— Если знамения окажутся неблагоприятными…
Продолжать фразу не понадобилось. Жрец вспорол брюхо жертвенному телёнку, метнул испуганный быстрый взгляд на вывалившиеся внутренности и объявил дрожащим голосом:
— Боги благословляют союз.
Калигула удовлетворённо кивнул: конечно, благословляют! Посмели бы не благословить! Гай уже сражался с морем. Он и в небо может метать камни и стрелы.
Император поспешно натянул обручальное кольцо на палец Цезонии. Свидетели по очереди выцарапывали свои имена под брачным контрактом. На руках кормилицы плакала девочка, получившая родовое имя — Юлия. Второе имя, выбранное отцом, было Друзилла.
Цезония, помолодевшая и похорошевшая от счастья, удовлетворённо рассматривала кольцо. Ей захотелось ощутить себя истинной императрицей, как Ливия, о которой говорили на улицах: «Август правит Римом, Ливия правит Августом». Цезония величественно повела рукой, делая знак удалиться патрициям.
— Оставьте нас! — произнесла она напыщенным тоном, который, по её мнению, пристал жене императора.
Гай насмешливо хмыкнул, наблюдая за ней.
— Убирайтесь! Вы свою работу уже сделали, — выгнал он патрициев, жреца и рабынь с младенцем.
Оставшись наедине с Цезонией, Калигула обнял её и припал долгим поцелуем к тонкой шее.
— Тебе хочется приказывать? — скользя губами по плечам и шее женщины, спросил он. — Забудь об этом! Приказываю только я. Ты, моя жена, обязана беспрекословно повиноваться.
Она молча кивнула. Но Гай прочёл в лукавых глазах матроны её истинные мысли. И восхитился. Подчинить такую женщину намного занятнее, чем наивную глупышку, которую с детства учили покорности и послушанию.
— У тебя красивая шея! — Калигула полюбовался лиловой отметиной, которую оставили его зубы.
Цезония польщенно улыбнулась похвале.
— Но стоит мне приказать — и топор перерубит её надвое! — зловеще закончил он.
Женщина вздрогнула.
— Прощай, дорогая. Спи спокойно и не забывай моих слов, — Гай ласково поцеловал её в лоб и вышел.
Цезония осталась сидеть на постели, усыпанной цветами со свадебного венка. Прошло больше часа, и лишь тогда нервное оцепенение покинуло её.
Калигула провёл брачную ночь с другой женщиной. Цезония ворочалась в постели, прислушиваясь к взрывам смеха за стеной, плачу младенца и тупой боли в собственном теле. Когда она наконец смогла заснуть, то ей пригрезился Гай Цезарь, опускающий топор на её шею.
LXIV
К началу сентября Гай вернулся в Рим. Подъезжая к стенам города, Гай отправил в Сенат гонца с посланием.
Отцам-сенаторам предписывалось облачиться в тоги с широкой красной полосой и выйти к воротам, чтобы почтительно встретить цезаря, спасителя отечества.
Гай размышлял, какой наряд выбрать для церемонии торжественного въезда. Облачиться в тунику цвета водорослей и взять в правую руку золотой трезубец, чтобы походить на побеждённого Нептуна? Или одеться Марсом, накинув на одно плечо красный плащ и прицепив золотую курчавую бороду? Он остановился на облачении триумфатора: туника со сложным узором из пальмовых ветвей и пурпурная тога. Дважды в жизни полководец-победитель имеет право носить такую одежду: в день триумфа и в день похорон. Калигула показывался народу триумфатором так же часто, как богом.
Завидев сенаторов, столпившихся у ворот, Гай остановил коня. Оглядел три сотни кислых лиц, сдобренных вымученной улыбкой. Венки из роз украшали головы, седые и темноволосые, лысые и кудрявые. Сенаторы нацепили их, ибо встреча императора должна считаться праздником.
— Приветствую вас, отцы-сенаторы, — лукаво прищурился Гай.
— Славься, цезарь! — раздалось в ответ.
Калигула поморщился:
— Триста человек так слабо приветствуют меня, что я почти ничего не слышу!
Сенаторы поспешно вытолкнули наперёд старого Лонгина. На его долю выпала обязанность составить приветственную речь.
Лонгин вытащил мелко исписанный свиток, развернул его, старательно откашлялся и начал читать:
— Сегодня, в календы сентября, мы собрались…
— Разве сейчас сентябрь? — прервал его Калигула.
— Сентябрь, Гай Цезарь! — со скрытой иронией усмехнулся старый Лонгин.
Император высокомерно заявил:
— Я решил переименовать этот месяц в честь моего отца — германиком.
Лонгин скомкал свиток. Надобность в нем отпала, Калигула не проявил желания выслушать заготовленную речь.
— Твой благородный отец заслуживает эту честь, — одобрительно кивнул он. — Но позволь напомнить тебе: месяцы в Риме издавна принято называть именами богов. Март — в честь Марса, июнь — в честь Юноны…
— Июль — в честь Юлия Цезаря, август — в честь Октавиана Августа! — насмешливо подхватил Калигула. — Я издам указ об обожествлении отца — и проблема решена.
Сенаторы одобрительно зашептались.
— Октябрь я назову моим именем! — продолжал Гай. — Ноябрь — именем моей дорогой супруги, Цезонии, — он с улыбкой оглянулся на носилки, из которых выглядывала увешанная драгоценностями жена. — Декабрь… — Гай грустно замолчал, не договорив: «…в честь Друзиллы».
— Как тебе угодно, цезарь! — поклонился Лонгин. — Но… — старый сенатор испуганно замолчал.
— Продолжай, коль начал, — нахмурился Гай.
Гай Кассий Лонгин мучительно покраснел, но все-таки высказался откровенно:
— Двадцать пять лет назад твой дед Тиберий получил верховную власть. Сенат предложил ему назвать сентябрь по его имени — тиберием. Покойный император, человек мудрый, рассмеялся в ответ: «Что вы сделаете, когда в Риме будет тринадцать цезарей? Месяцев на всех недостанет!»
Гай нахмурился. Из слов сенатора он понял лишь то, что хотел понять.
— Тиберию вы предложили назвать его именем сентябрь, а мне — нет?! — со зловещей обидой заявил он. — Ему вы льстили, перед ним пресмыкались, а мне смеете перечить?!
Волна ненависти захлестнула Калигулу. Он задыхался. Чтобы поглубже вдохнуть, оттянул правой рукой шёлковый платок, который с недавнего времени носил, чтобы кожаный панцирь не натирал шею. Голова кружилась. Перед глазами мелькали красные полотнища, украшенные надписью: «SPQR».
SPQR — Senatus populus que romanum — Сенат и народ римский. Этот древний девиз символизировал республику и был жив даже в первые десятилетия империи, когда видимость республики ещё сохранялась. В Риме все делалось именем Сената и народа римского. Даже император правил от имени Сената и народа.
Калигуле захотелось унизить сенаторов, оспаривающих у цезарей верховную власть. Унизить так, чтобы каждому в Риме стало понятно: кто правит государством.
— Вы все глупы, как ослы! — внятно произнёс он, оглядывая патрициев в бело-красных тогах. — Проводите полдня в курии, решая дурацкие вопросы: можно ли мужчинам одеваться в шёлковые ткани, или позволено ли римлянину испражняться в золотой горшок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106