Мир был такой новый и совсем другой тогда, с
затаившейся в каждом цветке угрозы и бомбой за каждым восходом солнца. Мы
вместе отбивали мир. Ты и я, потому что ничто, в сущности, не нуждалось в
нас здесь, и все сопротивлялось нашему приходу. Мы прорезали и прожигали
себе путь по земле и по морям, и мы сражались под морями и под небесами,
пока не выбили все, что сопротивлялось нам. Затем были построены города и
королевства, и мы возвысили тех, кого мы выбрали, чтобы управлять через
них, а когда они перестали развлекать нас, мы снова их сбросили. Что знают
молодые боги о тех днях? Могут ли они понять ту власть, которую знали мы -
Первые?
- Не могут, - ответил он.
- Когда мы жили в нашем дворце у моря, и я принесла тебе много
сыновей, и наш флот завоевывал острова, разве не были прекрасны и полны
очарования те дни? И ночи с огнем, ароматами и вином? Ты любил меня тогда?
- Я думаю, те двое любили друг друга.
- Те двое? Мы не так уж отличаемся от них. Мы не настолько
изменились. Хотя с тех пор прошли века, есть что-то внутри нас, что не
меняется, не переделывается, сколько бы тел мы не сменили, сколько бы
любовников ни брали, сколько бы прекрасного и безобразного ни видели и ни
делали, сколько бы ни передумали, ни перечувствовали. Сущность наша
остается в центре всего этого и наблюдает.
- Разрежь плод - внутри него семя. Это и есть центр? Разрежь семя - в
нем нет ничего. Это и есть центр? Мы с тобой совершенно отличны от хозяина
и хозяйки сражений. Те двое знали хорошее, но это и все.
- Ты ушел с Неба, потому что устал от меня?
- Я хотел сменить перспективу.
- Долгие годы я ненавидела тебя за твой уход. Было время, когда я
сидела в комнате, называемой Отчаяние, но была слишком труслива, чтобы
пойти за пределы Брошенного Мира. И было время, когда я простила тебя и
умоляла семерых Риши принести мне твое изображение, чтобы я смотрела на
тебя, как будто ты вернулся, как будто мы снова вместе. А однажды я желала
твоей смерти, но ты обратил палача в друга, так же как обратил мой гнев в
прощение. Ты хочешь сказать, что не чувствуешь ко мне ничего?
- Я хочу сказать, что больше не люблю тебя. Было бы очень приятно,
если бы хоть что-то в мире оставалось постоянным и неизменным. Если бы
такая вещь была, она была бы сильнее любви, но я такой вещи не знаю.
- Я не изменилась, Сэм.
- Подумай хорошенько, Леди, над всем, что ты сказала, обо всем, что
ты вспомнила обо мне в этот день. На самом деле ты вспомнила не мужчину, а
резню, через которую мы с тобой прошли вместе. Теперь мир укрощен, а ты
жаждешь былых пожаров и стали. Дело не в мужчине - нас с тобой разделила
судьба, это судьба теперь - прошлое, она тревожит твой мозг, и ты
называешь это любовью.
- Как бы я ее ни называла, она не изменилась! Ее дни не прошли. Это и
есть постоянная вещь в мире, и я зову тебя разделить ее со мной снова!
- А как же Господин Яма?
- А что Яма? Ты имеешь дело с теми, кто считается ему ровней, и они
еще живы.
- Значит, тебя интересовал только его Аспект?
Она улыбнулась в тени и ветре.
- Конечно.
- Леди, Леди, Леди, забудь меня! Живи с Ямой и будь его любовью. Наши
дни прошли, и я не хочу вспоминать о них. Хорошие были дни, но они прошли.
Как есть время для всего, так есть время и для конца чего бы то ни было.
Сейчас время для консолидации человеческого роста в этом мире. Время
делиться знанием, а не скрещивать клинки.
- Ты хотел биться с Небом за это знание? Ты хотел пробить Небесный
Город, чтобы открыть его своды миру?
- Ты знаешь, чего я хотел.
- Тогда у нас еще может быть общее дело.
- Нет, Леди, не обманывай себя. Ты предана Небу, а не миру. И ты это
знаешь. Если бы я получил свободу и ты присоединилась бы ко мне в
сражении, ты, возможно, некоторое время была бы счастлива. Но, независимо
от победы или поражения, ты в конце концов станешь еще более несчастной,
чем раньше.
- Послушай, мягкосердечный святой из пурпурной рощи! Это как раз для
тебя - предугадывать мои ощущения, но Кали отбрасывает свою преданность,
когда хочет, она никому ничем не обязана, кроме своего выбора. Она богиня
наемников, помни это! Возможно, что все твои слова - истина, а она лгала,
когда говорила, что все еще любит тебя. Но она жестока и полна вожделения
битвы, она идет по запаху крови. Я чувствую, что Кали может стать
Акселерационисткой.
- Остерегайся говорить так, богиня. Мало ли кто может подслушать.
- Никто не подслушает, - сказала она, - потому что в этом месте редко
произносят слова.
- Тем больше причин для кого-нибудь заинтересоваться, если здесь
заговорили.
Она помолчала, потом сказала:
- Никто не подслушивает.
- Твоя сила выросла.
- Да. А твоя?
- Осталась той же, я думаю.
- Так ты примешь мой меч, мое колесо, мой лук во имя Акселерации?
- Нет.
- Почему нет?
- Ты слишком легко даешь обещания и так же легко нарушаешь их. Я не
могу верить тебе. Если бы мы сражались и победили во имя Акселерационизма,
это была бы, вероятно, последняя великая битва в этом мире. А ты не
пожелаешь и не позволишь такому случиться.
- Ты глуп, Сэм, если говоришь о последней великой битве, потому что
последняя великая битва - всегда следующая. А если я приду к тебе в более
приятном виде, чтобы убедить тебя в правдивости моих слов? Если я обниму
тебя в теле с печатью девственности? Тогда ты поверишь моему слову?
- Сомнение, Леди, есть целомудрие мозга, и я ношу на своем мозге эту
печать.
- Тогда знай, что я привела тебя сюда, чтобы помучить тебя. Ты прав:
мне плевать на твой Акселерационизм, и я уже исчислила твои дни. Я хотела
подать тебе фальшивые надежды, чтобы ты был сброшен с большей высоты. И
только твоя глупость и твоя усталость спасли тебя от этого.
- Прости, Кали...
- Мне не нужны твои извинения! Я хотела твоей любви, чтобы
воспользоваться ею против тебя в твои последние дни и сделать их еще
тяжелее. Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь
трудов. Не думай, что я не могла заставить тебя улыбками и ласками снова
полюбить меня: я чувствую в тебе жар, а мне не трудно разжечь его в
мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина падает с высот
страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени дать тебе что-нибудь,
кроме презрения.
Звезды закружились вокруг него, нестирающиеся, жгучие, ее рука ушла
из-под его ладони, когда она наливала еще две чаши сомы, чтобы согреться в
ночи.
- Кали!
- Да?
- Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще
забочусь о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
затаившейся в каждом цветке угрозы и бомбой за каждым восходом солнца. Мы
вместе отбивали мир. Ты и я, потому что ничто, в сущности, не нуждалось в
нас здесь, и все сопротивлялось нашему приходу. Мы прорезали и прожигали
себе путь по земле и по морям, и мы сражались под морями и под небесами,
пока не выбили все, что сопротивлялось нам. Затем были построены города и
королевства, и мы возвысили тех, кого мы выбрали, чтобы управлять через
них, а когда они перестали развлекать нас, мы снова их сбросили. Что знают
молодые боги о тех днях? Могут ли они понять ту власть, которую знали мы -
Первые?
- Не могут, - ответил он.
- Когда мы жили в нашем дворце у моря, и я принесла тебе много
сыновей, и наш флот завоевывал острова, разве не были прекрасны и полны
очарования те дни? И ночи с огнем, ароматами и вином? Ты любил меня тогда?
- Я думаю, те двое любили друг друга.
- Те двое? Мы не так уж отличаемся от них. Мы не настолько
изменились. Хотя с тех пор прошли века, есть что-то внутри нас, что не
меняется, не переделывается, сколько бы тел мы не сменили, сколько бы
любовников ни брали, сколько бы прекрасного и безобразного ни видели и ни
делали, сколько бы ни передумали, ни перечувствовали. Сущность наша
остается в центре всего этого и наблюдает.
- Разрежь плод - внутри него семя. Это и есть центр? Разрежь семя - в
нем нет ничего. Это и есть центр? Мы с тобой совершенно отличны от хозяина
и хозяйки сражений. Те двое знали хорошее, но это и все.
- Ты ушел с Неба, потому что устал от меня?
- Я хотел сменить перспективу.
- Долгие годы я ненавидела тебя за твой уход. Было время, когда я
сидела в комнате, называемой Отчаяние, но была слишком труслива, чтобы
пойти за пределы Брошенного Мира. И было время, когда я простила тебя и
умоляла семерых Риши принести мне твое изображение, чтобы я смотрела на
тебя, как будто ты вернулся, как будто мы снова вместе. А однажды я желала
твоей смерти, но ты обратил палача в друга, так же как обратил мой гнев в
прощение. Ты хочешь сказать, что не чувствуешь ко мне ничего?
- Я хочу сказать, что больше не люблю тебя. Было бы очень приятно,
если бы хоть что-то в мире оставалось постоянным и неизменным. Если бы
такая вещь была, она была бы сильнее любви, но я такой вещи не знаю.
- Я не изменилась, Сэм.
- Подумай хорошенько, Леди, над всем, что ты сказала, обо всем, что
ты вспомнила обо мне в этот день. На самом деле ты вспомнила не мужчину, а
резню, через которую мы с тобой прошли вместе. Теперь мир укрощен, а ты
жаждешь былых пожаров и стали. Дело не в мужчине - нас с тобой разделила
судьба, это судьба теперь - прошлое, она тревожит твой мозг, и ты
называешь это любовью.
- Как бы я ее ни называла, она не изменилась! Ее дни не прошли. Это и
есть постоянная вещь в мире, и я зову тебя разделить ее со мной снова!
- А как же Господин Яма?
- А что Яма? Ты имеешь дело с теми, кто считается ему ровней, и они
еще живы.
- Значит, тебя интересовал только его Аспект?
Она улыбнулась в тени и ветре.
- Конечно.
- Леди, Леди, Леди, забудь меня! Живи с Ямой и будь его любовью. Наши
дни прошли, и я не хочу вспоминать о них. Хорошие были дни, но они прошли.
Как есть время для всего, так есть время и для конца чего бы то ни было.
Сейчас время для консолидации человеческого роста в этом мире. Время
делиться знанием, а не скрещивать клинки.
- Ты хотел биться с Небом за это знание? Ты хотел пробить Небесный
Город, чтобы открыть его своды миру?
- Ты знаешь, чего я хотел.
- Тогда у нас еще может быть общее дело.
- Нет, Леди, не обманывай себя. Ты предана Небу, а не миру. И ты это
знаешь. Если бы я получил свободу и ты присоединилась бы ко мне в
сражении, ты, возможно, некоторое время была бы счастлива. Но, независимо
от победы или поражения, ты в конце концов станешь еще более несчастной,
чем раньше.
- Послушай, мягкосердечный святой из пурпурной рощи! Это как раз для
тебя - предугадывать мои ощущения, но Кали отбрасывает свою преданность,
когда хочет, она никому ничем не обязана, кроме своего выбора. Она богиня
наемников, помни это! Возможно, что все твои слова - истина, а она лгала,
когда говорила, что все еще любит тебя. Но она жестока и полна вожделения
битвы, она идет по запаху крови. Я чувствую, что Кали может стать
Акселерационисткой.
- Остерегайся говорить так, богиня. Мало ли кто может подслушать.
- Никто не подслушает, - сказала она, - потому что в этом месте редко
произносят слова.
- Тем больше причин для кого-нибудь заинтересоваться, если здесь
заговорили.
Она помолчала, потом сказала:
- Никто не подслушивает.
- Твоя сила выросла.
- Да. А твоя?
- Осталась той же, я думаю.
- Так ты примешь мой меч, мое колесо, мой лук во имя Акселерации?
- Нет.
- Почему нет?
- Ты слишком легко даешь обещания и так же легко нарушаешь их. Я не
могу верить тебе. Если бы мы сражались и победили во имя Акселерационизма,
это была бы, вероятно, последняя великая битва в этом мире. А ты не
пожелаешь и не позволишь такому случиться.
- Ты глуп, Сэм, если говоришь о последней великой битве, потому что
последняя великая битва - всегда следующая. А если я приду к тебе в более
приятном виде, чтобы убедить тебя в правдивости моих слов? Если я обниму
тебя в теле с печатью девственности? Тогда ты поверишь моему слову?
- Сомнение, Леди, есть целомудрие мозга, и я ношу на своем мозге эту
печать.
- Тогда знай, что я привела тебя сюда, чтобы помучить тебя. Ты прав:
мне плевать на твой Акселерационизм, и я уже исчислила твои дни. Я хотела
подать тебе фальшивые надежды, чтобы ты был сброшен с большей высоты. И
только твоя глупость и твоя усталость спасли тебя от этого.
- Прости, Кали...
- Мне не нужны твои извинения! Я хотела твоей любви, чтобы
воспользоваться ею против тебя в твои последние дни и сделать их еще
тяжелее. Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь
трудов. Не думай, что я не могла заставить тебя улыбками и ласками снова
полюбить меня: я чувствую в тебе жар, а мне не трудно разжечь его в
мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина падает с высот
страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени дать тебе что-нибудь,
кроме презрения.
Звезды закружились вокруг него, нестирающиеся, жгучие, ее рука ушла
из-под его ладони, когда она наливала еще две чаши сомы, чтобы согреться в
ночи.
- Кали!
- Да?
- Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще
забочусь о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74