— Англич хотеть смерть желтая голова. Че остановить.
Бесс сглотнула комок страха и выдавила тусклую улыбку.
— Спасибо тебе, Че, — поблагодарила она. — Но почему? Почему они решили убить нас? — бросилась девушка к Кинкейду. — Мы же собирались поделить с ними золото.
— А они захотели забрать его все, — ответил шотландец. — Теперь их навеки поглотят джунгли. Без Ха-кобо далеко не уйдешь. Погибнут от голода или от укуса змеи. А может, попадутся в руки карибам.
— Че видеть все, — продолжал Че. — Кариб быть здесь. Че быть здесь, Че смерть кариб. — Он показал на пальцах «два». — Кариб плохой. Англич плохой. Жен-чи-на Звезд нет плохой. Желтая голова нет плохой. Друг куна. Да?
— Куна друг да! — Кинкейд протянул дружелюбному индейцу руки.
Че энергично потряс их, потом обнял шотландца.
— Можно от дождя где-нибудь спрятаться? — спросил Бесс.
За день она столько пережила, что была на грани срыва. Ей хотелось свернуться клубочком в объятиях Кинкейда, спрятаться от сырости и ни о чем не думать. Голова болела, тело горело, но по нему все время пробегали мурашки.
— Можно? — повторила она. — Ну, пожалуйста… Кинкейд обнял ее за плечи и повел к навесу-хижине.
Под плетеной крышей горел очаг.
— Снимай с себя все, — строго сказал Кинкейд. — Лихорадка начнется, если будешь сидеть в мокром.
Бесс округлила глаза.
— Здесь? Раздеваться здесь, перед всеми?
— Я тебя нагишом видел, пожалуй, не один раз. А на Че и Ха-кобо это вообще не произведет впечатления. Я сказал, раздевайся, живо!
— Вот еще! Жди! — выкрикнула девушка. — Обсохну у огня, но, черт меня побери, раздеваться догола перед дикарями я не стану.
— Меня ты тоже к ним причисляешь, а, Бесс? — хохотнул Кинкейд.
— Тебя самого первого! — парировала она. — Ты мог бы стать королем целого народа голых дикарей!
— Но ты ведь все равно любишь меня! — проказливо поддел ее шотландец.
— Да, — вдруг посерьезнев, ответила Бесс. — И ничего не могу с этим поделать.
После ужина, который Бесс и Кинкейд разделили с Че и Ха-кобо, индейцы молча поднялись и нырнули в пропитанную дождем ночь. Кинкейд растянулся около огня, Бесс устроилась у него под крылом.
— Чего это они? — сонно удивилась она поведению куна.
— Мне кажется, они неуютно себя чувствуют в компании ведьмы, — усмехнулся Кинкейд, — а Че, наверное, боится, что ты превратишь его в лягушку.
Он устал до смерти. Веки щипало, будто в них бросили горсть песка, но он понимал, что сейчас не до сна. На индейцев — куна, конечно, можно было надеяться. Но в сущности все зависело от него. И прежде всего жизнь Бесс.
Она поднесла к губам его ладонь, один за другим поцеловала пальцы. Ее прикосновения-пушинки щекотали кожу, но они же вызвали в его теле тихую дрожь восторга.
— Я ведьма, по-твоему? Только честно? — спросила она шепотом.
Кинкейд смотрел на ее бледное лицо. Глаза девушки были опущены, он не видел их, но чувствовал жар этой лазурной синевы.
— Ты можешь видеть недоступное, предсказывать, это верно, — признал Кинкейд. — Но ведьма — это что-то злое. В тебе же, девочка, я вижу только добро и любовь. Твоя душа чиста и невинна, так же как моя черна и порочна.
Девушка вздрогнула в его объятиях.
— Не говори так о себе. Ты хороший человек. Все, что было в прошлом, не лишает тебя права на свою долю счастья. Мы еще сможем начать новую жизнь.
— Ну, опять… — сквозь зубы произнес он.
— Да опять. И опять. Я ведь люблю тебя, бестолковая твоя шотландская голова. И ты любишь меня. И знаешь это. Так?
— Признать, что я люблю тебя, легко и приятно. Вся сложность в том, что ты ждешь от меня, милая.
— Чтобы ты женился на мне. — Бесс повернулась к нему лицом. — Ты отныне не нищий наемник. Золото, которое ты извлек из-под этого водопада, делает тебя богатым и независимым.
Ну где, где еще он найдет такую женщину? Нигде. Она особенная, совершенно удивительная, одна на миллион. Он всегда будет тосковать по этим шелковистым локонам, по низкому хрипловатому голосу…
— Ах, Бесс, — выдохнул Кинкейд. — Ах ты, моя Бесс.
Склонившись к ее лицу, он нежно коснулся мягких губ, вкусил их яблочную сладость.
Лишь на несколько секунд он представил себя мужем Бесс, хозяином «Дара судьбы»… Что за жизнь будет у него — рубить леса, возделывать землю… встречать весны, зимы… любоваться на Бесс… растить детей… видеть любимую с младенцем у груди… Нет!
— Нет, Бесс, — повторил он вслух, убеждая скорее себя, чем ее. — Мы с тобой опоздали. Я доставлю тебя к родному порогу. Живи на своей прекрасной земле. А я… Пройдет время, и ты забудешь обо мне. Ты встретишь хорошего человека, который будет достоин тебя.
— Не говори так, — ответила Бесс. — Разве ты недостоин меня? Да ты обманываешь самого себя, утверждая это!
— Почему интересно?
— Потому что ты трус, потому что ты боишься позволить себе любить и быть любимым. Твоя первая жена предала тебя. Конечно, легче от всего отказаться, чем рисковать еще раз! — с жаром сказала Бесс.
Проглотив горькие, резкие слова, рвавшиеся с языка, Кинкейд вскочил, схватил пистолет и вышел на дождь. Тот хлестал, пропитывая одежду, волосы, но какое это имело значение! Он понимал, что глупо, опасно вот так разгуливать, подставляясь под стрелы дикарей-карибов, дразня голодных хищников, но ему просто необходимо было побыть одному, подальше от Бесс. И подумать. Он понимал, что если расстанется с Бесс, то, конечно же, никогда не купит и не возделает ни клочка земли, ни на шаг не отступит от жестокого своего промысла. Он найдет себе врага, он найдет себе клинок и мушкет, он найдет себе войну одну, другую, пятую… Свою долю золота он промотает в кабаках и борделях. А когда наконец удача изменит ему, на могиле его некому будет поплакать, некому будет даже начертать на надгробном камне имя.
Назвать его трусом было смертельным оскорблением. Но Бесс сделала это. И, Боже всемогущий, она права. Он никогда в жизни так не боялся. Он хотел верить ее словам любви, но боялся! Он хотел научиться верить этой женщине, но не знал как.
Хочет ли он увидеть Бесс Беннет своей женой? Да, черт побери, хочет. Его страшило другое. Сможет ли ои удержать ее? Вдруг она бросит его, предпочтет ему другого мужчину?.. Видит Бог, тот случай с Жильен не должен повториться. Чувства, которые оживила, распалила в нем Бесс, даже сравниться не могли с его «первой любовью» к Жильен. Бесс почти лишила его разума. Так что если он женится на Бесс, хочешь не хочешь, ее придется держать крепко, чего бы то ни стоило.
Вдруг, почуяв опасность, он крутанулся на месте. Из зарослей прямо на него смотрели сверкающие зеленые, полные ярости глаза!
— Пошел отсюда, ну! — Кинкейд громко хлопнул в ладоши. — Пошел! Фьють! — свистнул он оглушительно. — Пожалуй, мне надо жениться, — пробормотал, помолчав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Бесс сглотнула комок страха и выдавила тусклую улыбку.
— Спасибо тебе, Че, — поблагодарила она. — Но почему? Почему они решили убить нас? — бросилась девушка к Кинкейду. — Мы же собирались поделить с ними золото.
— А они захотели забрать его все, — ответил шотландец. — Теперь их навеки поглотят джунгли. Без Ха-кобо далеко не уйдешь. Погибнут от голода или от укуса змеи. А может, попадутся в руки карибам.
— Че видеть все, — продолжал Че. — Кариб быть здесь. Че быть здесь, Че смерть кариб. — Он показал на пальцах «два». — Кариб плохой. Англич плохой. Жен-чи-на Звезд нет плохой. Желтая голова нет плохой. Друг куна. Да?
— Куна друг да! — Кинкейд протянул дружелюбному индейцу руки.
Че энергично потряс их, потом обнял шотландца.
— Можно от дождя где-нибудь спрятаться? — спросил Бесс.
За день она столько пережила, что была на грани срыва. Ей хотелось свернуться клубочком в объятиях Кинкейда, спрятаться от сырости и ни о чем не думать. Голова болела, тело горело, но по нему все время пробегали мурашки.
— Можно? — повторила она. — Ну, пожалуйста… Кинкейд обнял ее за плечи и повел к навесу-хижине.
Под плетеной крышей горел очаг.
— Снимай с себя все, — строго сказал Кинкейд. — Лихорадка начнется, если будешь сидеть в мокром.
Бесс округлила глаза.
— Здесь? Раздеваться здесь, перед всеми?
— Я тебя нагишом видел, пожалуй, не один раз. А на Че и Ха-кобо это вообще не произведет впечатления. Я сказал, раздевайся, живо!
— Вот еще! Жди! — выкрикнула девушка. — Обсохну у огня, но, черт меня побери, раздеваться догола перед дикарями я не стану.
— Меня ты тоже к ним причисляешь, а, Бесс? — хохотнул Кинкейд.
— Тебя самого первого! — парировала она. — Ты мог бы стать королем целого народа голых дикарей!
— Но ты ведь все равно любишь меня! — проказливо поддел ее шотландец.
— Да, — вдруг посерьезнев, ответила Бесс. — И ничего не могу с этим поделать.
После ужина, который Бесс и Кинкейд разделили с Че и Ха-кобо, индейцы молча поднялись и нырнули в пропитанную дождем ночь. Кинкейд растянулся около огня, Бесс устроилась у него под крылом.
— Чего это они? — сонно удивилась она поведению куна.
— Мне кажется, они неуютно себя чувствуют в компании ведьмы, — усмехнулся Кинкейд, — а Че, наверное, боится, что ты превратишь его в лягушку.
Он устал до смерти. Веки щипало, будто в них бросили горсть песка, но он понимал, что сейчас не до сна. На индейцев — куна, конечно, можно было надеяться. Но в сущности все зависело от него. И прежде всего жизнь Бесс.
Она поднесла к губам его ладонь, один за другим поцеловала пальцы. Ее прикосновения-пушинки щекотали кожу, но они же вызвали в его теле тихую дрожь восторга.
— Я ведьма, по-твоему? Только честно? — спросила она шепотом.
Кинкейд смотрел на ее бледное лицо. Глаза девушки были опущены, он не видел их, но чувствовал жар этой лазурной синевы.
— Ты можешь видеть недоступное, предсказывать, это верно, — признал Кинкейд. — Но ведьма — это что-то злое. В тебе же, девочка, я вижу только добро и любовь. Твоя душа чиста и невинна, так же как моя черна и порочна.
Девушка вздрогнула в его объятиях.
— Не говори так о себе. Ты хороший человек. Все, что было в прошлом, не лишает тебя права на свою долю счастья. Мы еще сможем начать новую жизнь.
— Ну, опять… — сквозь зубы произнес он.
— Да опять. И опять. Я ведь люблю тебя, бестолковая твоя шотландская голова. И ты любишь меня. И знаешь это. Так?
— Признать, что я люблю тебя, легко и приятно. Вся сложность в том, что ты ждешь от меня, милая.
— Чтобы ты женился на мне. — Бесс повернулась к нему лицом. — Ты отныне не нищий наемник. Золото, которое ты извлек из-под этого водопада, делает тебя богатым и независимым.
Ну где, где еще он найдет такую женщину? Нигде. Она особенная, совершенно удивительная, одна на миллион. Он всегда будет тосковать по этим шелковистым локонам, по низкому хрипловатому голосу…
— Ах, Бесс, — выдохнул Кинкейд. — Ах ты, моя Бесс.
Склонившись к ее лицу, он нежно коснулся мягких губ, вкусил их яблочную сладость.
Лишь на несколько секунд он представил себя мужем Бесс, хозяином «Дара судьбы»… Что за жизнь будет у него — рубить леса, возделывать землю… встречать весны, зимы… любоваться на Бесс… растить детей… видеть любимую с младенцем у груди… Нет!
— Нет, Бесс, — повторил он вслух, убеждая скорее себя, чем ее. — Мы с тобой опоздали. Я доставлю тебя к родному порогу. Живи на своей прекрасной земле. А я… Пройдет время, и ты забудешь обо мне. Ты встретишь хорошего человека, который будет достоин тебя.
— Не говори так, — ответила Бесс. — Разве ты недостоин меня? Да ты обманываешь самого себя, утверждая это!
— Почему интересно?
— Потому что ты трус, потому что ты боишься позволить себе любить и быть любимым. Твоя первая жена предала тебя. Конечно, легче от всего отказаться, чем рисковать еще раз! — с жаром сказала Бесс.
Проглотив горькие, резкие слова, рвавшиеся с языка, Кинкейд вскочил, схватил пистолет и вышел на дождь. Тот хлестал, пропитывая одежду, волосы, но какое это имело значение! Он понимал, что глупо, опасно вот так разгуливать, подставляясь под стрелы дикарей-карибов, дразня голодных хищников, но ему просто необходимо было побыть одному, подальше от Бесс. И подумать. Он понимал, что если расстанется с Бесс, то, конечно же, никогда не купит и не возделает ни клочка земли, ни на шаг не отступит от жестокого своего промысла. Он найдет себе врага, он найдет себе клинок и мушкет, он найдет себе войну одну, другую, пятую… Свою долю золота он промотает в кабаках и борделях. А когда наконец удача изменит ему, на могиле его некому будет поплакать, некому будет даже начертать на надгробном камне имя.
Назвать его трусом было смертельным оскорблением. Но Бесс сделала это. И, Боже всемогущий, она права. Он никогда в жизни так не боялся. Он хотел верить ее словам любви, но боялся! Он хотел научиться верить этой женщине, но не знал как.
Хочет ли он увидеть Бесс Беннет своей женой? Да, черт побери, хочет. Его страшило другое. Сможет ли ои удержать ее? Вдруг она бросит его, предпочтет ему другого мужчину?.. Видит Бог, тот случай с Жильен не должен повториться. Чувства, которые оживила, распалила в нем Бесс, даже сравниться не могли с его «первой любовью» к Жильен. Бесс почти лишила его разума. Так что если он женится на Бесс, хочешь не хочешь, ее придется держать крепко, чего бы то ни стоило.
Вдруг, почуяв опасность, он крутанулся на месте. Из зарослей прямо на него смотрели сверкающие зеленые, полные ярости глаза!
— Пошел отсюда, ну! — Кинкейд громко хлопнул в ладоши. — Пошел! Фьють! — свистнул он оглушительно. — Пожалуй, мне надо жениться, — пробормотал, помолчав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69