюю надежду, ложились ничком, прикрывали голову руками и отдавались судьбе.
Последний, оставшийся в живых, привлёк к себе всеобщее внимание. Разбойник Тетриний, крепкий и выносливый, прижался спиной к мраморной стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106