Эти увечья, спросил адвокат, были нанесены подзащитному всего за несколько недель до нападения слуги? Как может отреагировать человек, на жизнь которого было недавно совершено покушение, когда на него неожиданно нападают во время верховой прогулки и, сбросив с лошади, жестоко избивают? Разве он может помнить, как, доведенный до полуобморочного состояния побоями, взял в разгаре драки камень и ударил им по голове своего противника? Разве любой из них не поступил бы на его месте точно так же, чтобы спасти собственную жизнь?
Адвокат, однако, не стал утверждать, что подзащитный, сбрасывая труп противника в карьер, все так же пребывал в состоянии беспамятства. Эту деталь он предпочел опустить. В завершение своей речи он сказал, что высоко ценит умственные качества присяжных заседателей и надеется на их понимание. После этого он замолчал, удовлетворенный своим красноречием и, пребывая в полнейшей уверенности, что в силу перечисленных им обстоятельств суд признает его подзащитного невиновным.
Прокурор начал свою ответную речь с того самого места, на котором остановился защитник.
– Примите к сведению, господа присяжные, – сказал он, – что подсудимый ударил покойного камнем не в целях самозащиты, как хотел бы нас убедить господин адвокат. Из показаний свидетеля, наблюдавшего убийство, нам ясно, что подсудимый ударил противника по голове камнем, когда тот лежал в прострации у его ног. Удар пришелся покойному прямо в лоб, из чего я заключаю, что в момент удара он был без сознания. Любой человек, пребывающий в сознании и видящий, как на него замахиваются камнем, инстинктивно отворачивается; в таком случае удар пришелся бы ему в висок или в затылок. Быть может, покойный был уже мертв, когда его ударили камнем, но это маловероятно. Скорее всего, при падении он просто лишился чувств. Но сейчас для нас важно не то, когда именно умер покойный, а то, что в момент удара камнем он в любом случае был не в состоянии защититься. Медицинская экспертиза показала, что, когда камень опустился на голову покойного, он лежал на спине и был неподвижен. Мы опять-таки не можем знать точно, послужил ли причиной смерти удар камнем или же покойный был еще жив, когда его сбрасывали в воду. Но подсудимый не стал выяснять, жив ли его противник. Он поспешил замести следы преступления, сбросив тело в карьер. Господин адвокат хотел бы убедить нас в том, что подсудимый не отдавал себе отчета в своих действиях, когда подтащил тело покойного к краю карьера и сбросил в воду, и все так же пребывал в беспамятстве, когда сел на лошадь и уехал. Решайте сами, господа присяжные, может ли человек, пребывающий в беспамятстве, выполнить все эти действия.
Прокурор сделал небольшую паузу, чтобы откашляться. В зале послышались шорохи и шепот. Но, когда он заговорил, снова настала тишина.
– Покойный поступил работать к подсудимому еще ребенком, – продолжал прокурор. – Он был сиротой и воспитывался в приюте, а после приюта сразу же пошел в услужение. В течение всей своей жизни этот бедный человек не знал ничего, кроме тяжелой работы и побоев. За свой труд он получал мизерную плату, а хозяина панически боялся. Вдова покойного рассказала нам, как он дрожал от страха, возвращаясь вечерами домой, а поутру его била нервная дрожь, когда он должен был идти на конюшню и выводить для хозяина лошадь. Возникает вопрос, чего именно боялся покойный. Он боялся плети, господа. Четырнадцать лет назад он лишился глаза вследствие удара плетью. Вы можете спросить, почему он не нашел себе работу в другом доме, если его хозяин обращался с ним так жестоко. Я сам задал этот вопрос его вдове, и вот что она мне ответила: «Хозяин никогда не дал бы ему рекомендательного письма». Вдова покойного все эти годы проработала судомойкой на кухне в Гринволл-Мэноре. Вы можете подумать, что, пробыв столько лет в услужении, эти люди скопили достаточно денег, чтобы уйти от своих господ и попытать счастья в другом месте, но это не так. Жалованье, которое они получали, едва позволяло им сводить концы с концами. Я узнал, что, когда Вильям Денисон начал работать на усадьбе в качестве помощника садовника, его жалованье составляло один шиллинг в неделю. Когда он умер, ему было сорок лет, и он никогда не получал больше четырех шиллингов в неделю. Его жене платили три шиллинга в неделю. У них не было иного выхода, а потому они продолжали работать в Гринволл-Мэноре, получая за свой труд мизерную плату. Вильяму Денисону к тому же приходилось еще и сносить побои хозяина. Я думаю, вы понимаете, господа, что в своем желании отомстить хозяину за его жестокость покойный был движим отчаянием. Конечно, он должен был знать, что за это его ожидает тюремное заключение, но он настолько натерпелся от хозяина, что вряд ли задумывался о последствиях своих действий. – Немного помолчав, прокурор заключил мрачным тоном: – Сейчас я прошу вас, уважаемые господа, принять во внимание только последний поступок хозяина по отношению к слуге, вследствие которого слуга лишился жизни. Я думаю, нет необходимости припоминать все жестокости, совершенные им по отношению к Вильяму Денисону, чтобы признать Бернарда Розье виновным.
Присяжные удалились из зала и заседали в течение часа. Когда они вернулись, их представитель сообщил судье, что они вынесли свое решение.
– Мы признаем подсудимого виновным в непреднамеренном убийстве, – объявил он.
При слове «непреднамеренном» на мрачном лице Бернарда Розье впервые за все эти дни изобразилось облегчение. Он удовлетворенно огляделся вокруг себя, всем своим видом говоря: «Вот видите, им не удалось засадить меня в тюрьму».
Почти все взгляды были сейчас на нем. Кто-то из присутствующих насмешливо улыбался, кто-то шептал на ухо соседу: «Ну, что я вам говорил? Знати все сходит с рук». Но в зале были и люди, принадлежащие к кругам знати. Они не шептались и не улыбались, а молча смотрели на судью Гордона в ожидании приговора. Кэти и Эндри тоже сидели молча, и их крепко сцепленные руки были спрятаны за складками ее юбки.
Прежде чем заговорить, судья обвел взглядом зал, ожидая полной тишины. Бернард Розье не сводил с него глаз, на лице подсудимого застыло довольное выражение. Он был так уверен, что его признают невиновным и отпустят на свободу, что едва удерживался от того, чтобы не закричать: «Ну же, давайте говорите быстрее!»
– Разумеется, я ожидал именно такого решения от присяжных, – начал судья Гордон, и в его тоне звучала скрытая насмешка. – И я не могу не признать их решение правильным, поскольку нет сомнений в том, что подсудимый совершил убийство в целях самозащиты.
Судья сделал небольшую паузу, как будто подбирая подходящие слова. Подавшись вперед и указывая пальцем на Бернарда Розье, он продолжал на более решительной ноте, обращаясь теперь исключительно к нему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Адвокат, однако, не стал утверждать, что подзащитный, сбрасывая труп противника в карьер, все так же пребывал в состоянии беспамятства. Эту деталь он предпочел опустить. В завершение своей речи он сказал, что высоко ценит умственные качества присяжных заседателей и надеется на их понимание. После этого он замолчал, удовлетворенный своим красноречием и, пребывая в полнейшей уверенности, что в силу перечисленных им обстоятельств суд признает его подзащитного невиновным.
Прокурор начал свою ответную речь с того самого места, на котором остановился защитник.
– Примите к сведению, господа присяжные, – сказал он, – что подсудимый ударил покойного камнем не в целях самозащиты, как хотел бы нас убедить господин адвокат. Из показаний свидетеля, наблюдавшего убийство, нам ясно, что подсудимый ударил противника по голове камнем, когда тот лежал в прострации у его ног. Удар пришелся покойному прямо в лоб, из чего я заключаю, что в момент удара он был без сознания. Любой человек, пребывающий в сознании и видящий, как на него замахиваются камнем, инстинктивно отворачивается; в таком случае удар пришелся бы ему в висок или в затылок. Быть может, покойный был уже мертв, когда его ударили камнем, но это маловероятно. Скорее всего, при падении он просто лишился чувств. Но сейчас для нас важно не то, когда именно умер покойный, а то, что в момент удара камнем он в любом случае был не в состоянии защититься. Медицинская экспертиза показала, что, когда камень опустился на голову покойного, он лежал на спине и был неподвижен. Мы опять-таки не можем знать точно, послужил ли причиной смерти удар камнем или же покойный был еще жив, когда его сбрасывали в воду. Но подсудимый не стал выяснять, жив ли его противник. Он поспешил замести следы преступления, сбросив тело в карьер. Господин адвокат хотел бы убедить нас в том, что подсудимый не отдавал себе отчета в своих действиях, когда подтащил тело покойного к краю карьера и сбросил в воду, и все так же пребывал в беспамятстве, когда сел на лошадь и уехал. Решайте сами, господа присяжные, может ли человек, пребывающий в беспамятстве, выполнить все эти действия.
Прокурор сделал небольшую паузу, чтобы откашляться. В зале послышались шорохи и шепот. Но, когда он заговорил, снова настала тишина.
– Покойный поступил работать к подсудимому еще ребенком, – продолжал прокурор. – Он был сиротой и воспитывался в приюте, а после приюта сразу же пошел в услужение. В течение всей своей жизни этот бедный человек не знал ничего, кроме тяжелой работы и побоев. За свой труд он получал мизерную плату, а хозяина панически боялся. Вдова покойного рассказала нам, как он дрожал от страха, возвращаясь вечерами домой, а поутру его била нервная дрожь, когда он должен был идти на конюшню и выводить для хозяина лошадь. Возникает вопрос, чего именно боялся покойный. Он боялся плети, господа. Четырнадцать лет назад он лишился глаза вследствие удара плетью. Вы можете спросить, почему он не нашел себе работу в другом доме, если его хозяин обращался с ним так жестоко. Я сам задал этот вопрос его вдове, и вот что она мне ответила: «Хозяин никогда не дал бы ему рекомендательного письма». Вдова покойного все эти годы проработала судомойкой на кухне в Гринволл-Мэноре. Вы можете подумать, что, пробыв столько лет в услужении, эти люди скопили достаточно денег, чтобы уйти от своих господ и попытать счастья в другом месте, но это не так. Жалованье, которое они получали, едва позволяло им сводить концы с концами. Я узнал, что, когда Вильям Денисон начал работать на усадьбе в качестве помощника садовника, его жалованье составляло один шиллинг в неделю. Когда он умер, ему было сорок лет, и он никогда не получал больше четырех шиллингов в неделю. Его жене платили три шиллинга в неделю. У них не было иного выхода, а потому они продолжали работать в Гринволл-Мэноре, получая за свой труд мизерную плату. Вильяму Денисону к тому же приходилось еще и сносить побои хозяина. Я думаю, вы понимаете, господа, что в своем желании отомстить хозяину за его жестокость покойный был движим отчаянием. Конечно, он должен был знать, что за это его ожидает тюремное заключение, но он настолько натерпелся от хозяина, что вряд ли задумывался о последствиях своих действий. – Немного помолчав, прокурор заключил мрачным тоном: – Сейчас я прошу вас, уважаемые господа, принять во внимание только последний поступок хозяина по отношению к слуге, вследствие которого слуга лишился жизни. Я думаю, нет необходимости припоминать все жестокости, совершенные им по отношению к Вильяму Денисону, чтобы признать Бернарда Розье виновным.
Присяжные удалились из зала и заседали в течение часа. Когда они вернулись, их представитель сообщил судье, что они вынесли свое решение.
– Мы признаем подсудимого виновным в непреднамеренном убийстве, – объявил он.
При слове «непреднамеренном» на мрачном лице Бернарда Розье впервые за все эти дни изобразилось облегчение. Он удовлетворенно огляделся вокруг себя, всем своим видом говоря: «Вот видите, им не удалось засадить меня в тюрьму».
Почти все взгляды были сейчас на нем. Кто-то из присутствующих насмешливо улыбался, кто-то шептал на ухо соседу: «Ну, что я вам говорил? Знати все сходит с рук». Но в зале были и люди, принадлежащие к кругам знати. Они не шептались и не улыбались, а молча смотрели на судью Гордона в ожидании приговора. Кэти и Эндри тоже сидели молча, и их крепко сцепленные руки были спрятаны за складками ее юбки.
Прежде чем заговорить, судья обвел взглядом зал, ожидая полной тишины. Бернард Розье не сводил с него глаз, на лице подсудимого застыло довольное выражение. Он был так уверен, что его признают невиновным и отпустят на свободу, что едва удерживался от того, чтобы не закричать: «Ну же, давайте говорите быстрее!»
– Разумеется, я ожидал именно такого решения от присяжных, – начал судья Гордон, и в его тоне звучала скрытая насмешка. – И я не могу не признать их решение правильным, поскольку нет сомнений в том, что подсудимый совершил убийство в целях самозащиты.
Судья сделал небольшую паузу, как будто подбирая подходящие слова. Подавшись вперед и указывая пальцем на Бернарда Розье, он продолжал на более решительной ноте, обращаясь теперь исключительно к нему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100