Она не могла больше притворяться. Нет, если речь к тому же шла об ее убеждениях.
— Да, — сказала она откровенно. — Как бы вам понравилось самому, если бы вас прогнали с собственной земли и подожгли крышу над головой, мой любезный…
— Макдафф, — представился рыжеволосый юнец. — Генри Макдафф. Я второй лэрд из Деверона.
— Как мило, — с улыбкой ответила Мэри. — Наверняка вы храбро сражались во многих войнах и заслужили бесчисленные ордена, чтобы добиться своих привилегий.
— Конечно же, нет, — поправил Макдафф, который не заметил, что Мэри смеется над ним. — Мой прадедушка совершил это. Он принял верную сторону в битве под Куллоденом, и нашей семье с тех пор на все времена гарантированы власть и земли.
— Я понимаю. И вы, дорогой Макдафф, теперь подражаете вашему предку в том, чтобы бороться против собственных земляков. К сожалению, вы недостаточно храбры, как он. Потому что тогда это были воины клана и солдаты, сегодня же это только безоружные крестьяне.
— Это не поддается сравнению, — прорычал подвергнутый насмешке молодой человек. — Эти крестьяне заняли нашу землю. Они препятствуют тому, чтобы заработать на ней хорошую прибыль.
— Дорогой мой Макдафф, — сказала Мэри сладким голоском, — в самую первую очередь эти люди живут на вашей земле, а не занимают ее. И они делают это не бесплатно, а платят вам за это оброк.
— Оброк! — Лэрд набрал побольше воздуха в легкие, и его щеки покраснели. — Что я слышу? Да можно ли ту пару пенсов, которые платят мне эти поденщики, называть оброком?
Некоторые из молодых людей, стоявших подле, иронично рассмеялись, другие в полный голос выразили свое согласие. На лице Малькольма Ратвена отразилось возрастающее беспокойство.
— Конечно, — тут же парировала Мэри. — Вы правы, мой дорогой Макдафф. Я знаю, что вы и вам подобные живете в нищете, потому что ваши доходы с оброка постоянно сокращаются. — При этом она красноречиво указала на выпирающий над штанами немаленький живот молодого человека.
На этот раз Мэри собрала смех на своей стороне, и Макдафф стоял с оскорбленным лицом. Малькольм, которому эта сцена явно была неприятна, сказал:
— Вот видишь, мой дорогой Генри. Это прогресс, о котором мы так охотно беседуем, современная эпоха. К ней относится и то, что женщины выражают свое мнение.
— Это нельзя пропускать мимо ушей, — кисло возразил Макдафф.
— Простите, если я оскорбила вас, дорогой лэрд, — ядовито добавила Мэри. — Наверняка вы желаете только добра этим людям, которые живут на вашей земле. Вам даже и во сне не могло прийти в голову, чтобы обогатиться за их счет, не правда ли? — Она увидела, как Малькольм весь болезненно сжался, словно получил звонкую пощечину, которую она залепила его гостю, но это не беспокоило ее больше, она развернулась и разыскала выход.
Мэри охватило страстное желание выйти на свежий воздух. Она должна была уйти прочь из этого зала, где царили лицемерие и пустословие. То, что за ней пристально следила не одна пара глаз многочисленных гостей бала и что она ни разу не танцевала со своим женихом, как того требовал этикет, ей было безразлично. Она хотела только уйти прочь, прежде чем какая-то дерзость сорвется с ее губ и причинит ей потом страдание.
Не потеряв присутствия духа, она отметила про себя, что Элеонора не видела, как она тихонько ускользнула через боковой вход. Малькольм видел ее, но не посчитал нужным последовать за ней, и Мэри была благодарна ему за это.
Она прошла по коридору мимо сбитых с толку слуг, проводивших ее взглядами, и спустилась вниз по ближайшей лестнице. Она не могла больше сдерживать слезы. Словно пробив плотину, они струились по ее набеленным пудрой щекам и оставляли вытянутые следы, Казалось, словно ее красивое личико приобрело вертикальные трещины.
Мэри уже давно не знала, где находится; она потеряла направление в запутанных лестницах и переходах замка, но продолжала просто бежать вперед. Отчаяние и страх пульсировали в ее жилах и подступали к горлу.
Действительно ли она верила, что сумеет приспособиться? Действительно ли она полагала, что сумеет притвориться, что она выйдет замуж за человека, которого не знала и не любила? Что она откажется от всего, во что верила, только ради того, чтобы стать покладистой супругой?
Так было принято в благородных кругах. Браки заключались по расчету, основывались на материальной и общественной выгоде и ничего не имели общего с любовью и романтизмом. Но Мэри не хотела, чтобы так прошла ее жизнь! Какое-то время она утешала себя тем, что все сложится по-другому, и со временем она раскроет в Малькольме Ратвене мужчину, которого сможет как уважать, так и любить. Но ничего подобного не случилось. Малькольм был не кем иным, как напыщенным выскочкой, для него важнее всего были богатство и сфера влияния. И что, пожалуй, было хуже всего: он рассматривал Мэри не иначе как инородное существо в своей жизни, которое он предпочел бы отослать подальше и терпел только в угоду своей матери.
И вот так она должна провести остаток своей жизни? Безропотно сносить все унижения и страдать, потому что ни одна из ее надежд не сбылась?
Горько всхлипывая, она шла по длинному, увешанному старинными доспехами коридору, скудно освещенному свечами. Ей было ясно, что бегство бессмысленно, но внутренний порыв убежать отсюда куда глаза глядят был настолько силен, что она едва могла противостоять ему.
Она поспешила вниз по лестнице, прошла через охраняемые караулом ворота и оказалась непосредственно на внутреннем дворе замка, где рядами выстроились кареты и коляски прибывших на бал гостей.
Несколько кучеров и слуг стояли рядышком и болтали. Когда они увидели Мэри, то тут же замолчали и украдкой бросали на нее взгляды.
— Пожалуйста, люди добрые, — сказала Мэри и поспешно утерла слезы с лица. — Не обращайте на меня внимания.
— С вами все в порядке, миледи? — с беспокойством поинтересовался один из кучеров.
— Конечно, — Мэри кивнула и справилась с нахлынувшими слезами. — Все в порядке. Со мной все хорошо.
Она прошла через двор. Ночной холодный воздух, который она вбирала всеми легкими, немного успокоил ее. Вдруг она услышала тихую музыку, бодрый, пульсирующий ритм, который принципиально отличался от скучных звуков оркестра на балу.
— Что это? — поинтересовалась Мэри у кучера.
— Что вы имеете в виду, миледи?
— Я говорю о музыке, — ответила Мэри. — Разве ты не слышишь ее?
Кучер прислушался. Удары барабана, к которым теперь прибавились звонкие трели свирели и бодрые звуки флейты, было нельзя не услышать.
— Ну, миледи, — покраснев ответил молодой человек, — насколько мне известно, там напротив, в людской, отмечают праздник. Одна из служанок вышла замуж за парня.
— Свадьба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Да, — сказала она откровенно. — Как бы вам понравилось самому, если бы вас прогнали с собственной земли и подожгли крышу над головой, мой любезный…
— Макдафф, — представился рыжеволосый юнец. — Генри Макдафф. Я второй лэрд из Деверона.
— Как мило, — с улыбкой ответила Мэри. — Наверняка вы храбро сражались во многих войнах и заслужили бесчисленные ордена, чтобы добиться своих привилегий.
— Конечно же, нет, — поправил Макдафф, который не заметил, что Мэри смеется над ним. — Мой прадедушка совершил это. Он принял верную сторону в битве под Куллоденом, и нашей семье с тех пор на все времена гарантированы власть и земли.
— Я понимаю. И вы, дорогой Макдафф, теперь подражаете вашему предку в том, чтобы бороться против собственных земляков. К сожалению, вы недостаточно храбры, как он. Потому что тогда это были воины клана и солдаты, сегодня же это только безоружные крестьяне.
— Это не поддается сравнению, — прорычал подвергнутый насмешке молодой человек. — Эти крестьяне заняли нашу землю. Они препятствуют тому, чтобы заработать на ней хорошую прибыль.
— Дорогой мой Макдафф, — сказала Мэри сладким голоском, — в самую первую очередь эти люди живут на вашей земле, а не занимают ее. И они делают это не бесплатно, а платят вам за это оброк.
— Оброк! — Лэрд набрал побольше воздуха в легкие, и его щеки покраснели. — Что я слышу? Да можно ли ту пару пенсов, которые платят мне эти поденщики, называть оброком?
Некоторые из молодых людей, стоявших подле, иронично рассмеялись, другие в полный голос выразили свое согласие. На лице Малькольма Ратвена отразилось возрастающее беспокойство.
— Конечно, — тут же парировала Мэри. — Вы правы, мой дорогой Макдафф. Я знаю, что вы и вам подобные живете в нищете, потому что ваши доходы с оброка постоянно сокращаются. — При этом она красноречиво указала на выпирающий над штанами немаленький живот молодого человека.
На этот раз Мэри собрала смех на своей стороне, и Макдафф стоял с оскорбленным лицом. Малькольм, которому эта сцена явно была неприятна, сказал:
— Вот видишь, мой дорогой Генри. Это прогресс, о котором мы так охотно беседуем, современная эпоха. К ней относится и то, что женщины выражают свое мнение.
— Это нельзя пропускать мимо ушей, — кисло возразил Макдафф.
— Простите, если я оскорбила вас, дорогой лэрд, — ядовито добавила Мэри. — Наверняка вы желаете только добра этим людям, которые живут на вашей земле. Вам даже и во сне не могло прийти в голову, чтобы обогатиться за их счет, не правда ли? — Она увидела, как Малькольм весь болезненно сжался, словно получил звонкую пощечину, которую она залепила его гостю, но это не беспокоило ее больше, она развернулась и разыскала выход.
Мэри охватило страстное желание выйти на свежий воздух. Она должна была уйти прочь из этого зала, где царили лицемерие и пустословие. То, что за ней пристально следила не одна пара глаз многочисленных гостей бала и что она ни разу не танцевала со своим женихом, как того требовал этикет, ей было безразлично. Она хотела только уйти прочь, прежде чем какая-то дерзость сорвется с ее губ и причинит ей потом страдание.
Не потеряв присутствия духа, она отметила про себя, что Элеонора не видела, как она тихонько ускользнула через боковой вход. Малькольм видел ее, но не посчитал нужным последовать за ней, и Мэри была благодарна ему за это.
Она прошла по коридору мимо сбитых с толку слуг, проводивших ее взглядами, и спустилась вниз по ближайшей лестнице. Она не могла больше сдерживать слезы. Словно пробив плотину, они струились по ее набеленным пудрой щекам и оставляли вытянутые следы, Казалось, словно ее красивое личико приобрело вертикальные трещины.
Мэри уже давно не знала, где находится; она потеряла направление в запутанных лестницах и переходах замка, но продолжала просто бежать вперед. Отчаяние и страх пульсировали в ее жилах и подступали к горлу.
Действительно ли она верила, что сумеет приспособиться? Действительно ли она полагала, что сумеет притвориться, что она выйдет замуж за человека, которого не знала и не любила? Что она откажется от всего, во что верила, только ради того, чтобы стать покладистой супругой?
Так было принято в благородных кругах. Браки заключались по расчету, основывались на материальной и общественной выгоде и ничего не имели общего с любовью и романтизмом. Но Мэри не хотела, чтобы так прошла ее жизнь! Какое-то время она утешала себя тем, что все сложится по-другому, и со временем она раскроет в Малькольме Ратвене мужчину, которого сможет как уважать, так и любить. Но ничего подобного не случилось. Малькольм был не кем иным, как напыщенным выскочкой, для него важнее всего были богатство и сфера влияния. И что, пожалуй, было хуже всего: он рассматривал Мэри не иначе как инородное существо в своей жизни, которое он предпочел бы отослать подальше и терпел только в угоду своей матери.
И вот так она должна провести остаток своей жизни? Безропотно сносить все унижения и страдать, потому что ни одна из ее надежд не сбылась?
Горько всхлипывая, она шла по длинному, увешанному старинными доспехами коридору, скудно освещенному свечами. Ей было ясно, что бегство бессмысленно, но внутренний порыв убежать отсюда куда глаза глядят был настолько силен, что она едва могла противостоять ему.
Она поспешила вниз по лестнице, прошла через охраняемые караулом ворота и оказалась непосредственно на внутреннем дворе замка, где рядами выстроились кареты и коляски прибывших на бал гостей.
Несколько кучеров и слуг стояли рядышком и болтали. Когда они увидели Мэри, то тут же замолчали и украдкой бросали на нее взгляды.
— Пожалуйста, люди добрые, — сказала Мэри и поспешно утерла слезы с лица. — Не обращайте на меня внимания.
— С вами все в порядке, миледи? — с беспокойством поинтересовался один из кучеров.
— Конечно, — Мэри кивнула и справилась с нахлынувшими слезами. — Все в порядке. Со мной все хорошо.
Она прошла через двор. Ночной холодный воздух, который она вбирала всеми легкими, немного успокоил ее. Вдруг она услышала тихую музыку, бодрый, пульсирующий ритм, который принципиально отличался от скучных звуков оркестра на балу.
— Что это? — поинтересовалась Мэри у кучера.
— Что вы имеете в виду, миледи?
— Я говорю о музыке, — ответила Мэри. — Разве ты не слышишь ее?
Кучер прислушался. Удары барабана, к которым теперь прибавились звонкие трели свирели и бодрые звуки флейты, было нельзя не услышать.
— Ну, миледи, — покраснев ответил молодой человек, — насколько мне известно, там напротив, в людской, отмечают праздник. Одна из служанок вышла замуж за парня.
— Свадьба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140