Питер близко знал почти всех. Те из них, кто был из хорошей семьи, — в основном младшие сыновья обедневших дворянских семей, — неизменно выглядели так, будто им жилось легче, чем их сотоварищам более скромного происхождения — возможно, благодаря интеллектуальному превосходству.
Вот подошел Питер Ладлоу, все еще прихрамывающий от полученной раны и наконечника стрелы, который не удавалось извлечь из его бедра. Ему было всего лишь двадцать три года, но выглядел он после этой ужасной зимы вдвое старше. Подтягивался и Хьюберт Вульф, тощий как жердь, с кожей, ставшей похожей на желтый лимон. Он ковылял с явным пренебрежением к лихорадке, чуть ли не унесшей его на тот свет.
Солдаты в целом казались на вид здоровее, чем невезучие ремесленники и ученые, оказавшиеся неспособными даже определить, какие фрукты и корешки съедобны, а какие нет.
Дом Совета стоял на небольшом пригорке, с которого открывался вид на узкий пролив: над ним в этот самый момент кружило множество чаек, крачек и прочих морских птиц. На полпути к морю виднелись две черные точки, свидетельствуя о том, что кое-кто из гарнизона ушел ловить рыбу.
В количестве пятнадцати человек члены губернаторского Совета гуськом вошли в дом, в котором жил и пытался управлять этой находящейся в отчаянном положении колонией губернатор Ральф Лейн. За полным отсутствием табуретов, не говоря уже о стульях, советники опустились на корточки, подражая туземцам этого материка. Некоторые из них кашляли и сплевывали на бревенчатый пол в ожидании губернатора.
Со своего места около двери Питер Хоптон легко мог следить за происходящим. Недавно капитан Филипп Амадас назначил его полевым капралом, а сам же он носил звучный титул «Адмирал Американского побережья». Под его командованием не плавало ни одно судно, за исключением двух маленьких дряхлых пинасс.
В колонии не так давно образовались две партии: одна состояла из джентльменов, поддерживавших политический курс губернатора Лейна; другая — из сторонников пылкого сэра Томаса Кавендиша, лидера оппозиции.
В молчании две группы расположились по разные стороны палаты Совета и, устроившись на корточках, угрюмо поглядывали друг на друга. Только сэр Томас Кавендиш и эсквайр Хэмфри Болтон хоть сколько-нибудь позаботились о своем одеянии. Остальные члены Совета носили засаленные, с пятнами от еды рубахи и сильно потрепанные камзолы, которые никто даже и не пытался чинить. Почти вся обувь на ногах присутствующих безнадежно просила каши.
Наконец заговорил сэр Томас Кавендиш.
— Что произошло с нашим благородным, — прорычал он, вложив весь свой сарказм в этот титул, — губернатором? Будь я проклят, если снова стану полагаться на благоволение его превосходительства.
Люди заворчали, зашевелились. И тут вошел губернатор. Его тонкий красный нос, как всегда, страдал от насморка, глаза слезились от навязчивого озноба, от которого он, похоже, никак не мог избавиться. Губернатор резко кивнул головой собравшимся и тут же перешел к делу.
— Капитан Амадас, вы отвечаете за наши интендантские запасы. В каком они состоянии?
— Да ни в каком, — ворвался хриплый голос Джона Уайта, — ни единой бочки муки.
Губернатор резко постучал камнем-голышом по деревянному столу, стоявшему перед ним.
— Я требую, джентльмены, чтобы вы испрашивали разрешения говорить, а иначе соблюдайте тишину. Мы должны работать в соответствии с регламентом…
— Э, бросьте, ради Бога! — выкрикнул Филипп Эскью, грубый армейский офицер. — Что вы там трясете нам своей дурацкой раздвоенной бороденкой и болтаете о регламенте. Если бы прошлой зимой вы проявили ум полярной гагары и храбрость вши, мы бы теперь не оказались в таком бедственном положении.
— А ну постойте! — проревел капитан Амадас, гигантского роста детина. — Я не больше радуюсь нашему жалкому положению, чем все остальные, но я требую уважительного отношения к губернатору Лейну. Следующий, кто вмешается, ответит передо мной.
Нервно моргая, губернатор Лейн оглядел исхудалые, потрепанные лихорадкой лица, безжалостно освещенные ярким весенним солнцем.
— Итак, я спросил вас, капитан Амадас, сколько времени то, что осталось у нас на складе, продержит нас на ногах?
— Учитывая тот темп, с каким мрут наши люди, — с горечью заявил Амадас, — у нас достаточно полурационов, чтобы продержаться недели две — но лишь при условии, что в наши запруды заплывет несколько осетров.
— Которые поставили не в тех местах, — включился Эндрю Госнолд. — Вы прислушались к…
— Порядок! — потребовал Амадас.
— Уверен, сэр Ричард Гренвилль должен скоро вернуться с кучей разных припасов, — продолжал губернатор. — Он дал мне честное благородное слово.
— Он уже два месяца как запаздывает, — проворчал Томас Хэриот, историк и землемер экспедиции. Он выглядел таким хрупким, что, казалось, легкий порыв ветра мог бы покатить его по берегу, словно спутанный комок сухих водорослей.
— Его честное благородное слово не стоит моей задницы, — вмешался Кавендиш и вскочил на ноги. — Гренвилль всегда был тираном, у него на уме только власть и собственная выгода. Я говорил вам раньше, Ральф Лейн, и говорю теперь, что он и сэр Уолтер хотят, чтобы мы здесь сгнили! В данный момент ваш драгоценный Гренвилль, скорее всего, грабит Карибские острова вместе со своим дружком сэром Френсисом Дрейком.
— Да пропади они пропадом, эти Ралеи, Гренвилли и все остальные высокие шишки из Лондона! — густо прорычал еще один голос.
Руки Питера сжались на рукоятке пики. Говорил Шон О'Даунс, свирепый смуглолицый ирландец, беглый главарь одного из тех пиратских кланов, какими кишело устье Шаннона в Ирландии.
— С меня довольно этого голодания только из-за того, что наш губернатор нянчится с этими похожими на диких зверей туземцами, как старая баба.
Лицо за лицом, люди поворачивались в сторону О'Даунса, в то время как губернатор Лейн понапрасну стучал камнем по столешнице, а капитан Амадас гремел, призывая к порядку.
— Пусть говорит! Дайте Шону высказаться! — требовал хор голосов.
Злобно выдвинув вперед подбородок, с горящими серыми глазами, ирландец вскочил на ноги.
— Послушайте, покончим с этой пугливостью. Не хотят туземцы с нами торговать, так возьмем что нам нужно У меня есть верные сведения, что в Намонтаке, главном селении вождя Чапунки, навалом копченой рыбы, оленины и кукурузы.
— Это не так, — вмешался член правительственной партии. — В это время года у туземцев еле хватает еды, чтобы самим прокормиться. Они всегда живут впроголодь, от новогодней луны и до следующего урожая. Вы, Шон, должны были бы осознавать эту истину, если б у вас хватало ума видеть дальше, чем стреляет ваша аркебуза.
Спор, разгоревшийся с еще большей ожесточенностью, привлек внимание равнодушных ремесленников, которым нечего было делать, и солдат, слишком ослабших, чтобы принимать участие в непрестанных и в общем-то бесполезных поисках пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Вот подошел Питер Ладлоу, все еще прихрамывающий от полученной раны и наконечника стрелы, который не удавалось извлечь из его бедра. Ему было всего лишь двадцать три года, но выглядел он после этой ужасной зимы вдвое старше. Подтягивался и Хьюберт Вульф, тощий как жердь, с кожей, ставшей похожей на желтый лимон. Он ковылял с явным пренебрежением к лихорадке, чуть ли не унесшей его на тот свет.
Солдаты в целом казались на вид здоровее, чем невезучие ремесленники и ученые, оказавшиеся неспособными даже определить, какие фрукты и корешки съедобны, а какие нет.
Дом Совета стоял на небольшом пригорке, с которого открывался вид на узкий пролив: над ним в этот самый момент кружило множество чаек, крачек и прочих морских птиц. На полпути к морю виднелись две черные точки, свидетельствуя о том, что кое-кто из гарнизона ушел ловить рыбу.
В количестве пятнадцати человек члены губернаторского Совета гуськом вошли в дом, в котором жил и пытался управлять этой находящейся в отчаянном положении колонией губернатор Ральф Лейн. За полным отсутствием табуретов, не говоря уже о стульях, советники опустились на корточки, подражая туземцам этого материка. Некоторые из них кашляли и сплевывали на бревенчатый пол в ожидании губернатора.
Со своего места около двери Питер Хоптон легко мог следить за происходящим. Недавно капитан Филипп Амадас назначил его полевым капралом, а сам же он носил звучный титул «Адмирал Американского побережья». Под его командованием не плавало ни одно судно, за исключением двух маленьких дряхлых пинасс.
В колонии не так давно образовались две партии: одна состояла из джентльменов, поддерживавших политический курс губернатора Лейна; другая — из сторонников пылкого сэра Томаса Кавендиша, лидера оппозиции.
В молчании две группы расположились по разные стороны палаты Совета и, устроившись на корточках, угрюмо поглядывали друг на друга. Только сэр Томас Кавендиш и эсквайр Хэмфри Болтон хоть сколько-нибудь позаботились о своем одеянии. Остальные члены Совета носили засаленные, с пятнами от еды рубахи и сильно потрепанные камзолы, которые никто даже и не пытался чинить. Почти вся обувь на ногах присутствующих безнадежно просила каши.
Наконец заговорил сэр Томас Кавендиш.
— Что произошло с нашим благородным, — прорычал он, вложив весь свой сарказм в этот титул, — губернатором? Будь я проклят, если снова стану полагаться на благоволение его превосходительства.
Люди заворчали, зашевелились. И тут вошел губернатор. Его тонкий красный нос, как всегда, страдал от насморка, глаза слезились от навязчивого озноба, от которого он, похоже, никак не мог избавиться. Губернатор резко кивнул головой собравшимся и тут же перешел к делу.
— Капитан Амадас, вы отвечаете за наши интендантские запасы. В каком они состоянии?
— Да ни в каком, — ворвался хриплый голос Джона Уайта, — ни единой бочки муки.
Губернатор резко постучал камнем-голышом по деревянному столу, стоявшему перед ним.
— Я требую, джентльмены, чтобы вы испрашивали разрешения говорить, а иначе соблюдайте тишину. Мы должны работать в соответствии с регламентом…
— Э, бросьте, ради Бога! — выкрикнул Филипп Эскью, грубый армейский офицер. — Что вы там трясете нам своей дурацкой раздвоенной бороденкой и болтаете о регламенте. Если бы прошлой зимой вы проявили ум полярной гагары и храбрость вши, мы бы теперь не оказались в таком бедственном положении.
— А ну постойте! — проревел капитан Амадас, гигантского роста детина. — Я не больше радуюсь нашему жалкому положению, чем все остальные, но я требую уважительного отношения к губернатору Лейну. Следующий, кто вмешается, ответит передо мной.
Нервно моргая, губернатор Лейн оглядел исхудалые, потрепанные лихорадкой лица, безжалостно освещенные ярким весенним солнцем.
— Итак, я спросил вас, капитан Амадас, сколько времени то, что осталось у нас на складе, продержит нас на ногах?
— Учитывая тот темп, с каким мрут наши люди, — с горечью заявил Амадас, — у нас достаточно полурационов, чтобы продержаться недели две — но лишь при условии, что в наши запруды заплывет несколько осетров.
— Которые поставили не в тех местах, — включился Эндрю Госнолд. — Вы прислушались к…
— Порядок! — потребовал Амадас.
— Уверен, сэр Ричард Гренвилль должен скоро вернуться с кучей разных припасов, — продолжал губернатор. — Он дал мне честное благородное слово.
— Он уже два месяца как запаздывает, — проворчал Томас Хэриот, историк и землемер экспедиции. Он выглядел таким хрупким, что, казалось, легкий порыв ветра мог бы покатить его по берегу, словно спутанный комок сухих водорослей.
— Его честное благородное слово не стоит моей задницы, — вмешался Кавендиш и вскочил на ноги. — Гренвилль всегда был тираном, у него на уме только власть и собственная выгода. Я говорил вам раньше, Ральф Лейн, и говорю теперь, что он и сэр Уолтер хотят, чтобы мы здесь сгнили! В данный момент ваш драгоценный Гренвилль, скорее всего, грабит Карибские острова вместе со своим дружком сэром Френсисом Дрейком.
— Да пропади они пропадом, эти Ралеи, Гренвилли и все остальные высокие шишки из Лондона! — густо прорычал еще один голос.
Руки Питера сжались на рукоятке пики. Говорил Шон О'Даунс, свирепый смуглолицый ирландец, беглый главарь одного из тех пиратских кланов, какими кишело устье Шаннона в Ирландии.
— С меня довольно этого голодания только из-за того, что наш губернатор нянчится с этими похожими на диких зверей туземцами, как старая баба.
Лицо за лицом, люди поворачивались в сторону О'Даунса, в то время как губернатор Лейн понапрасну стучал камнем по столешнице, а капитан Амадас гремел, призывая к порядку.
— Пусть говорит! Дайте Шону высказаться! — требовал хор голосов.
Злобно выдвинув вперед подбородок, с горящими серыми глазами, ирландец вскочил на ноги.
— Послушайте, покончим с этой пугливостью. Не хотят туземцы с нами торговать, так возьмем что нам нужно У меня есть верные сведения, что в Намонтаке, главном селении вождя Чапунки, навалом копченой рыбы, оленины и кукурузы.
— Это не так, — вмешался член правительственной партии. — В это время года у туземцев еле хватает еды, чтобы самим прокормиться. Они всегда живут впроголодь, от новогодней луны и до следующего урожая. Вы, Шон, должны были бы осознавать эту истину, если б у вас хватало ума видеть дальше, чем стреляет ваша аркебуза.
Спор, разгоревшийся с еще большей ожесточенностью, привлек внимание равнодушных ремесленников, которым нечего было делать, и солдат, слишком ослабших, чтобы принимать участие в непрестанных и в общем-то бесполезных поисках пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141