— И что же такое вы слышали? Ну, говорите, смелее.
— Сейчас, хоть убей, не могу вспомнить, но, может, хороший глоток пива освежит мою голову.
Питер Хоптон легко перекинул тяжелый тюк со спины лошаденки себе на плечо и направился к двери таверны. В это время во двор ее въехал крепкого телосложения седоволосый мужчина в выцветшем на солнце темно-зеленом дублете, красных, плотно обтягивающих ногу штанах и тяжелых верховых сапогах. У него под седлом была хоть и нечистокровная, но хорошо ухоженная бурая кобыла. Уайэтт заметил, что сюртук незнакомца из рыжевато-бурой простой деревенской кожи, что ворот и рукава украшены фестонами; стальные с серебряной отделкой шпоры придавали ему вид довольно потрепанной элегантности.
По наличию пары миниатюрных перекрещенных серебряных жезлов, подвешенных на тяжелой цепи из того же металла, Уайэтт сделал для себя вывод, что этот жилистый, с ястребиным лицом джентльмен не просто какой-то констебль, а, безусловно, шериф этой части графства. Вслед за ним ехали двое лучников в остроконечных стальных шлемах, полукирасах, в кожаных куртках и штанах.
Не спеша тот, кто оказался эсквайром Эндрю Тарстоном и кто действительно был шерифом Хантингдоншира, спешился, несколько раз присел, разминая длинные ноги, затем, сняв рукавицы, важно прошествовал туда, где перед входом в таверну стояли двое кузнецов.
Пока он приближался, Уайэтт заметил, какие у него необыкновенно проницательные черные глаза со странным металлическим блеском; еще он отметил узкую прорезь рта и каштановую с сединой раздвоенную бородку, в которой было что-то воинственное.
Уайэтт поклонился и снял свою низкую зеленую шляпу; Питер неловко последовал его примеру.
— Ваше занятие и положение? — сухо спросил Эндрю Тарстон.
— Мы моряки, возвращаемся домой после долгого отсутствия, — без всякой заминки объяснил Питер. — Я лодочник-канонир, а вот Генри — он помощник капитана торгового судна и скоро будет капитаном своего собственного.
Затем шерифу вкратце сообщили о нападении разбойников.
— Хорошо, дело ясное: попытка ограбления и убийства. Где сейчас эти молодчики?
— Хозяин таверны упрятал их в каменное молокохранилище.
— Ну-ну. Утром я их допрошу — я ведь к тому же и мировой судья, — небрежно прибавил он, — а потом мои люди повесят их аккурат на том самом дубе, что позади перекрестка. — Шериф тяжело вздохнул и стряхнул с ярко-синих французских бриджей прилипшую грязь. — Боже, эта страна перестала бояться законов! Вчера я приказал Длинному Уильяму, вон тому самому, повесить шайку воров, которые украли и съели одну из призовых овец сэра Роберта Кинсмена.
— Скольких же повесили, ваша честь? — поинтересовался хозяин таверны, смахивая пену с пива, которым он угощал эту очень важную персону.
— Спасибо, Эгберт, жуткая жажда. — Эсквайр вытер тонкие губы и только тогда, издав короткий смешок, отвечал: — Мы вздернули целую дюжину. Признаюсь, дело это не очень-то приятное, но моральное, очень моральное. Кражам овец нужно положить конец. Но все равно мне не нравится вешать мальчишек и женщин, да в общем-то и Длинному Уильяму тоже. Они так горько рыдают, что трогают его нежное сердце. Верно, Уилл? — С этими словами он почесал жесткую седеющую бородку и одновременно подмигнул дюжему черноволосому лучнику, занятому расседлыванием лошади шерифа. На спине Уильяма висел длинный лук в красивом футляре вместе с колчаном, полным стрел длиной в ярд.
— Скажите, пожалуйста, ваша честь, что нового насчет суда над ведьмами в Хантингдоне? — спросил фермер в синем холщовом халате.
— Видишь ли, мой добрый друг, — с печальным видом отвечал эсквайр Эндрю, — их признали виновными. Всех трех приговорили к повешению, чтоб серьезно предупредить всех тех, кто желал бы продать свою душу дьяволу.
— Вот бы посмотреть, как их казнят! — вздохнула служанка, которую послали наполнить кружки. — Я от этого просто балдею. Бог ты мой, вот будет зрелище так зрелище.
— Это дело, похоже, всех взбудоражило, — заметил Уайэтт.
— Еще бы. Об этом суде над ведьмами уже девять дней в деревнях только и говорят.
При упоминании о ведьмах сидящие в пивном баре почувствовали беспокойство и тревогу и заговорили громче, чем было нужно, как если бы успокаивали и убеждали себя, что среди них нет никаких ведьм или же иначе они бы сами могли подпасть под подозрение.
Питер медленно покачал своей крупной желтоволосой головой:
— Не нравится мне это. А были ли представлены убедительные доказательства их колдовства?
— Спокойно, молодой человек, — посоветовал шериф, вытирая бороду тыльной стороной руки. — Да, было убедительно доказано, что эти поклонницы дьявола заколдовали насмерть бедную леди Эддисон и обеих ее внучек.
— Спаси нас Бог! — воскликнул Уайэтт. — Они же наши соседи!
Пока Уайэтт пристраивал поудобнее свою тяжелую испанскую шпагу в кожаных ножнах, эсквайр Эндрю убрал бесполую зеленую шляпу и подался вперед, держа локти на столе.
— В самом деле? Тогда я расскажу, что знаю сам, а знаю я много, поскольку присутствовал на мирском суде над этими колдуньями: со мной еще были сэр Генри Кромвель, мастер Бакбэрроу и сэр Уильям Джекмен — главный констебль Хантингдонского графства. — Он в упор посмотрел на Питера. — Никто в моем присутствии не будет отрицать, что более справедливых людей еще не носила земля.
К слушателям шерифа присоединилась группа плотников, приехавших, чтобы построить еще один из тех многочисленных барских особняков, которые возникали в этих окрестностях благодаря процветающей торговле Хантингдоншира шерстяными тканями со Скандинавией и Ганзейскими портами на Балтике.
Поварята, судомойки, конюхи и горничные тоже сгрудились вокруг эсквайра Тарстона, прямо сидящего в деревянном кресле, установленном перед большим камином. На противоположном от каминного наличника конце толстый вспотевший повар тоже пытался слушать, ощипывая жирного гуся.
Разнообразные тощие дворняжки разгуливали по таверне и обнюхивали башмаки приезжих, перед тем как обескураженно улечься у стены и заняться вылавливанием блох.
— Дело это нечистое, — стал рассказывать шериф, — началось оно около года назад. Началось с того, что леди Эддисон, муж которой — крупный в графстве землевладелец, стала мучиться странными припадками. Во время этих припадков она обвиняла свою соседку, некую матушку Энн, в том, что у нее имеется дьявольский домовой в виде коричневатого цыпленка. Вскоре после того, как начались эти припадки, леди Эддисон поехала навестить свою дочь, госпожу Хендерсон, живущую в Партоне. — Вскинув бровь, он посмотрел на Уайэтта. — Знаете, где находится это местечко?
— Да. Партон — это деревушка примерно в двух милях от Сент-Неотса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141