Я вернусь через несколько минут.
Он понял многое в этой близости с Кэтрин, он понял глубокое и вечное: силу жизни, которая пытается повториться в ее теле. Он понял, почему природа придумала тяжелые родовые муки: в этот период мужчина и женщина становятся ближе, чем в любое другое время. У этой боли цель состоит не только в том, чтобы ребенок появился на свет.
Кэтрин повели в родильную комнату, а Клей почувствовал вдруг, что его чего-то лишили, как будто его место незаконно захватили чужие люди. Но когда его спросили, слушал ли он лекции, которые читали в роддоме для отцов, ему пришлось честно признаться: — Нет.
В университетской больнице Миннесоты больше не использовали родильных столов. Вместо этого Кэтрин поместили в родильное кресло. Это обеспечивало силу проталкивания, пока она тужилась. Кристина Флемминг все время находилась в родильной комнате, она улыбалась и помогала, и Кэтрин даже пошутила:
— Мы выглядим не очень привлекательными. Индейские женщины раньше рожали своих детей, сидя в лесу на корточках.
Дитя Клея и Кэтрин Форрестер наконец увидело божий свет, и перед тем, как впасть в благословенный сон, Кэтрин знала, что это девочка.
Кэтрин плыла по озеру хлопковых пушинок. Когда она очутилась на поверхности и открыла тяжелые, свинцовые веки, она увидела, что Клей дремлет в кресле, подперев рукой щеку. Его волосы были взъерошены, подбородок и щеки заросли щетиной. Он выглядит потрясающе, подумала Кэтрин в бездумном, вводящем в заблуждение тумане. Ее ум был по-прежнему рассеянным и блуждающим, когда она изучала его. Ритм его дыхания удлинялся ее апатичностью от принятой дозы успокоительного. «Я все-таки его люблю», — неясно думала Кэтрин сквозь боль.
— Клей? — с трудом проговорила она. Он тотчас открыл глаза и вскочил со стула.
— Кэт, — нежно сказал он. — Ты проснулась.
Она медленно закрыла глаза.
— Да. Я опять сделала не то, правда, Клей? — Она чувствовала, что он взял ее руку, почувствовала, как он прижимает ее к губам.
— Ты имеешь в виду, что родилась девочка?
Она кивнула головой, которая, казалось, весила сотни тысяч фунтов.
— Ты не будешь так думать, когда увидишь ее.
Кэтрин слегка улыбнулась. Ее губы сильно пересохли. Жаль, что он не может ничего положить на них, чтобы помочь.
— Клей?
— Я здесь.
— Спасибо за помощь.
Она снова предалась забвению, ее дыхание стало тяжелым и ритмичным. Он сел на стул рядом с кроватью, положив локоть на колено, держа ее руку до тех пор, пока не убедился, что она уснула. Потом с тяжелым вздохом он опустил лоб к ее пальцам и тоже закрыл глаза.
Стук трости бабушки Форрестер сообщил о ее приближении. Когда она вошла в дом, первое, что она сказала, было:
— Молодая леди, мне семьдесят восемь лет. Следующим пусть будет мальчик. — Но, прихрамывая, она подошла к кровати и пожаловала искренний поцелуй непревзойденному совершенству ее первой внучки.
Пришла Мари. Она, как всегда, улыбалась и сообщила, что, наконец, они с Джо женятся, как только через пару месяцев он закончит университет. Она добавила, что их воодушевил «головокружительный» успех Кэтрин и Клея.
Клейборн и Анжела приезжали каждый день — и ни разу с пустыми руками. Они привозили такие пышные платьица, что ребенок явно потеряется во всех рюшах и оборках; уйму таких огромных игрушек, что малышка на их фоне казалась карликом; музыкальную шкатулку, откуда доносился «Эдельвейс». Хотя они оба порхали над Мелиссой, отношение Клейборна к девочке трогало душу. Как прикованный, он мог стоять у двери детской, прислонив кончики пальцев к стеклу. А когда он уходил, его голова поворачивалась от детской в самую последнюю очередь. Однажды он даже заглянул к ним после работы, хотя это было крайне неудобно, поскольку их дом находился в другой стороне от его дома. Он так говорил:
— Когда она подрастет и сможет кататься на трехколесном велосипеде, дедушка позаботится о том, чтобы у нее был самый лучший велосипед в городе… — Или: — Подождите, пока она не начнет ходить, разве это не будет чудесно? — Или: — Вам с Клеем нужно будет взять выходной и уехать, а мы останемся с ребенком.
Приходила Бобби. Она остановилась перед окошком, большие пальцы рук торчали из карманов джинсов.
— Ну, посмотрите на это чудо! Подумать только, я тоже в этом принимала участие.
Приходила Ада. Она сообщила, что она поступила на курсы водителей и теперь может очень часто приезжать домой к Клею и Кэтрин и навещать ребенка. Герб исчез.
Стив прислал огромный букет розовых гвоздик и «детского дыхания», а потом позвонил и сказал, что собирается приехать снова в августе и надеется увидеть Клея, Кэтрин и Мелиссу под одной крышей.
И, конечно, был Клей…
Клей, который находился через реку в юридической школе, появлялся у Кэтрин в любое время дня. Клей, который стоял у края кровати Кэтрин, когда они оставались одни, и, казалось, не зная, что сказать. Клей, который прекрасно играл роль отца, когда приходили посетители, смеясь над их шутками о том, что настанет время, когда Мелисса будет приводить домой своих парней, улыбаясь Кэтрин, восхищаясь бесконечным потоком подарков, проводил долгие минуты в детской у кроватки ребенка один, пытаясь проглотить комок, который навечно застрял в его горле.
Приехала Ада и осталась на три дня в доме молодых Форрестеров, когда Кэтрин и Мелиссу привезли из больницы.
В течение этого времени Ада спала на диване. Клею было особенно мучительно спать с Кэтрин. Каждую ночь он просыпался, когда на другом конце кровати едва слышались сосущие звуки. Ему хотелось больше всего на свете включить свет и смотреть на них. Но он знал, что Кэтрин будет беспокоить как свет, так и то, что он на нее смотрит, поэтому он лежал тихо, делая вид, что спит. Как он удивился, когда узнал, что она собирается кормить ребенка грудью. Поначалу он думал, что она сделала этот выбор из чувства долга, поскольку было много пропаганды по этому вопросу. Но, по мере того как шло время, Клей понял, что все, что Кэтрин делала для и с Мелиссой, было вызвано глубоким чувством материнской любви.
Кэтрин начала меняться.
Были времена, когда он приходил к Кэтрин и видел, что она уткнулась лицом в маленький животик Мелиссы, ворковала над ней и нежно проявляла свою любовь. Однажды он увидел, что она легонько посасывает пальчики ног дочери. Когда она купала ребенка, она не переставала разговаривать и тихонько смеяться. Когда ребенок спал слишком долго, она в буквальном смысле подстерегала, когда Мелисса проснется и захочет, чтобы ее покормили. Кэтрин начала много петь, сначала только для Мелиссы, но потом, казалось, она забывалась и пела, когда выполняла работу по дому. Очевидно, она нашла свой источник улыбок тоже, и у нее всегда была наготове улыбка для Клея, когда он возвращался домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Он понял многое в этой близости с Кэтрин, он понял глубокое и вечное: силу жизни, которая пытается повториться в ее теле. Он понял, почему природа придумала тяжелые родовые муки: в этот период мужчина и женщина становятся ближе, чем в любое другое время. У этой боли цель состоит не только в том, чтобы ребенок появился на свет.
Кэтрин повели в родильную комнату, а Клей почувствовал вдруг, что его чего-то лишили, как будто его место незаконно захватили чужие люди. Но когда его спросили, слушал ли он лекции, которые читали в роддоме для отцов, ему пришлось честно признаться: — Нет.
В университетской больнице Миннесоты больше не использовали родильных столов. Вместо этого Кэтрин поместили в родильное кресло. Это обеспечивало силу проталкивания, пока она тужилась. Кристина Флемминг все время находилась в родильной комнате, она улыбалась и помогала, и Кэтрин даже пошутила:
— Мы выглядим не очень привлекательными. Индейские женщины раньше рожали своих детей, сидя в лесу на корточках.
Дитя Клея и Кэтрин Форрестер наконец увидело божий свет, и перед тем, как впасть в благословенный сон, Кэтрин знала, что это девочка.
Кэтрин плыла по озеру хлопковых пушинок. Когда она очутилась на поверхности и открыла тяжелые, свинцовые веки, она увидела, что Клей дремлет в кресле, подперев рукой щеку. Его волосы были взъерошены, подбородок и щеки заросли щетиной. Он выглядит потрясающе, подумала Кэтрин в бездумном, вводящем в заблуждение тумане. Ее ум был по-прежнему рассеянным и блуждающим, когда она изучала его. Ритм его дыхания удлинялся ее апатичностью от принятой дозы успокоительного. «Я все-таки его люблю», — неясно думала Кэтрин сквозь боль.
— Клей? — с трудом проговорила она. Он тотчас открыл глаза и вскочил со стула.
— Кэт, — нежно сказал он. — Ты проснулась.
Она медленно закрыла глаза.
— Да. Я опять сделала не то, правда, Клей? — Она чувствовала, что он взял ее руку, почувствовала, как он прижимает ее к губам.
— Ты имеешь в виду, что родилась девочка?
Она кивнула головой, которая, казалось, весила сотни тысяч фунтов.
— Ты не будешь так думать, когда увидишь ее.
Кэтрин слегка улыбнулась. Ее губы сильно пересохли. Жаль, что он не может ничего положить на них, чтобы помочь.
— Клей?
— Я здесь.
— Спасибо за помощь.
Она снова предалась забвению, ее дыхание стало тяжелым и ритмичным. Он сел на стул рядом с кроватью, положив локоть на колено, держа ее руку до тех пор, пока не убедился, что она уснула. Потом с тяжелым вздохом он опустил лоб к ее пальцам и тоже закрыл глаза.
Стук трости бабушки Форрестер сообщил о ее приближении. Когда она вошла в дом, первое, что она сказала, было:
— Молодая леди, мне семьдесят восемь лет. Следующим пусть будет мальчик. — Но, прихрамывая, она подошла к кровати и пожаловала искренний поцелуй непревзойденному совершенству ее первой внучки.
Пришла Мари. Она, как всегда, улыбалась и сообщила, что, наконец, они с Джо женятся, как только через пару месяцев он закончит университет. Она добавила, что их воодушевил «головокружительный» успех Кэтрин и Клея.
Клейборн и Анжела приезжали каждый день — и ни разу с пустыми руками. Они привозили такие пышные платьица, что ребенок явно потеряется во всех рюшах и оборках; уйму таких огромных игрушек, что малышка на их фоне казалась карликом; музыкальную шкатулку, откуда доносился «Эдельвейс». Хотя они оба порхали над Мелиссой, отношение Клейборна к девочке трогало душу. Как прикованный, он мог стоять у двери детской, прислонив кончики пальцев к стеклу. А когда он уходил, его голова поворачивалась от детской в самую последнюю очередь. Однажды он даже заглянул к ним после работы, хотя это было крайне неудобно, поскольку их дом находился в другой стороне от его дома. Он так говорил:
— Когда она подрастет и сможет кататься на трехколесном велосипеде, дедушка позаботится о том, чтобы у нее был самый лучший велосипед в городе… — Или: — Подождите, пока она не начнет ходить, разве это не будет чудесно? — Или: — Вам с Клеем нужно будет взять выходной и уехать, а мы останемся с ребенком.
Приходила Бобби. Она остановилась перед окошком, большие пальцы рук торчали из карманов джинсов.
— Ну, посмотрите на это чудо! Подумать только, я тоже в этом принимала участие.
Приходила Ада. Она сообщила, что она поступила на курсы водителей и теперь может очень часто приезжать домой к Клею и Кэтрин и навещать ребенка. Герб исчез.
Стив прислал огромный букет розовых гвоздик и «детского дыхания», а потом позвонил и сказал, что собирается приехать снова в августе и надеется увидеть Клея, Кэтрин и Мелиссу под одной крышей.
И, конечно, был Клей…
Клей, который находился через реку в юридической школе, появлялся у Кэтрин в любое время дня. Клей, который стоял у края кровати Кэтрин, когда они оставались одни, и, казалось, не зная, что сказать. Клей, который прекрасно играл роль отца, когда приходили посетители, смеясь над их шутками о том, что настанет время, когда Мелисса будет приводить домой своих парней, улыбаясь Кэтрин, восхищаясь бесконечным потоком подарков, проводил долгие минуты в детской у кроватки ребенка один, пытаясь проглотить комок, который навечно застрял в его горле.
Приехала Ада и осталась на три дня в доме молодых Форрестеров, когда Кэтрин и Мелиссу привезли из больницы.
В течение этого времени Ада спала на диване. Клею было особенно мучительно спать с Кэтрин. Каждую ночь он просыпался, когда на другом конце кровати едва слышались сосущие звуки. Ему хотелось больше всего на свете включить свет и смотреть на них. Но он знал, что Кэтрин будет беспокоить как свет, так и то, что он на нее смотрит, поэтому он лежал тихо, делая вид, что спит. Как он удивился, когда узнал, что она собирается кормить ребенка грудью. Поначалу он думал, что она сделала этот выбор из чувства долга, поскольку было много пропаганды по этому вопросу. Но, по мере того как шло время, Клей понял, что все, что Кэтрин делала для и с Мелиссой, было вызвано глубоким чувством материнской любви.
Кэтрин начала меняться.
Были времена, когда он приходил к Кэтрин и видел, что она уткнулась лицом в маленький животик Мелиссы, ворковала над ней и нежно проявляла свою любовь. Однажды он увидел, что она легонько посасывает пальчики ног дочери. Когда она купала ребенка, она не переставала разговаривать и тихонько смеяться. Когда ребенок спал слишком долго, она в буквальном смысле подстерегала, когда Мелисса проснется и захочет, чтобы ее покормили. Кэтрин начала много петь, сначала только для Мелиссы, но потом, казалось, она забывалась и пела, когда выполняла работу по дому. Очевидно, она нашла свой источник улыбок тоже, и у нее всегда была наготове улыбка для Клея, когда он возвращался домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107