— Не приложив усилий? Но я…
— Я не глуп, Мэри. Я вижу, что вы не согласны с этим сговором родителей. То, что вы бы охотнее остались в Англии вместо того, чтобы отправиться сюда на север и выйти замуж за человека, которого вы даже не знаете.
Мэри не ответила. Что она должна была возражать? Всякое противоречие было бы чистым лицемерием.
— Я прекрасно могу понять, — заверил Малькольм, — потому что меня постигла та же участь, как и вас. Подумайте только, нравится ли мне жениться на женщине, которую я не знаю и не люблю? На той, которую я никогда не видел в моей жизни прежде, и которую подыскала для меня моя матушка, словно товар на рынке?
Мэри опустила взгляд на землю. Малькольму было ясно, что он ранил ее, но это не заботило его.
— Нет, Мэри, — продолжал он металлическим голосом. — Я так же мало в восторге от этого сговора, как и вы. Он накладывает на меня оковы, которые тесны для меня, и взваливает на меня обязанности, в которых я не нуждаюсь. Прежде, чем вы посочувствуете себе, подумайте о том, что вы не единственная, кто страдает от этого соглашения.
— Понимаю, — с колебанием ответила Мэри. — Но вы поведали мне, Малькольм, только об одном. Если вы так сильно были против соглашения и нашей свадьбы, если вам в глубине души все так ненавистно и вы не мыслите для себя когда-нибудь увидеть в своей жизни что-то другое в моем лице, чем товар, который подобрали для вас, почему вы не противитесь планам своей матушки?
— Это бы пришлось для вас кстати, не правда ли? — Его ухмылка была циничной и злой. — Тогда бы вы стали свободной и могли бы вернуться назад в Англию, не потеряв вашего лица. Потому что единственным виновником был бы тогда я, верно?
— Да нет же, — заверила его Мэри. — Вы не поняли меня. Все, что я хотела этим сказать…
— Вы полагаете, что вы единственная пленница в замке Ратвен? Вы действительно полагаете, что я свободен?
— Ну, вы же лэрд, или это не так?
— По милости моей матушки, — с едким сарказмом в голосе сказал Малькольм. — Вам следует знать, Мэри, что я незаконный отпрыск дома Ратвенов. Моя матушка привела меня с собой в брак, который она заключила с лэрдом Ратвеном, моим дорогим предком и отчимом. Его собственный сын погиб при таинственных обстоятельствах на охоте. Шальная пуля попала в него и повлекла его смерть. Так я стал лэрдом, когда умер мой отчим. Однако, пока моя матушка жива, я не могу управлять здесь всем. Она настоящая владелица и хозяйка Ратвена.
— Этого… этого я не знала, — тихо сказала Мэри, и ей стало ясно, почему Элеонора Ратвен могла выступать так уверенно и повелительно.
— Теперь вам известно это. И если вы теперь хоть немного склонны выйти за меня замуж, то я не могу вам поставить это в вину. Если бы все зависело от меня, то я бы посадил вас в ближайший дилижанс и с удовольствием отпустил бы вас уже сегодня, а не завтра. Но у меня нет выбора, дорогая Мэри. Моя матушка вбила себе в голову подыскать для меня жену, и по каким-то соображениям она верит, что нашла в вас самую подходящую. Мне приходится соглашаться, если я и дальше хочу оставаться лэрдом Ратвеном и хозяином этих угодий. И вы, Мэри, тоже поступите согласно ее желаниям, потому что я не позволю ни вам, ни кому-нибудь другому отобрать у меня то, что мне принадлежит по праву.
Ветер подхватил его последние слова и позаботился о том, чтобы они прозвучали глуше. Мэри неподвижно стояла перед своим женихом; она едва могла поверить, что он действительно сказал все это. Медленно, очень медленно прокралось в ее сознание понимание того, что она действительно была не чем иным, как товаром, продаваемым на рынке.
Ее родители отослали засидевшуюся дочь, чтобы она не вызывала на себя раздражение в Эгтоне; Элеонора купила ее, чтобы у ее сына была жена, которая могла бы подарить Ратвенам наследника; и Малькольм, наконец, воспринимал ее как неизбежное зло, чтобы сохранить своего положение и состояние.
Мэри силилась скрыть слезы отчаяния, которые поднялись из глубины ее души, но она не могла дольше сдерживаться.
— Избавьте меня от ваших слез, — жестко сказал Малькольм. — Это торговля с взаимовыгодными условиями. Вы отхватываете себе лучший кусок, дорогая Мэри. Вы получаете доброе имя и роскошное имение. Но не ожидайте от меня, что я буду любить и уважать вас, даже если у меня вырвут обещание в этом.
С этими словами он развернулся и пошел по тропинке обратно к карете. Мэри осталась одна со своими слезами. Она считала себя абсолютной идиоткой оттого, что еще что-то напридумывала себе.
Дни в Абботсфорде и ее встреча с сэром Вальтером Скоттом вернули ей радость жизни, заставили надеяться, что судьба могла приготовить ей еще больше, чем жизнь в выполнении долга и подчинении. Но теперь ей стало ясно, как глупа и напрасна была эта надежда. Замок Ратвен никогда не стал бы ее родиной, и ее будущий супруг не делал тайны из того, что он не ценит ее и не испытывает к ней симпатии.
Ее ожидала жизнь в одиночестве.
Непроизвольно она подумала о людях, которых она видела в Скучи, вспомнила выражение на лице молодой матери. Там прочитывался страх и точно то же самое, что она ощущала в этот момент.
Голый страх…
Когда Мэри вернулась в замок Ратвен, Китти там не было. Ее отправили к портнихе в Инверури, чтобы договориться о времени визита для Мэри.
То, что ее камеристка, которая была для нее больше подружкой, нежели служанкой, не могла утешить ее сейчас, сделало Мэри еще печальнее.
От усталости она упала на кровать, стоящую у стены напротив двери, и, не в силах противостоять своим чувствам, разразилась яростными слезами под влиянием боли и разочарования, идущих из глубины ее души. Слезы градом текли у нее по щекам и орошали наволочку.
Как долго она лежала, Мэри не могла сказать. В какой-то момент поток ее слез иссяк, но отчаяние осталось. Хотя Малькольм более чем четко высказал свою позицию, одна часть ее существа отчаянно восставала против того, что все это должно произойти. Она молода, красива и умна, интересуется миром во всем его многообразии — и должна стать нелюбимой женой шотландского лэрда и уныло выполнять свой долг?
Ее размышления прервал шорох. Кто-то постучал в дверь комнаты, сперва робко, потом немного громче.
— Китти? — вполголоса спросила Мэри, садясь на кровати и вытирая покрасневшие глаза. — Это ты?
Ответа не было.
— Китти? — снова спросила Мэри и подошла к двери. — Кто там? — поинтересовалась она.
— Служанка, — последовал тихий ответ, и Мэри отодвинула засов и открыла дверь.
Снаружи стояла старая женщина.
Она была невысока ростом, с приземистой фигурой, но по ее бледным, морщинистым чертам лица шло что-то внушающее священный трепет запрета. Длинные волосы были белыми и создавали жесткий контраст черному как смоль платью на ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140