Черт побери, Кинкейд, нам нужно было вырваться от него. Ради этого… В общем, мы с Аннеми составили план, как…
— Я все сказал, — оборвал он. — Если бы я не пришел за тобой, ты что, не легла бы с ним?
— Я не хотела. Ни в коем случае не хотела.
— Не хотела. Но легла бы.
Оба надолго замолчали. И наконец шотландец заговорил:
— Я отвезу тебя в твой «Дар судьбы», Бесс. Побуду там, пока ты устроишься. Прослежу, чтобы никто не лез в твои дела. Но после этого мы делим наше золото и расходимся в разные стороны.
— Значит, ты бросишь собственного сына? Единственного сына?
Он с горечью засмеялся.
— Если хочешь, отдай его в мои руки. Попробую себя в роли отца. Хотя не сомневаюсь, что матерью ты будешь лучшей, нежели женой.
— Я хочу, чтобы мы жили вместе, Кинкейд. Я люблю тебя.
— А я люблю тебя, девочка ты моя. Но в доме не может быть двух хозяев. Наш брак станет бесконечным сражением, кому называться главой семьи.
— Кинкейд!
— Все. Больше ни слова об этом. Я привезу тебя домой в целости и сохранности. Я буду выполнять свои обязанности, если родится на свет наш сын. Но это все. Мое слово последнее.
24
Мэриленд
Май, 1726 год
Бесс забралась в легкую двухколесную повозку, запряженную серой в яблоках лошадкой, натянула вожжи. Жеребчик легкой рысью зацокал по извилистой главной аллее «Дара судьбы». Ребеночек в животе у Бесс отчаянно топнул ножкой. Она засмеялась от удовольствия и, поглаживая свободной рукой круто выпиравшую округлость, сказала:
— Скоро, мой маленький, уже скоро ты придешь к нам и увидишь этот огромный и яркий мир.
Повозка шла плавно. Со счастливой улыбкой Бесс смотрела на широко раскинувшееся табачное поле. Оно занимало весь участок от реки до дороги. Нежные, но сильные побеги росли густо, обещая дать урожай лучший, чем когда-либо знал «Дар судьбы». По другую сторону дороги высились ровные ряды маиса.
Молодой жеребец бежал, изящно перебирая своими длинными ногами. Высокие колеса повозки весело постукивали по твердо утоптанной поверхности. Стоял дивный весенний день. Обилие тепла и света, поздние закаты радовали Бесс — без этого пропадут, зачахнут посевы. Впрочем, картина буйно расцветающей весны всегда наполняла сердце тихим восторженным благоговением.
Всю прошедшую зиму занял переезд из тропиков в Мэриленд. К счастью, путешествие прошло спокойно. Сокровища, доставленные на «Алом Танагра», развязали Бесс руки: она смогла полностью расплатиться с конторой «Майерс и сын» и восстановить разрушенное прошлогодним набегом хозяйство. Даже выделив Кинкейду его по договору часть клада, Бесс оставалась обеспеченной настолько, чтобы безбедно жить в своем поместье еще много лет.
Дорога разветвлялась: одна тропа уходила к реке, где у причала стоял «Алый» и еще пара суденышек поменьше, другая вела сквозь рощу на пастбище, в дальнем конце которого темнел девственный лес. Часть его решено было вырубить, освобождая земли под новые плантации табака. Эту работу Кинкейд взял лично на себя. Слева от Бесс в кустах раздавался треск, зашуршали листья и прямо к повозке метнулся дрозд, на ходу выдавая звонкую трель: «Чилли-тирр».
— Здравствуй-здравствуй! — засмеялась на его мелодичное приветствие Бесс.
Настроение у нее было прекрасное. Даже неожиданный утренний визит преподобного Томаса не сказался на этом, хотя она целых двадцать минут внимала его речам о чести и достоинстве женщины, о добром имени, о растерянности и недоумении соседей по Заливу. В конце концов Бесс его нравоучения надоели, она предложила Томасу позавтракать и под шумок ускользнула со двора.
Ее нисколько не тревожили людские пересуды и косые взгляды, что негоже, мол, — на сносях, а не замужем. Кинкейд еще на корабле уговаривал ее узаконить брак, поскольку ошибки насчет ребенка уже не могло быть никакой. Но Бесс отказалась.
— Если я выйду замуж, то на всю жизнь, — заявила она ему. — Раз ты не намерен оставаться со мной в нашем поместье, то и я не намерена становиться женой человека, который будет постоянно отсутствовать.
— Но наш ребенок окажется незаконнорожденным! — строго предупредил ее Кинкейд.
— Ну и что? Ты от этого не умрешь, — ответила тогда ему Бесс.
После того разговора отношения их накалились. Кинкейд твердо решил немедленно уехать, как только завершит свои обязанности телохранителя и доставит Бесс в «Дар судьбы».
Однако с возвращения прошло уже три месяца, а шотландец все еще был здесь. Бесс засмеялась про себя. Сначала отъезду помешала табачная рассада…
— Я не могу ехать, пока ростки не укрепятся в корне, — нарочито резко объяснил он. — Если их сейчас упустить, пиши пропало.
Потом выяснилось, что причал давно нуждается в ремонте и расширении, потом потребовали «помощи» амбары, потом…
— Надо проследить, как пойдет кукуруза. После этого я ухожу. И не уговаривай меня, я все решил окончательно, — пророкотал он своим низким, густым голосом, от которого у Бесс всегда мурашки бежали по коже. — Надо подумать о своем собственном будущем, а то весна на исходе, опоздаю и зелень посадить.
Оказалось, Кинкейд замечательно умеет организовывать людей. Земледельцы, лесорубы, рыбаки, плотники — все слушались его беспрекословно. И прежде всего потому, что сам он работал наравне со всеми. От зари до зари он объезжал засеянные поля, заготавливал балясины для изгороди, рубил дрова, пропалывал табак. Бесс видела его только по вечерам, когда он присоединялся к ней за ужином. Эта легкая трапеза всегда подавалась в большом столовом зале. Кинкейд, тщательно умывшись и собрав в косу влажные золотисто-пшеничные волосы, выходил к Бесс побритый, переодетый в «респектабельное платье» — белая сорочка, камзол, бриджи.
И на это короткое время Бесс погружалась в обманчивую идиллию, представляя себя женой Кинкейда. Да они и вели себя как любящие, дружные супруги. Споры и стычки бывали крайне редко, наоборот, он всегда с энтузиазмом делился мыслями о ведении хозяйства. Бесс прислушивалась к его словам. Они много смеялись, болтали о пустяках, шутили, вместе мечтали.
Шотландец последовал совету Бесс и изменил свое имя. Все документы, оформленные должным образом в Аннаполисе, гласили — Роберт Кинкейд. Теперь он был свободный и состоятельный человек. Бесс, конечно, никогда не обращалась к нему «Роберт». Для нее он навсегда останется просто Кинкейдом.
Всю последнюю неделю его не было в поместье, и Бесс ужасно соскучилась. Сославшись на неотложные дела, он уехал до субботы. А сегодня уже воскресенье. Бесс была уверена, что застанет его среди лесорубов. Скорее всего, он вернулся ночью и решил не беспокоить ее сон, остался до утра в рабочих постройках.
Впрочем, они все равно спали в разных комнатах. Не Бесс это затеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Я все сказал, — оборвал он. — Если бы я не пришел за тобой, ты что, не легла бы с ним?
— Я не хотела. Ни в коем случае не хотела.
— Не хотела. Но легла бы.
Оба надолго замолчали. И наконец шотландец заговорил:
— Я отвезу тебя в твой «Дар судьбы», Бесс. Побуду там, пока ты устроишься. Прослежу, чтобы никто не лез в твои дела. Но после этого мы делим наше золото и расходимся в разные стороны.
— Значит, ты бросишь собственного сына? Единственного сына?
Он с горечью засмеялся.
— Если хочешь, отдай его в мои руки. Попробую себя в роли отца. Хотя не сомневаюсь, что матерью ты будешь лучшей, нежели женой.
— Я хочу, чтобы мы жили вместе, Кинкейд. Я люблю тебя.
— А я люблю тебя, девочка ты моя. Но в доме не может быть двух хозяев. Наш брак станет бесконечным сражением, кому называться главой семьи.
— Кинкейд!
— Все. Больше ни слова об этом. Я привезу тебя домой в целости и сохранности. Я буду выполнять свои обязанности, если родится на свет наш сын. Но это все. Мое слово последнее.
24
Мэриленд
Май, 1726 год
Бесс забралась в легкую двухколесную повозку, запряженную серой в яблоках лошадкой, натянула вожжи. Жеребчик легкой рысью зацокал по извилистой главной аллее «Дара судьбы». Ребеночек в животе у Бесс отчаянно топнул ножкой. Она засмеялась от удовольствия и, поглаживая свободной рукой круто выпиравшую округлость, сказала:
— Скоро, мой маленький, уже скоро ты придешь к нам и увидишь этот огромный и яркий мир.
Повозка шла плавно. Со счастливой улыбкой Бесс смотрела на широко раскинувшееся табачное поле. Оно занимало весь участок от реки до дороги. Нежные, но сильные побеги росли густо, обещая дать урожай лучший, чем когда-либо знал «Дар судьбы». По другую сторону дороги высились ровные ряды маиса.
Молодой жеребец бежал, изящно перебирая своими длинными ногами. Высокие колеса повозки весело постукивали по твердо утоптанной поверхности. Стоял дивный весенний день. Обилие тепла и света, поздние закаты радовали Бесс — без этого пропадут, зачахнут посевы. Впрочем, картина буйно расцветающей весны всегда наполняла сердце тихим восторженным благоговением.
Всю прошедшую зиму занял переезд из тропиков в Мэриленд. К счастью, путешествие прошло спокойно. Сокровища, доставленные на «Алом Танагра», развязали Бесс руки: она смогла полностью расплатиться с конторой «Майерс и сын» и восстановить разрушенное прошлогодним набегом хозяйство. Даже выделив Кинкейду его по договору часть клада, Бесс оставалась обеспеченной настолько, чтобы безбедно жить в своем поместье еще много лет.
Дорога разветвлялась: одна тропа уходила к реке, где у причала стоял «Алый» и еще пара суденышек поменьше, другая вела сквозь рощу на пастбище, в дальнем конце которого темнел девственный лес. Часть его решено было вырубить, освобождая земли под новые плантации табака. Эту работу Кинкейд взял лично на себя. Слева от Бесс в кустах раздавался треск, зашуршали листья и прямо к повозке метнулся дрозд, на ходу выдавая звонкую трель: «Чилли-тирр».
— Здравствуй-здравствуй! — засмеялась на его мелодичное приветствие Бесс.
Настроение у нее было прекрасное. Даже неожиданный утренний визит преподобного Томаса не сказался на этом, хотя она целых двадцать минут внимала его речам о чести и достоинстве женщины, о добром имени, о растерянности и недоумении соседей по Заливу. В конце концов Бесс его нравоучения надоели, она предложила Томасу позавтракать и под шумок ускользнула со двора.
Ее нисколько не тревожили людские пересуды и косые взгляды, что негоже, мол, — на сносях, а не замужем. Кинкейд еще на корабле уговаривал ее узаконить брак, поскольку ошибки насчет ребенка уже не могло быть никакой. Но Бесс отказалась.
— Если я выйду замуж, то на всю жизнь, — заявила она ему. — Раз ты не намерен оставаться со мной в нашем поместье, то и я не намерена становиться женой человека, который будет постоянно отсутствовать.
— Но наш ребенок окажется незаконнорожденным! — строго предупредил ее Кинкейд.
— Ну и что? Ты от этого не умрешь, — ответила тогда ему Бесс.
После того разговора отношения их накалились. Кинкейд твердо решил немедленно уехать, как только завершит свои обязанности телохранителя и доставит Бесс в «Дар судьбы».
Однако с возвращения прошло уже три месяца, а шотландец все еще был здесь. Бесс засмеялась про себя. Сначала отъезду помешала табачная рассада…
— Я не могу ехать, пока ростки не укрепятся в корне, — нарочито резко объяснил он. — Если их сейчас упустить, пиши пропало.
Потом выяснилось, что причал давно нуждается в ремонте и расширении, потом потребовали «помощи» амбары, потом…
— Надо проследить, как пойдет кукуруза. После этого я ухожу. И не уговаривай меня, я все решил окончательно, — пророкотал он своим низким, густым голосом, от которого у Бесс всегда мурашки бежали по коже. — Надо подумать о своем собственном будущем, а то весна на исходе, опоздаю и зелень посадить.
Оказалось, Кинкейд замечательно умеет организовывать людей. Земледельцы, лесорубы, рыбаки, плотники — все слушались его беспрекословно. И прежде всего потому, что сам он работал наравне со всеми. От зари до зари он объезжал засеянные поля, заготавливал балясины для изгороди, рубил дрова, пропалывал табак. Бесс видела его только по вечерам, когда он присоединялся к ней за ужином. Эта легкая трапеза всегда подавалась в большом столовом зале. Кинкейд, тщательно умывшись и собрав в косу влажные золотисто-пшеничные волосы, выходил к Бесс побритый, переодетый в «респектабельное платье» — белая сорочка, камзол, бриджи.
И на это короткое время Бесс погружалась в обманчивую идиллию, представляя себя женой Кинкейда. Да они и вели себя как любящие, дружные супруги. Споры и стычки бывали крайне редко, наоборот, он всегда с энтузиазмом делился мыслями о ведении хозяйства. Бесс прислушивалась к его словам. Они много смеялись, болтали о пустяках, шутили, вместе мечтали.
Шотландец последовал совету Бесс и изменил свое имя. Все документы, оформленные должным образом в Аннаполисе, гласили — Роберт Кинкейд. Теперь он был свободный и состоятельный человек. Бесс, конечно, никогда не обращалась к нему «Роберт». Для нее он навсегда останется просто Кинкейдом.
Всю последнюю неделю его не было в поместье, и Бесс ужасно соскучилась. Сославшись на неотложные дела, он уехал до субботы. А сегодня уже воскресенье. Бесс была уверена, что застанет его среди лесорубов. Скорее всего, он вернулся ночью и решил не беспокоить ее сон, остался до утра в рабочих постройках.
Впрочем, они все равно спали в разных комнатах. Не Бесс это затеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69