Больше всего Уайэтт доверял англичанину — своему помощнику и канониру, затем гугенотам, потом уже маронам и, наконец, генуэзцам с венецианцами. Последние, хоть и придерживались католической веры, громко клялись, что служба их будет верной.
Двадцать пятого февраля 1586 года Уайэтт сделал осмотр барка и остался доволен: теперь «Надежда» стояла с полными бочонками для воды, с установленной на бортах батареей и другими трофейными пушками, хранящимися так удобно, что их по команде адмирала можно было бы выставить без промедления.
В носовом трюме и в маленькой капитанской каюте хранились ценные красильные материалы, какао, хорошо обработанная кожа и прочие личные грузы. Доставленную им на борт мебель он решил разместить на балласте под маленьким полубаком «Надежды». В различные шкафчики рассовали обильный запас зерновой муки, оливкового масла и мясной солонины.
Майкл Хендерсон вскоре доказал, чего стоит, умело распределив весь груз, а Уилл Томпкинс отобрал несколько человек и учил их обслуживать два фальконета и шесть полукулеврин барка; в качестве существенно важной новинки он установил на носу два погонных орудия — двухфунтовые фальконеты.
Ярким солнечным утром 29 января с «Бонавентура» пришла пинасса и причалила к «Надежде», стоявшей со свежепросмоленными снастями, новенькими реями и бросающимся в глаза рядом свеженьких досок вдоль ее ватерлинии: Уайэтт твердо решил никогда больше не допускать повторения драмы с «Катриной».
Когда флагманская пинасса, стукнувшись, стала у борта, Уайэтт со своим помощником капитана занимались в носовом трюме, навешивая бирки на товары, принадлежащие Томпкинсу и Хендерсону, поскольку Дрейк с присущей ему щедростью разрешил всем освобожденным из тюрьмы англичанам получить свою долю военной добычи в соответствии с их общественным положением.
— Эй там, внизу, капитан Уайэтт! — В проеме люка возникло круглое красное лицо Томпкинса, сияющее как миниатюрное солнце. — К борту пристала пинасса с «Бонавентура», сэр. Его превосходительство адмирал требует вашего немедленного присутствия — и чтоб были прилично одеты, говорит он.
Назревает какое-то важное дело, решил про себя Уайэтт. Но какое? Может, эскадра готовится плыть к своей следующей цели? Слухи ходили, что это будет Номбре-де-Дьос на Тьерра Фирме или иной город на Южноамериканском материке. Может, так, а может, и нет.
Но, поразмыслив, Уайэтт отказался от такого простого решения. Он-то лично успел залить свои бочки водой, но многие корабли армады оставались еще без воды, а в этом вопросе Золотой адмирал отличался большой пунктуальностью.
С гордостью взирал Генри Уайэтт на то, как его четверка блестящих от пота черных гребцов, славно работая веслами, стремительно мчит его небольшую гичку по засоренным помоями водам внешней гавани. На флагмане явно проводилась какая-то церемония: сомкнутым строем стояли ряды, как всегда, разношерстно одетых солдат, блестели их пики и аркебузы, сверкали начищенные остроконечные шлемы из стали.
— Капитан Уайэтт? Прошу пройти на корму, — распорядился вахтенный офицер, как только Генри отдал честь простому деревянному кресту, прибитому на шканцах.
На грот-марсе лениво свивался и развивался личный бело-голубой флаг адмирала, отбрасывая беспокойные тени на свеженадраенную палубу. Два блестяще одетых офицера стояли навытяжку в ожидании перед креслом с малиновым мягким сиденьем, установленным позади богато украшенного стола, на котором лежали три рулона бумаги, придавленных сверху, чтобы не унесло ветром, упрятанным в ножны кинжалом. Уайэтт узнал стоящих в сторонке и тихо переговаривающихся Ноллиса, Фробишера, Винтера и нескольких капитанов эскадры старшего звания.
Почти сразу же новоприбывший сумел догадаться о смысле сей церемонии, потому что справа от него стоял капитан Роберт Кросс, назначенный командовать новым галионом — тем, что назывался «Большое пугало»и получил теперь имя «Новогодний подарок». За ним стоял дородный Джон Риверс — он стал капитаном каракки, заменившей ему сильно потрепанное «Преимущество».
Раздалось пение труб — и все джентльмены на шканцах сразу же обнажили головы, а пикинеры и аркебузиры взяли на караул. В сопровождении адъютанта, генерал-лейтенанта Карлейля и командира флагманского корабля Феннера из дверей своей каюты вышел в роскошном камзоле из черной и золотой парчи адмирал Френсис Дрейк.
Довольно торжественно он приветствовал своих офицеров, затем склонил голову и, став на колени, вознес к небесам молитву за удачу новых кораблей, ныне присовокупляемых к его эскадре. От каждого командира новых кораблей он потребовал клятвенно пообещать ему, что те неукоснительно будут блюсти его дисциплину, бояться Бога и доблестно биться во славу их королевы. Закончилась церемония, и новые командиры, получив по флагу с крестом Святого Георгия, в приподнятом настроении отправились на свои суда.
«Если бы видела это Кэт!» — подумал Уайэтт, счастливо улыбаясь на кормовом сиденье своей маленькой гички. Под мышкой у него похрустывал документ, согласно которому барк «Надежда» получал полномочия военного корабля, арендованного английской короной.
Уж теперь-то для Генри Уайэтта из Сент-Неотса экспедиция непременно должна быть успешной, он просто не может не вернуться с триумфом в Лондонский Пул. И Провидение милостиво воздерживалось от того, чтоб показывать ему результаты некоторых предопределенных событий.
Глава 20
ОБЪЯСНЕНИЕ НА МОРСКОЙ СТЕНЕ
Ветер с суши, несущий с собой кисло-сладкий аромат тропических джунглей, задул сильнее, и огни кораблей сэра Френсиса Дрейка закачались и заплясали над чернильно-черными водами гавани. По количеству и яркости они теперь могли поспорить с огнями полуразрушенного Санто-Доминго. Неделю назад Дрейк, уставший и, возможно, поверивший наконец королевскому губернатору, упорно твердившему, что более двадцати пяти тысяч дукатов ему собрать не под силу, снял со своих людей задачу снесения этих прекрасно выстроенных из камня домов, тем более что исполнители этой работы испытывали к ней полное отвращение.
Эта обращенная к морю стена, стоявшая напротив собственности Ричарда Кэткарта, казалась безлюдной, и Хьюберт Коффин повел прижавшуюся к нему боком Розмари к пустой амбразуре и там набросил свой плащ на перевернутый лафет. С благодарностью отметил он достаточное количество сохранившегося дневного света, в нежной чистоте которого глазам его предстали очертания лица Розмари и прозрачность ее темных глаз.
Сегодняшним вечером девушка уложила волосы, разделив их надвое посредине лба, и на нем на малиновой ленте подвесила единственную жемчужину. Коффин отметил это с восторгом, потому что Розмари впервые после случившегося надела на себя хоть какое-то ювелирное украшение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141