Знамёна и значки в виде римских орлов тряслись на бегу столь непристойно, что солдаты, воспитанные в уважении к бронзовым орлам, видели в этом насмешку.
Проскакав несколько часов, Калигула, уставший и запыхавшийся, забирался в носилки Цезонии. Медлительно и лениво продолжал он путь. Легионы топтались на месте: обгонять императора тоже не позволялось.
К маю Гай Цезарь достиг галльского города Лугдунума. Река, зеленовато-коричневая и пахнущая тиной, делила город пополам. По улицам, размытым весенними ливнями, трусили розовые свиньи и весело плюхались в лужу на площади, которую галлы гордо называли форумом. Две дюжины домов, принадлежащих местной галльской знати, были сложены из неровных серых камней. Массивные, грубой работы фундаменты поросли мохом и травой. Дома попроще выглядели скособоченными лачугами из плохо обтёсанных досок.
На главной площади высились строения, позаимствованные у Рима и выглядевшие здесь немного нелепыми: храм с портиками и колоннами, грубо высеченными из серого камня; фонтан со статуей Нептуна, обгаженной голубями; деревянный цирк, где четырежды в год сражались три пары местных гладиаторов. Бойцы эти спокойно дожили до преклонного возраста: зрители берегли их, как редкую потеху, и неизменно поднимали большой палец вверх, когда какой-нибудь из гладиаторов оказывался на арене с приставленным к горлу оружием.
Гай торжественно въехал в Лугдунум, обрядившись Юпитером. Галлы сбежались со всех окрестностей, чтобы поглазеть на императора и бога в одном лице. Толкаясь и шумя, они переговаривались на своём наречии, среди которого порою звучали латинские слова.
Калигула с любопытством рассматривал их. Представители знатных родов, получившие римское гражданство ещё во времена Юлия Цезаря, носили тоги. Римские щёголи смеялись бы, увидев, что вытворяют галлы с благородным одеянием квиритов: складки расположены неровно, задний конец непомерно длинен и волочится по грязи. Из-под тог виднелись ноги, одетые в неуместные штаны.
Горожане несли императору дары: откормленных гусей, свиней с выводком поросят, мёд, головки сыра и связки вяленой рыбы. Все то, в чем заключалось их богатство.
Калигула, зажав нос двумя пальцами, обратился к Цезонии:
— Фу, как здесь дурно пахнет! Точно так же, как и от дяди Клавдия, родившегося в этой дыре!
Император не пожелал остановиться в Лугдунуме. Скромный галльский город не понравился ему. Лагерь разбили в тридцати милях оттуда, на окраине дубового леса. Когда дул сильный ветер, на шатёр Калигулы, белый с золотом, падали красиво вырезанные листья.
Воевать было не с кем. Мирные галлы возделывали поля, собирали лесные ягоды и варили хмельное пиво. Зной зарождающегося лета склонял к бездумной лени. Легионеры проводили дни, купаясь в реке и ловя в шлемы вкусную рыбу.
LXXI
Безделие наскучило Гаю. Он бродил по лесу и топтал сапогом грибы с разноцветными шляпками. Искал удивительную северную птицу, о которой местные говорили, будто она предсказывает будущее не через внутренности, а количеством гулких вскриков. Калигуле рассказали, что птица отвечает, сколько лет проживёт спросивший. Гай не верил в глупые варварские суеверия. Он несколько раз задал птице вопрос, но она, тревожно вскрикнув, улетела.
Калигула вернулся в лагерь. Солдаты жарили оленину и вепрятину, нанизав на вертелы огромные куски мяса. Их палатки из грубого полотна несколькими рядами окружали роскошные шатры, предназначенные для императора и его семьи.
Агриппина и Ливилла отдыхали на складных креслах около своего шатра. Они таинственно шептались, поводя вокруг лукавыми глазами и прикрывая ладонью хитро улыбающиеся губы. Цезония сидела поотдаль с натянуто-равнодушным лицом. Она не ладила со свояченицами.
Около ног Агриппины ползал её сын Луций. Мальчик, измазавшись в земле, увлечённо играл деревянными легионерами и лошадками. Расставлял игрушки кривыми рядами и подвывал, подражая звуку сигнальной трубы.
Калигула умилился, разглядывая маленького темно-рыжего Агенобарба. Племянник напоминал его самого, жившего мальчиком в Германии при отце-полководце.
— Агриппина! — Гай присел на траву около кресла сестры. — Твой сын мне нравится. Когда он подрастёт, я выдам за него Друзиллу. Они — двоюродные, но по закону Августа это позволено.
— Я согласна, — кивнула Агриппина, честолюбиво подумав: «Если у Гая не будет сыновей, мой Луций станет наследником!»
— Отлично! — Гай потёр ладони. — Пусть жених и невеста уже сейчас привыкают друг к другу. Пусть играют вместе!
Он выхватил Друзиллу из рук матери и положил на землю около маленького Агенобарба. Девочке шёл десятый месяц. Она ещё не ходила, но быстро ползала, подтягиваясь при помощи крепких пухлых ручек.
— Какая прекрасная пара! — старательно изображая восхищение, заявила Агриппина.
Гай горделиво кивнул. Неожиданно для самого себя, он стал замечательным отцом. Он часто носил дочь на руках, заходил с ней в римские храмы и требовал у богинь покровительства для маленькой Друзиллы. Девочке прислуживало двести рабынь. Тёплое молоко ей подавали в золотой посудине. На шейке висело изумрудное ожерелье, на маленьких пальчиках сверкали колечки с драгоценными камнями. Заботясь о будущем дочери, Гай обложил римлян особым налогом — на приданное Друзилле.
Девочка потянулась к лошадке. Схватила игрушку и засунула её в рот, стараясь откусить деревянную голову. Луций ревниво потянулся к своей собственности. Капризная Друзилла не собиралась выпускать лошадку из рук и изо рта. Луций, обиженно замычав, попытался отнять игрушку. Друзилла громко заплакала, открывая рот и показывая несколько молочных зубов среди ярко-розовых дёсен. Размахнувшись с детской неловкостью, она швырнула обслюнявленную лошадку в двоюродного братца. Попала ему в лоб. Луций Домиций, потирая проступивший синяк, зарыдал и спрятался за материнской туникой.
Калигула расхохотался:
— Разве можно усомниться в том, что Друзилла — дочь моей плоти?! Не научившись ходить, она бьёт детей, намного старших её!
— Не плачь! — строго приказала Агриппина сыну. Она жестом подозвала рабыню Эклогу, веля ей увести ребёнка и успокоить.
Ливилла негромко смеялась, грациозно закидывая голову и выгибая шею. Её брак с Марком Виницием был бездетен. Впрочем, глядя на племянников, Ливилла радовалась, что у неё нет детей.
Гай засмотрелся на младшую сестру. Смеясь, она напоминала покойную Друзиллу. Тот же наклон головы, тот же изгиб бледно-розовых губ. Если каштановые волосы Ливиллы выкрасить в рыжий цвет, сходство станет ещё сильнее.
— Ливилла! — Гай почувствовал, как пересохло в горле, словно утром после неумеренной ночной попойки. — Идём в шатёр! Я хочу поговорить с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106