Хочу, в конце концов, принять горячую ванну. Мне надоело купаться в соленой воде.
— Ты все, все получишь, ненасытная ты женщина, — шутливо успокаивал ее Кинкейд.
Закрыв дверь каюты, он сгреб девушку в объятия. Его теплые губы нежно припали к ее устам, и она вздохнула от удовольствия. В его крепких руках она всегда чувствовала покой и безмятежность, чего уже не находила много лет.
— Я хочу поесть нормальной еды, а не той, которую своими грязными руками стряпает Флойд, — продолжала капризничать Бесс.
— Не такие уж грязные у него руки, — возразил шотландец. — По крайней мере для судового повара. Когда я плавал на «Ревендже», то у нас был кок… — Кинкейд замолчал, усмехнувшись. — Ладно, тебе все равно не понравится эта история.
— Ты никогда не упоминал никаких плаваний и ни о каком «Ревендже» не говорил, — удивилась Бесс. — Когда же это…
— Ш-ш-ш! — Он приложил палец к ее губам. — Я немало делал такого, что принадлежит, считай, другим мирам и другим временам. — Кинкейд проказливо улыбнулся, и сердце девушки екнуло от этой улыбки. — Бесс, мне нужен твой заветный кожаный кошелек. Пришло время расстаться с маленькой золотой дикой киской и прочими ценностями. Я знаю, что значат для тебя эти украшения, но за работу людям мы обязаны заплатить, иначе не миновать мятежа.
— Ты говорил, что ягуара продавать небезопасно. Помнишь, тогда, в Каролине? А здесь — разве не то же самое?
— Флойд говорит…
— Опять Флойд! — Бесс вырвалась из рук Кинкейда. — Почему всегда Флойд? Только и слышу — Флойд, Флойд. Я вообще не доверяю ему. В нем что-то…
— Флойд говорит, что знает на острове одного человека, который покупает такие вещи. Да и я о нем достаточно слышал, поэтому…
— А я говорю, что Флойду нельзя доверять, — горячо сказала Бесс. — К кому, ты думаешь, он тебя направит? К старому замшелому пиратскому главарю!
— К бизнесмену, Бесс, к бизнесмену. К ловкому торговцу, который занимается перевозкой рома и рабов и не гнушается ничем, что может принести выгоду. Он известен под именем Сокольничего, а подлинное свое лицо тщательно скрывает. Говорят, в его руках все карибские воды.
— Я уже много лет слушаю морские истории своего отца. И ни разу он не упоминал ни о каких Сокольничих.
— Сокольничий слишком хитер и опытен, чтобы обнародовать свои темные авантюры по всем европейским колониям.
— Если Сокольничий нарушает закон, почему же власти не арестуют его? — потребовала ответа девушка.
— Он невероятно скрытен и осторожен, почти отшельник, но говорят, живет как король в своем королевстве. У него даже войско есть. Богатство его огромно, возможности безграничны. Ходят слухи, будто бы Сокольничий — это сам британский губернатор.
— Ты говоришь, он занимается работорговлей?
— Да. Грязное дело, не могу не согласиться. Запах от судна, везущего «партию» живого товара, распространяется на полмили в открытом море. Мужчин, женщин набивают в трюмы как сельдь в бочки. Но только не на судах Сокольничего. Свою «черную» добычу он бережет. Покупает самых крепких и сильных, обеспечивает всех пресной водой, нормальной пищей, даже на воздух выводит во время морского перехода. Разумеется, не сам лично. Его корабли доставляют рабов вдвое меньше, зато все остаются живы, и все расходы по их содержанию с лихвой покрываются ценами, которые готовы платить местные хозяева.
У Бесс мурашки побежали по коже.
— Извлекать выгоду за счет человеческих страданий… Даже животные не способны на это, — сказала она. — Ненавижу рабство, и ненавижу работорговцев.
— Ах, Бесс, дорогая моя, было бы на свете побольше таких, как ты, и поменьше таких, как Сокольничий, — вздохнул Кинкейд. — Впрочем, нам придется иметь с ним дело, если мы хотим достичь своей цели.
— Но почему? Почему придется?
• — Какая ты наивная, Бесс. Когда оказываешься в чужих водах, лучше сразу выйти на самую хищную акулу. А если мы отыщем клад, ты сможешь очистить свою совесть, купив десяток рабов и немедленно освободив их.
— Ты меня за блаженную принимаешь или за дуру, — тихо сказала Бесс.
— Ничего подобного. Но ты должна понять, что в одиночку мир нельзя изменить. Рабство существует веками и существует всюду — от Китая до Африки. Людской алчности нет предела.
— Значит, ты считаешь, что хороших добрых людей вроде нашего Руди можно держать в скотских условиях, пороть кнутом, как…
— Я сам был в рабстве, — оборвал ее Кинкейд. — И я был под кнутом. И мы оба прекрасно знаем, кто держал его в руках.
— Тебя секли не за то, что ты батрак, — возмущенно бросила в ответ Бесс. — Тебя секли в наказание — за конокрадство… а также во избежание виселицы.
— Ну да, — горько заметил он. — Это будет мне утешением, когда в сырую погоду разболятся мои раны. — Он протянул руку. — Давай золото, госпожа нанимательница.
Слезы готовы были брызнуть из ее глаз.
— Кинкейд, прости… прости меня за ту боль. Она встретила его сверкающий от гнева взгляд.
— Но ведь ты сделаешь это вновь?
Бесс была поражена глубиной его переживаний. Горечь, обида, негодование — он не скрывал ничего.
— Если тебе придется сделать это — сделаешь, так ведь? — настаивал он.
— Да, — пересохшими вдруг губами сказала Бесс.
— Тогда ты не имеешь права задавать вопросы. Я делаю то, что считаю нужным.
Дрожащими руками Бесс развязала шнурок, на котором висел кошелек с ее богатством — золотой ягуар, оставшиеся монеты, кое-какие драгоценности.
— Кинкейд…
Лицо его окаменело, карие глаза смотрели отчужденно. Трудно было поверить, что перед ней тот самый мужчина, с которым она всего несколько минут назад зашла в каюту.
— Жди меня здесь, — приказал он. — Я вернусь, как только закончу дела с Сокольничим.
— Кинкейд, честное слово, я не хотела…
— Мы как кремень и сталь. Мы не можем долго быть вместе без того, чтобы не схлестнуться. А я уже не в том возрасте, чтобы ломать себя — и, боюсь, ты тоже.
Бесс молча проводила его глазами. Несколько недель между ними не было и намека на ссору, и вот, пожалуйста, — Кинкейд взорвался, как китайская пороховая шутиха.
— До чего несовершенные существа эти мужчины, — наконец пробормотала она в задумчивости. — Все с ног на голову перевернут.
Спустя три часа немолодой человек, известный под именем Сокольничего, держал на своей белой холеной ладони фигурку золотого ягуара.
— Прелестно, — пробормотал он, осторожно поворачивая статуэтку. — Мне уже приходилось видеть такую изысканную работу. — Он обезоруживающе улыбнулся Кинкейду. — Где, вы говорите, раздобыли эту вещицу?
— Я ничего не говорю, — ответил Кинкейд. Хозяин взял увеличительное стекло и стал разглядывать все до мельчайших подробностей.
— Не соблаговолите ли просветить меня, — не отрываясь от лупы, произнес он, — как вам удалось попасть на борт «Алого Танагра».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Ты все, все получишь, ненасытная ты женщина, — шутливо успокаивал ее Кинкейд.
Закрыв дверь каюты, он сгреб девушку в объятия. Его теплые губы нежно припали к ее устам, и она вздохнула от удовольствия. В его крепких руках она всегда чувствовала покой и безмятежность, чего уже не находила много лет.
— Я хочу поесть нормальной еды, а не той, которую своими грязными руками стряпает Флойд, — продолжала капризничать Бесс.
— Не такие уж грязные у него руки, — возразил шотландец. — По крайней мере для судового повара. Когда я плавал на «Ревендже», то у нас был кок… — Кинкейд замолчал, усмехнувшись. — Ладно, тебе все равно не понравится эта история.
— Ты никогда не упоминал никаких плаваний и ни о каком «Ревендже» не говорил, — удивилась Бесс. — Когда же это…
— Ш-ш-ш! — Он приложил палец к ее губам. — Я немало делал такого, что принадлежит, считай, другим мирам и другим временам. — Кинкейд проказливо улыбнулся, и сердце девушки екнуло от этой улыбки. — Бесс, мне нужен твой заветный кожаный кошелек. Пришло время расстаться с маленькой золотой дикой киской и прочими ценностями. Я знаю, что значат для тебя эти украшения, но за работу людям мы обязаны заплатить, иначе не миновать мятежа.
— Ты говорил, что ягуара продавать небезопасно. Помнишь, тогда, в Каролине? А здесь — разве не то же самое?
— Флойд говорит…
— Опять Флойд! — Бесс вырвалась из рук Кинкейда. — Почему всегда Флойд? Только и слышу — Флойд, Флойд. Я вообще не доверяю ему. В нем что-то…
— Флойд говорит, что знает на острове одного человека, который покупает такие вещи. Да и я о нем достаточно слышал, поэтому…
— А я говорю, что Флойду нельзя доверять, — горячо сказала Бесс. — К кому, ты думаешь, он тебя направит? К старому замшелому пиратскому главарю!
— К бизнесмену, Бесс, к бизнесмену. К ловкому торговцу, который занимается перевозкой рома и рабов и не гнушается ничем, что может принести выгоду. Он известен под именем Сокольничего, а подлинное свое лицо тщательно скрывает. Говорят, в его руках все карибские воды.
— Я уже много лет слушаю морские истории своего отца. И ни разу он не упоминал ни о каких Сокольничих.
— Сокольничий слишком хитер и опытен, чтобы обнародовать свои темные авантюры по всем европейским колониям.
— Если Сокольничий нарушает закон, почему же власти не арестуют его? — потребовала ответа девушка.
— Он невероятно скрытен и осторожен, почти отшельник, но говорят, живет как король в своем королевстве. У него даже войско есть. Богатство его огромно, возможности безграничны. Ходят слухи, будто бы Сокольничий — это сам британский губернатор.
— Ты говоришь, он занимается работорговлей?
— Да. Грязное дело, не могу не согласиться. Запах от судна, везущего «партию» живого товара, распространяется на полмили в открытом море. Мужчин, женщин набивают в трюмы как сельдь в бочки. Но только не на судах Сокольничего. Свою «черную» добычу он бережет. Покупает самых крепких и сильных, обеспечивает всех пресной водой, нормальной пищей, даже на воздух выводит во время морского перехода. Разумеется, не сам лично. Его корабли доставляют рабов вдвое меньше, зато все остаются живы, и все расходы по их содержанию с лихвой покрываются ценами, которые готовы платить местные хозяева.
У Бесс мурашки побежали по коже.
— Извлекать выгоду за счет человеческих страданий… Даже животные не способны на это, — сказала она. — Ненавижу рабство, и ненавижу работорговцев.
— Ах, Бесс, дорогая моя, было бы на свете побольше таких, как ты, и поменьше таких, как Сокольничий, — вздохнул Кинкейд. — Впрочем, нам придется иметь с ним дело, если мы хотим достичь своей цели.
— Но почему? Почему придется?
• — Какая ты наивная, Бесс. Когда оказываешься в чужих водах, лучше сразу выйти на самую хищную акулу. А если мы отыщем клад, ты сможешь очистить свою совесть, купив десяток рабов и немедленно освободив их.
— Ты меня за блаженную принимаешь или за дуру, — тихо сказала Бесс.
— Ничего подобного. Но ты должна понять, что в одиночку мир нельзя изменить. Рабство существует веками и существует всюду — от Китая до Африки. Людской алчности нет предела.
— Значит, ты считаешь, что хороших добрых людей вроде нашего Руди можно держать в скотских условиях, пороть кнутом, как…
— Я сам был в рабстве, — оборвал ее Кинкейд. — И я был под кнутом. И мы оба прекрасно знаем, кто держал его в руках.
— Тебя секли не за то, что ты батрак, — возмущенно бросила в ответ Бесс. — Тебя секли в наказание — за конокрадство… а также во избежание виселицы.
— Ну да, — горько заметил он. — Это будет мне утешением, когда в сырую погоду разболятся мои раны. — Он протянул руку. — Давай золото, госпожа нанимательница.
Слезы готовы были брызнуть из ее глаз.
— Кинкейд, прости… прости меня за ту боль. Она встретила его сверкающий от гнева взгляд.
— Но ведь ты сделаешь это вновь?
Бесс была поражена глубиной его переживаний. Горечь, обида, негодование — он не скрывал ничего.
— Если тебе придется сделать это — сделаешь, так ведь? — настаивал он.
— Да, — пересохшими вдруг губами сказала Бесс.
— Тогда ты не имеешь права задавать вопросы. Я делаю то, что считаю нужным.
Дрожащими руками Бесс развязала шнурок, на котором висел кошелек с ее богатством — золотой ягуар, оставшиеся монеты, кое-какие драгоценности.
— Кинкейд…
Лицо его окаменело, карие глаза смотрели отчужденно. Трудно было поверить, что перед ней тот самый мужчина, с которым она всего несколько минут назад зашла в каюту.
— Жди меня здесь, — приказал он. — Я вернусь, как только закончу дела с Сокольничим.
— Кинкейд, честное слово, я не хотела…
— Мы как кремень и сталь. Мы не можем долго быть вместе без того, чтобы не схлестнуться. А я уже не в том возрасте, чтобы ломать себя — и, боюсь, ты тоже.
Бесс молча проводила его глазами. Несколько недель между ними не было и намека на ссору, и вот, пожалуйста, — Кинкейд взорвался, как китайская пороховая шутиха.
— До чего несовершенные существа эти мужчины, — наконец пробормотала она в задумчивости. — Все с ног на голову перевернут.
Спустя три часа немолодой человек, известный под именем Сокольничего, держал на своей белой холеной ладони фигурку золотого ягуара.
— Прелестно, — пробормотал он, осторожно поворачивая статуэтку. — Мне уже приходилось видеть такую изысканную работу. — Он обезоруживающе улыбнулся Кинкейду. — Где, вы говорите, раздобыли эту вещицу?
— Я ничего не говорю, — ответил Кинкейд. Хозяин взял увеличительное стекло и стал разглядывать все до мельчайших подробностей.
— Не соблаговолите ли просветить меня, — не отрываясь от лупы, произнес он, — как вам удалось попасть на борт «Алого Танагра».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69