У молодых-то кровь играет, могут такое начудить, что потом всю жизнь будут маяться.
— Я же не молодой. Сам решу, какая жена мне нужна. И за приданым не гонюсь.
— Не беспокойся, дорогой мой! Выберу тебе лебедь белую…
— Матушка, сейчас новые времена, — решительно заявил Иван. — Пока с невестой не переговорю, свадьбе не бывать!
Купеческую дочь Евдокию в сопровождении целой толпы дородных мамок, встретили, когда она выходила из церкви Параскевы-Пятницы. Среди темных платьев и платков ее бело-голубой сарафан с тонким золотым шитьем, пышные кисейные рукава и кружевная косынка сразу бросались в глаза. Невысокая, стройная, она легко шла по мостовой, подняв к небу темно-карие глаза. Слушала колокольный звон или следила за полетом ласточек?
Но пройти мимо матушки Елены Степановны и всем известной свахи Захаровны было никак невозможно. Женщины чинно раскланялись, завели общий разговор. На стоявшего в сторонке Ивана вроде бы никто и не обратил внимания. А он, с высоты своего роста, молча рассматривал девицу, которая вместе со всеми слушала рассуждения бойкой свахи.
Так продолжалось до тех пор, пока Захаровна не вздумала показать, как играет на солнце камень яхонт в ее кольце. Все разом сгрудились, заахали, Иван не стал терять времени и, слегка посторонив мамок, сделал шаг вперед.
— Здравствуйте, Евдокия Павловна! Верно ли говорят, что в вашем храме певчий хор поет просто на удивление?
Все женщины замолчали. Донеслось только возмущенное шипение — «срамота-срамотища», «грех-то какой». Но купеческая дочка и бровью не повела.
— Воистину так, сударь. Поют благостно, — ее голос звучал чисто и звонко, а улыбка была чудесной. — В следующее воскресение можете и сами послушать.
На прощание так махнула ресницами, что Иван понял — ОНА!
Со свадьбой не тянули. Истово исполнили все старинные обычаи. На угощение не поскупились. И за столом, где собрались по большей части люди степенные и деловые, резвая молодежь почти вся служила в полаках и на мануфактурах, пошел серьезный разговор.
— В наши дни только на свадьбе поесть и попить.
— Ох, жмет казна, новые налоги вводит — за бани, рыбные ловли, постоялые дворы.
— За бороды платить уже все привыкли, теперь велят платить за продажу арбузов и огурцов.
— Подушной податью всех обложили. Льготы нет ни холопу боярскому, ни монастырскому крестьянину.
— Да и посадскому ремесленнику стало нелегко. Рубль-то вдвое подешевел.
— Хватит вам скулить, мужики. Деньги идут к добычливому, а не к тому, кто лежит на печи.
— А как Сидор Прохорович драгунский полк подковал! Ухватил казенный подряд, так потом гонял своих кузнецов днем и ночью. Целую неделю сам у горнов стоял.
— Вот что я вам скажу, братья-товарищи! — отец невесты Павел Дмитриевич гордо вскинул свою седую голову. — Вы верно говорите, живем в трудное время. Поэтому надо уметь поворачиваться. Вот я на паях с голландцем Дериком послал хлеб прямо в Амстердам, с каждого рубля взял прибыли по 40 копеек. Раньше могло быть такое? Забыли, как в Нарве или Риге мы Христом-Богом молили немцев и шведов взять у нас товар? А как они ломались, цены сбивали? Так что ничто хорошее даром не дается!
На такого зятя, как Иван, оборотистый купец не мог нарадоваться. Часто расспрашивал о торговых делах в дальних странах, советовался, как быстрее устроиться в Гостином дворе Санкт-Петербурга. Готов был ночи напролет говорить об этом. Но матушка и молодая жена ревниво ворчали, находили более важные дела для советов по домашнему обзаведению. Старик только досадливо морщился, но не обижался. Понимал, что у дочери начинается собственная семейная жизнь.
Сам Иван был несказанно счастлив. Оказалось, что в свои 17 лет Дуняша не только хорошо разбирается в хозяйстве, но знает грамоту и счет, о жизни и людях судит довольно здраво. Радостно было вместе обсуждать, когда и где они будут строить в столице свой дом, как его обставят. С женой осевшего в Новгороде берлинского часовщика договорился, что та станет обучать Дуняшу немецкому языку и иностранным манерам. Бывало и сам рассказывал жене о веселых и не очень страшных случаях, которые происходили с ним в дальних краях. Она слушала внимательно, в широко раскрытых глазах отражались огоньки лампады. Порой тихо ахала, прижимала руки к волнующейся груди…
На заре в ворота ударили так, что разом проснулся весь дом. Завыли собаки. Опять на улице стояла казенная тройка.
— Ваше благородие! Получите пакет. Приказано немедленно явиться в Адмиралтейство!
Глава 79
Вновь звенели бубенцы, и тройка неслась по знакомому тракту. Сопровождавший Ивана гардемарин Морской академии, румяный юноша с золотистым пушком над пухлыми губами, был очень серьезным. Впервые в жизни скакал с важной бумагой по казенной надобности. На почтовых станциях держался непреклонно, грозно поводил очами и ломающимся баском покрикивал на ямщиков.
За такое рвение Иван похвалил гардемарина, задал несколько вопросов об учении. Спросил — доводилось ли выходить в море? От проявленного внимания юноша зарделся. С гордостью сообщил, что ходил с командой, которая делала промеры в финских шхерах. Один раз даже попали под обстрел шведского патруля. Но наша скампавея прикрыла шлюпку, пальнула из пушки и прогнала неприятелей. Сейчас всех гардемаринов старшего класса Андрей Артамонович разослал с важными поручениями, а молодые помогают нести караульную службу при Адмиралтействе.
— Где же наши солдаты и матросы?
— Почти все ушли с флотом на запад. Остались только те, кто занят в строительстве и оснащении кораблей. Летом военные действия возобновились и наши одержали новые победы. Об этом напечатано в «Ведомостях» и рассказывают прибившие из Ревеля моряки.
— Расскажи, сделай милость, — попросил Иван.
— Ну, вам, господин лейтенант, такое дело может показаться незначительным. Андрей Артамонович говорил, что бывали во многих сражениях.
— То было на чужой стороне. Ты расскажи о российских победах на Балтийском море.
— Наши дозорные крейсера все время ходили вдоль шведского берега, — начал гардемарин. — Узнали, что вражеская эскадра вышла к Данцигу. Его превосходительство генерал-адмирал Апраксин сразу же приказал начать поиск. Фрегаты Наума Синявина обнаружили шведов ночью и начали погоню. Утром настигли их у острова Эйзель и завязали бой. К головному шведу Сенявин подошел на ружейный выстрел, дал залп всем бортом и сбил рангоут. Швед потерял ход и сдался. Остальные два корабля стали удирать на всех парусах. Только наши фрегаты оказались резвее и стреляли так метко, что и эти спустили флаги. Так пленили три вражеских корабля! Один из них линейный! Взяли в плен четыре сотни офицеров и матросов, а сами потеряли всего 9 человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Я же не молодой. Сам решу, какая жена мне нужна. И за приданым не гонюсь.
— Не беспокойся, дорогой мой! Выберу тебе лебедь белую…
— Матушка, сейчас новые времена, — решительно заявил Иван. — Пока с невестой не переговорю, свадьбе не бывать!
Купеческую дочь Евдокию в сопровождении целой толпы дородных мамок, встретили, когда она выходила из церкви Параскевы-Пятницы. Среди темных платьев и платков ее бело-голубой сарафан с тонким золотым шитьем, пышные кисейные рукава и кружевная косынка сразу бросались в глаза. Невысокая, стройная, она легко шла по мостовой, подняв к небу темно-карие глаза. Слушала колокольный звон или следила за полетом ласточек?
Но пройти мимо матушки Елены Степановны и всем известной свахи Захаровны было никак невозможно. Женщины чинно раскланялись, завели общий разговор. На стоявшего в сторонке Ивана вроде бы никто и не обратил внимания. А он, с высоты своего роста, молча рассматривал девицу, которая вместе со всеми слушала рассуждения бойкой свахи.
Так продолжалось до тех пор, пока Захаровна не вздумала показать, как играет на солнце камень яхонт в ее кольце. Все разом сгрудились, заахали, Иван не стал терять времени и, слегка посторонив мамок, сделал шаг вперед.
— Здравствуйте, Евдокия Павловна! Верно ли говорят, что в вашем храме певчий хор поет просто на удивление?
Все женщины замолчали. Донеслось только возмущенное шипение — «срамота-срамотища», «грех-то какой». Но купеческая дочка и бровью не повела.
— Воистину так, сударь. Поют благостно, — ее голос звучал чисто и звонко, а улыбка была чудесной. — В следующее воскресение можете и сами послушать.
На прощание так махнула ресницами, что Иван понял — ОНА!
Со свадьбой не тянули. Истово исполнили все старинные обычаи. На угощение не поскупились. И за столом, где собрались по большей части люди степенные и деловые, резвая молодежь почти вся служила в полаках и на мануфактурах, пошел серьезный разговор.
— В наши дни только на свадьбе поесть и попить.
— Ох, жмет казна, новые налоги вводит — за бани, рыбные ловли, постоялые дворы.
— За бороды платить уже все привыкли, теперь велят платить за продажу арбузов и огурцов.
— Подушной податью всех обложили. Льготы нет ни холопу боярскому, ни монастырскому крестьянину.
— Да и посадскому ремесленнику стало нелегко. Рубль-то вдвое подешевел.
— Хватит вам скулить, мужики. Деньги идут к добычливому, а не к тому, кто лежит на печи.
— А как Сидор Прохорович драгунский полк подковал! Ухватил казенный подряд, так потом гонял своих кузнецов днем и ночью. Целую неделю сам у горнов стоял.
— Вот что я вам скажу, братья-товарищи! — отец невесты Павел Дмитриевич гордо вскинул свою седую голову. — Вы верно говорите, живем в трудное время. Поэтому надо уметь поворачиваться. Вот я на паях с голландцем Дериком послал хлеб прямо в Амстердам, с каждого рубля взял прибыли по 40 копеек. Раньше могло быть такое? Забыли, как в Нарве или Риге мы Христом-Богом молили немцев и шведов взять у нас товар? А как они ломались, цены сбивали? Так что ничто хорошее даром не дается!
На такого зятя, как Иван, оборотистый купец не мог нарадоваться. Часто расспрашивал о торговых делах в дальних странах, советовался, как быстрее устроиться в Гостином дворе Санкт-Петербурга. Готов был ночи напролет говорить об этом. Но матушка и молодая жена ревниво ворчали, находили более важные дела для советов по домашнему обзаведению. Старик только досадливо морщился, но не обижался. Понимал, что у дочери начинается собственная семейная жизнь.
Сам Иван был несказанно счастлив. Оказалось, что в свои 17 лет Дуняша не только хорошо разбирается в хозяйстве, но знает грамоту и счет, о жизни и людях судит довольно здраво. Радостно было вместе обсуждать, когда и где они будут строить в столице свой дом, как его обставят. С женой осевшего в Новгороде берлинского часовщика договорился, что та станет обучать Дуняшу немецкому языку и иностранным манерам. Бывало и сам рассказывал жене о веселых и не очень страшных случаях, которые происходили с ним в дальних краях. Она слушала внимательно, в широко раскрытых глазах отражались огоньки лампады. Порой тихо ахала, прижимала руки к волнующейся груди…
На заре в ворота ударили так, что разом проснулся весь дом. Завыли собаки. Опять на улице стояла казенная тройка.
— Ваше благородие! Получите пакет. Приказано немедленно явиться в Адмиралтейство!
Глава 79
Вновь звенели бубенцы, и тройка неслась по знакомому тракту. Сопровождавший Ивана гардемарин Морской академии, румяный юноша с золотистым пушком над пухлыми губами, был очень серьезным. Впервые в жизни скакал с важной бумагой по казенной надобности. На почтовых станциях держался непреклонно, грозно поводил очами и ломающимся баском покрикивал на ямщиков.
За такое рвение Иван похвалил гардемарина, задал несколько вопросов об учении. Спросил — доводилось ли выходить в море? От проявленного внимания юноша зарделся. С гордостью сообщил, что ходил с командой, которая делала промеры в финских шхерах. Один раз даже попали под обстрел шведского патруля. Но наша скампавея прикрыла шлюпку, пальнула из пушки и прогнала неприятелей. Сейчас всех гардемаринов старшего класса Андрей Артамонович разослал с важными поручениями, а молодые помогают нести караульную службу при Адмиралтействе.
— Где же наши солдаты и матросы?
— Почти все ушли с флотом на запад. Остались только те, кто занят в строительстве и оснащении кораблей. Летом военные действия возобновились и наши одержали новые победы. Об этом напечатано в «Ведомостях» и рассказывают прибившие из Ревеля моряки.
— Расскажи, сделай милость, — попросил Иван.
— Ну, вам, господин лейтенант, такое дело может показаться незначительным. Андрей Артамонович говорил, что бывали во многих сражениях.
— То было на чужой стороне. Ты расскажи о российских победах на Балтийском море.
— Наши дозорные крейсера все время ходили вдоль шведского берега, — начал гардемарин. — Узнали, что вражеская эскадра вышла к Данцигу. Его превосходительство генерал-адмирал Апраксин сразу же приказал начать поиск. Фрегаты Наума Синявина обнаружили шведов ночью и начали погоню. Утром настигли их у острова Эйзель и завязали бой. К головному шведу Сенявин подошел на ружейный выстрел, дал залп всем бортом и сбил рангоут. Швед потерял ход и сдался. Остальные два корабля стали удирать на всех парусах. Только наши фрегаты оказались резвее и стреляли так метко, что и эти спустили флаги. Так пленили три вражеских корабля! Один из них линейный! Взяли в плен четыре сотни офицеров и матросов, а сами потеряли всего 9 человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135