Белая пудра делала лицо жены Первого сановника похожим на маску.
За свою жизнь Нии-Доно привыкла к власти, научившись безжалостно и умело применять ее для достижения своих целей. Однако она понимала, что с Кийомори шутить нельзя и что, поскольку она женщина, ее власть — лишь отражение могущества ее супруга. Жизнь не всегда бывала легкой и приятной для Хатидзё-но-Нии-Доно. Даже звучное имя женщины всего лишь отражало ее положение в обществе: оно означало «дама второго разряда с Восьмой улицы». И это высокое звание она получила благодаря своему браку с Кийомори. Да, всем, что она имела, Нии-Доно была обязана своему мужу, и она полностью подчинялась ему, хотя иногда втайне бывала им недовольна.
Кийомори поджал губы и сквозь стиснутые губы прошипел:
— Ты выводишь меня из терпения, женщина. Ты просила встречи со мной по важному делу. Говори же, пока я не рассердился.
— Прости меня, мой господин. Я не стала бы нарушать твой покой, если бы не думала о твоих интересах. Меня волнует твое здоровье, и я почувствовала насущную необходимость справиться о нем.
— Да уж, важная причина, чтобы ворваться сюда, — в голосе Кийомори открыто звучала издевка.
— Думаю, что да. Мой господин, я боюсь обидеть тебя, но все же хочу рассказать тебе свой сон, от которого я пробудилась в слезах.
Нии-Доно остановилась в нерешительности. Она знала, что Первый министр верил вещим снам, но ждала его знака, чтобы продолжить.
У Кийомори болела голова. Он хотел было прогнать жену прочь, но… любопытство пересилило. Министр благосклонно кивнул.
— Я видела во сне загробный мир и его грозного царя Эмму-О, который посылал за тобой огненную колесницу. Я попыталась проснуться, но силы ада не отпускали меня. Колесница была ужасна; когда она въезжала в ворота Рокухары, желтое пламя освещало небо, а ее колеса гремели как гром. Жуткую карету сопровождали два чудовища, одно с конской, другое с бычьей головами.
Кийомори широко открыл глаза. Сон казался министру отвратительным, но он вдруг обнаружил, что жадно вслушивается в слова жены.
— Ну! — шипящим голосом произнес он. — Что же произошло потом?
— Я содрогнулась, когда узнала, что духи хотят забрать тебя! «Почему? — закричала я. — Он хороший человек!» Они сказали, что у тебя дурная карма. За то, что ты сжег пятидесятиметровую статую Вайрачаны в храме Кофуку-дзи, царь Эмма-О приговорил тебя к вечным мукам в самом жарком из подземелий ада — Авити, где грешники заживо горят и вновь возрождаются для неимоверных страданий!
Кийомори застонал. Даже Баку, пожиратель снов, отказался бы проглотить такое видение!
Монахи Кофуку-дзи ненавидели Кийомори. Из-за их чар он теперь обречен был на мучительную смерть. Но если бы не давление со стороны Минамото, храм не был бы сожжен. Это они, его враги Минамото, виновны в святотатственном действе. Они, а не он!
Кийомори глядел на жену, не видя ее, и лишь наполовину понимал ее слова.
— Проснувшись, я тут же приказала послать дары во все храмы. Монахи горы Хией читают сутры у всех алтарей. Делается все, чтобы спасти твою душу.
— Уходи! — крикнул Кийомори. Его шея раздулась, капли пота потекли по лицу, кожа побагровела от гнева.
Нии-Доно торопливо попятилась к выходу. Она рассказала свой сон не только из добрых побуждений, искренней заботы о нем, но и с некоторой долей злорадства. Ее чувства к мужу всегда были двойственными, но все же она любила его за нежность, которую он проявлял к ней раньше, и за высокое положение, которое занимал теперь. Не многие женщины достигали второго разряда, и она добилась такой чести только как жена Кийомори.
Двигаясь к выходу, Нии-Доно увидела, что из ее мужа словно мгновенно вышел раздувавший его тело воздух. В какой-то миг из грозного вельможи он превратился в сморщенного старика. Нии-Доно испуганно всплеснула руками и кинулась обратно, но старец остановил ее.
— Нет! Поди прочь!
Голос мужа был скрипучим, брови хмуро сдвинуты: он теперь походил на владыку ада из ее сна. Он прикрыл глаза и пробормотал шепотом, тихим и невнятным, словно поскрипывание сырого шелка: «Минамото Йоритомо, — пробормотал он, и потом: — Тадамори Йоши…»
Когда Нии-Доно почти бегом возвращалась к себе в северное крыло здания, эти два имени эхом звучали в ее мозгу. Она поняла, что терзало ее супруга. Да, поняла. Это произошло двадцать лет назад… потом событие назвали восстанием Хейдзи. Отряды клана Минамото напали на столицу и подожгли дворец Сандзё, пытаясь похитить императора. Они потерпели неудачу благодаря стойкой обороне и блестящей контратаке, которыми руководил Кийомори. Он нанес врагу поражение, убил главу семейства и получил возможность уничтожить весь род. Медленно и последовательно Первый министр захватывал в плен видных членов семейства Минамото и обезглавливал их. Он казнил почти всех, когда Токива Годзен, вдова убитого им вождя, упросила Кийомори пощадить ее малолетних сыновей.
Нии-Доно мрачно усмехнулась. Она предупреждала мужа, но сияющая красота Токивы ослепила Кийомори и заставила совершить самую большую ошибку его жизни. Словно распалившийся жеребец, он пошел против воли жены, взяв Токиву в наложницы.
Старый дурак изгнал Йоритомо, старшего сына Токивы, из Киото и пощадил остальных. Теперь великодушие оборачивается против него. Ничего удивительного, что в гневе Кийомори выкрикнул ненавистное имя. Ибо теперь Йоритомо подсылает к членам рода Тайра наемных убийц вроде Тадамори Йоши, пытаясь уничтожить все, что создано Первым министром.
Нии-Доно почувствовала, как слезы смывают белую пудру с ее щек. Бедный супруг! Страдает из-за доброго поступка. Лицо женщины стало жестким — маска, выражающая решимость. Она поможет мужу. Она знает, что делать. Первым будет Йоши, потом она подумает о Йоритомо.
Нии-Доно хлопнула в ладоши, вызывая фрейлину. Шимеко тут же явилась на зов.
— Собери сыновей, — приказала госпожа, — Я желаю, чтобы они были здесь в час кабана, то есть в десять утра. Мне нужно передать через них особый приказ красным стражникам.
ГЛАВА 4
Йоши пришел в себя. Он лежал в просторной комнате столичной усадьбы своего дяди. Его голова покоилась на квадратной деревянной подушке. Рядом находился поднос с чашкой чая и букетом свежих цветов. Молодой человек отбросил в сторону футон (одеяло) и тут только заметил Нами. Женщина стояла на коленях, прислонившись спиной к расписной сёдзи — стенке-ширме. Ее глаза были закрыты, губы шевелились в беззвучной молитве. Он вдруг понял, что почти год не видел возлюбленную при ярком свете, и принялся внимательно ее рассматривать.
Волосы Нами струились двумя водопадами цвета черного дерева, посередине их скреплял бант из скрученного шелка-сырца. Она была в траурной одежде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
За свою жизнь Нии-Доно привыкла к власти, научившись безжалостно и умело применять ее для достижения своих целей. Однако она понимала, что с Кийомори шутить нельзя и что, поскольку она женщина, ее власть — лишь отражение могущества ее супруга. Жизнь не всегда бывала легкой и приятной для Хатидзё-но-Нии-Доно. Даже звучное имя женщины всего лишь отражало ее положение в обществе: оно означало «дама второго разряда с Восьмой улицы». И это высокое звание она получила благодаря своему браку с Кийомори. Да, всем, что она имела, Нии-Доно была обязана своему мужу, и она полностью подчинялась ему, хотя иногда втайне бывала им недовольна.
Кийомори поджал губы и сквозь стиснутые губы прошипел:
— Ты выводишь меня из терпения, женщина. Ты просила встречи со мной по важному делу. Говори же, пока я не рассердился.
— Прости меня, мой господин. Я не стала бы нарушать твой покой, если бы не думала о твоих интересах. Меня волнует твое здоровье, и я почувствовала насущную необходимость справиться о нем.
— Да уж, важная причина, чтобы ворваться сюда, — в голосе Кийомори открыто звучала издевка.
— Думаю, что да. Мой господин, я боюсь обидеть тебя, но все же хочу рассказать тебе свой сон, от которого я пробудилась в слезах.
Нии-Доно остановилась в нерешительности. Она знала, что Первый министр верил вещим снам, но ждала его знака, чтобы продолжить.
У Кийомори болела голова. Он хотел было прогнать жену прочь, но… любопытство пересилило. Министр благосклонно кивнул.
— Я видела во сне загробный мир и его грозного царя Эмму-О, который посылал за тобой огненную колесницу. Я попыталась проснуться, но силы ада не отпускали меня. Колесница была ужасна; когда она въезжала в ворота Рокухары, желтое пламя освещало небо, а ее колеса гремели как гром. Жуткую карету сопровождали два чудовища, одно с конской, другое с бычьей головами.
Кийомори широко открыл глаза. Сон казался министру отвратительным, но он вдруг обнаружил, что жадно вслушивается в слова жены.
— Ну! — шипящим голосом произнес он. — Что же произошло потом?
— Я содрогнулась, когда узнала, что духи хотят забрать тебя! «Почему? — закричала я. — Он хороший человек!» Они сказали, что у тебя дурная карма. За то, что ты сжег пятидесятиметровую статую Вайрачаны в храме Кофуку-дзи, царь Эмма-О приговорил тебя к вечным мукам в самом жарком из подземелий ада — Авити, где грешники заживо горят и вновь возрождаются для неимоверных страданий!
Кийомори застонал. Даже Баку, пожиратель снов, отказался бы проглотить такое видение!
Монахи Кофуку-дзи ненавидели Кийомори. Из-за их чар он теперь обречен был на мучительную смерть. Но если бы не давление со стороны Минамото, храм не был бы сожжен. Это они, его враги Минамото, виновны в святотатственном действе. Они, а не он!
Кийомори глядел на жену, не видя ее, и лишь наполовину понимал ее слова.
— Проснувшись, я тут же приказала послать дары во все храмы. Монахи горы Хией читают сутры у всех алтарей. Делается все, чтобы спасти твою душу.
— Уходи! — крикнул Кийомори. Его шея раздулась, капли пота потекли по лицу, кожа побагровела от гнева.
Нии-Доно торопливо попятилась к выходу. Она рассказала свой сон не только из добрых побуждений, искренней заботы о нем, но и с некоторой долей злорадства. Ее чувства к мужу всегда были двойственными, но все же она любила его за нежность, которую он проявлял к ней раньше, и за высокое положение, которое занимал теперь. Не многие женщины достигали второго разряда, и она добилась такой чести только как жена Кийомори.
Двигаясь к выходу, Нии-Доно увидела, что из ее мужа словно мгновенно вышел раздувавший его тело воздух. В какой-то миг из грозного вельможи он превратился в сморщенного старика. Нии-Доно испуганно всплеснула руками и кинулась обратно, но старец остановил ее.
— Нет! Поди прочь!
Голос мужа был скрипучим, брови хмуро сдвинуты: он теперь походил на владыку ада из ее сна. Он прикрыл глаза и пробормотал шепотом, тихим и невнятным, словно поскрипывание сырого шелка: «Минамото Йоритомо, — пробормотал он, и потом: — Тадамори Йоши…»
Когда Нии-Доно почти бегом возвращалась к себе в северное крыло здания, эти два имени эхом звучали в ее мозгу. Она поняла, что терзало ее супруга. Да, поняла. Это произошло двадцать лет назад… потом событие назвали восстанием Хейдзи. Отряды клана Минамото напали на столицу и подожгли дворец Сандзё, пытаясь похитить императора. Они потерпели неудачу благодаря стойкой обороне и блестящей контратаке, которыми руководил Кийомори. Он нанес врагу поражение, убил главу семейства и получил возможность уничтожить весь род. Медленно и последовательно Первый министр захватывал в плен видных членов семейства Минамото и обезглавливал их. Он казнил почти всех, когда Токива Годзен, вдова убитого им вождя, упросила Кийомори пощадить ее малолетних сыновей.
Нии-Доно мрачно усмехнулась. Она предупреждала мужа, но сияющая красота Токивы ослепила Кийомори и заставила совершить самую большую ошибку его жизни. Словно распалившийся жеребец, он пошел против воли жены, взяв Токиву в наложницы.
Старый дурак изгнал Йоритомо, старшего сына Токивы, из Киото и пощадил остальных. Теперь великодушие оборачивается против него. Ничего удивительного, что в гневе Кийомори выкрикнул ненавистное имя. Ибо теперь Йоритомо подсылает к членам рода Тайра наемных убийц вроде Тадамори Йоши, пытаясь уничтожить все, что создано Первым министром.
Нии-Доно почувствовала, как слезы смывают белую пудру с ее щек. Бедный супруг! Страдает из-за доброго поступка. Лицо женщины стало жестким — маска, выражающая решимость. Она поможет мужу. Она знает, что делать. Первым будет Йоши, потом она подумает о Йоритомо.
Нии-Доно хлопнула в ладоши, вызывая фрейлину. Шимеко тут же явилась на зов.
— Собери сыновей, — приказала госпожа, — Я желаю, чтобы они были здесь в час кабана, то есть в десять утра. Мне нужно передать через них особый приказ красным стражникам.
ГЛАВА 4
Йоши пришел в себя. Он лежал в просторной комнате столичной усадьбы своего дяди. Его голова покоилась на квадратной деревянной подушке. Рядом находился поднос с чашкой чая и букетом свежих цветов. Молодой человек отбросил в сторону футон (одеяло) и тут только заметил Нами. Женщина стояла на коленях, прислонившись спиной к расписной сёдзи — стенке-ширме. Ее глаза были закрыты, губы шевелились в беззвучной молитве. Он вдруг понял, что почти год не видел возлюбленную при ярком свете, и принялся внимательно ее рассматривать.
Волосы Нами струились двумя водопадами цвета черного дерева, посередине их скреплял бант из скрученного шелка-сырца. Она была в траурной одежде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124