Она оттолкнула руку Кэтрин, когда та хотела погладить ее по щеке. – Не обращайся со мной так, словно я окончательно выжила из ума. Да, я знаю, что я очень стара и иногда мое сознание затуманивается. Но в другие минуты я способна мыслить так же ясно, как и прежде.
– Я знаю, что ты умеешь мыслить ясно, тетя Кэти.
– Кэтрин!
– Да, тетя Кэти?
– Посмотри на меня, Кэтрин.
Кэтрин обернулась от тумбочки и взяла в ладони большую костлявую руку старухи.
– Что такое, тетя Кэти?
– Я только хотела тебя спросить… Ты ведь знаешь, что Бриджит никогда не была счастлива?
– О, тетя Кэти! Ради Бога перестань. – В глазах Кэтрин стояли слезы, и она уперлась подбородком в грудь. – Пожалуйста, не говори больше об этом. Теперь уже все равно слишком поздно, ничего нельзя изменить.
– Я знаю, что теперь уже поздно раскаиваться. Но я не могу молчать. Быть может, мне уже совсем мало осталось жить, а на моей душе лежит тяжкий грех. Я причинила большое зло Бриджит. А теперь… теперь он вернулся, и я опять боюсь за нее, потому что не знаю, чем это может закончиться… Но все в руках Господа, Кэтрин, – что бы ни случилось, на то будет Божья воля. А Бриджит стала несчастной по моей вине. Я причинила ей большое зло, Кэтрин.
– Это не твоя вина, тетя Кэти, а моя. Во всем виновата только я.
– О, Кэтрин, не успокаивай меня. Ты ведь знаешь, что это не так. – Кэти похлопала Кэтрин по руке. – Тебе бы никогда не пришло в голову чинить препятствия Дэниелу, если бы не я и не мои страхи… Знаешь, Кэтрин, это очень странно, но я больше не боюсь его – я имею в виду Бернарда. Он снился мне прошлой ночью. Я видела его так ясно, словно это происходило не во сне, а наяву. Он шел через двор к конюшням, отряхивая брюки, потому что я упала с ведрами и забрызгала его помоями. Но мне совсем не было страшно. Он вовсе не был зол на меня, а даже помог мне встать и сказал, чтобы я не волновалась. А потом он пошел к конюшням, а я смотрела ему вслед. Это в самом деле случилось, Кэтрин, когда я служила у них. Я в самом деле упала с помойными ведрами и забрызгала его брюки, только тогда он ругался, а встать мне помог не он, а его брат. Но в том сне Бернард поднял меня с земли и был очень любезен со мной. Он совсем не был страшным, Кэтрин. Я поняла, что больше не боюсь его.
– Ну вот и хорошо, тетя Кэти. А теперь помолчи и отдохни. Ты слишком много сегодня разговариваешь.
– Не обращайся со мной, как с ребенком, Кэтрин.
Кэтрин глубоко вздохнула и, взяв с тумбочки использованные стакан и ложку, направилась к двери.
– Закрой за собой дверь, ладно, Кэтрин? – донеслось ей вслед, когда она уже была на пороге.
Эта просьба несколько удивила Кэтрин. Тетя Кэти не любила, когда дверь в ее комнату закрывали и она не могла видеть того, что происходит в зале, поэтому ее дверь всегда оставляли открытой. Сейчас Кэтрин плотно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, борясь со слезами и покусывая губы, потом, взяв себя в руки, твердым шагом прошла на кухню.
Дэниел явился в половине пятого. Дверь ему открыла Кэтрин.
– Добрый вечер, Кэтрин, – спокойно сказал он, глядя прямо ей в глаза.
– Добрый вечер, Дэниел, – ответила она таким же спокойным тоном, стараясь выдержать его взгляд.
Она наблюдала, как он медленно перешагивает через порог, осторожно ступая на свою негнущуюся ногу. Бриджит не сказала, что его ранили в ногу. Впрочем, после вчерашнего вечера Бриджит почти не разговаривала с ней. Может, дочь и простила ее, но Кэтрин знала, что этот обман всегда будет стоять между ними и их прежние отношения уже не вернутся. А теперь она должна заставить себя смотреть в глаза этому мужчине – именно мужчине, а не мальчишке, каким она видела его восемь лет назад. Потому что тогда, хоть Дэниелу и было уже двадцать пять лет, внешне он походил на юношу. Но сейчас в нем появилось что-то очень мужественное, и весь его вид говорил о решимости и о силе. Кэтрин заметила, что робеет перед этим новым Дэниелом. Взяв у него фуражку и положив ее на столик возле двери, она направилась в столовую, жестом пригласив следовать за ней.
В столовой они сели и долго молчали. Наконец он заговорил. То, что он сказал, было обычной вежливой формальностью.
– Как вы поживаете, Кэтрин? – спокойно осведомился он.
Она бы тоже могла ответить ему формальной фразой, уверив его, что у нее все в порядке, однако предпочла сказать правду:
– Я чувствую себя ужасно, Дэниел. Мне так стыдно, что мне бы хотелось спрятаться в какую-нибудь нору и никогда не выходить на Божий свет.
Она ожидала, что он начнет ее утешать, скажет, к примеру: «О, не принимайте это так близко к сердцу. Все это уже давно в прошлом, так что перестаньте волноваться. Сейчас и так слишком много причин для волнений, более серьезных причин, чем эта. Вы сами понимаете – идет война…»
Но он не сказал ничего подобного. Вместо этого он внимательно посмотрел ей в глаза и заметил:
– А знаете, Кэтрин, мне очень трудно поверить, что вы это сделали. Я представлял вас совсем другой. – Немного помолчав, он добавил: – Я думаю, вас подтолкнула на это тетя Кэти.
– О нет! Нет, Дэниел, нет.
– Да, Кэтрин, да. Я все прекрасно понимаю, поэтому даже не пытайтесь ее выгораживать. Лично вы не могли иметь ничего против меня. У вас не было никаких причин, чтобы ненавидеть семью Розье, зато у моей прабабушки они были. Да, вы знали по ее рассказам, каким человеком был мой прадед, и вы могли опасаться, что мне тоже передалась часть его дурных черт, – но если б не она, я думаю, вы бы все-таки позволили мне показать вам, какой я на самом деле, и тогда уже сами бы решали, злодей я или нет. Но у моей прабабушки не было сомнений на этот счет – она столько всего натерпелась от моего прадеда, что для нее человек, носящий фамилию Розье, мог быть только негодяем. – Дэниел вздохнул. – Я очень любил вашу дочь, Кэтрин, – продолжал он, и теперь его голос звучал мягче. – Бриджит была моей первой любовью – первой и единственной, потому что ни до нее, ни после я никогда не был по-настоящему влюблен. С тех пор я успел жениться и развестись, я много увлекался, но я никогда никого не любил, кроме Бриджит. И я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу испытать к другой женщине такое же сильное чувство, какое испытывал к ней. Когда она вышла замуж, даже не удостоив ответа мои письма, – я думал, что она получила их и не пожелала ответить, – на какое-то время я возненавидел ее всей душой. Но вы, наверное, поймете, что такая ненависть лишь обратная сторона любви. И все это время я продолжал любить Бриджит. Все эти годы каждую женщину, которая попадалась на моем пути, я невольно сравнивал с ней. Если мне нравилась та или иная женщина, так это лишь потому, что она напоминала мне Бриджит. Вам это может показаться странным, потому что у нас с Бриджит даже не было времени как следует узнать друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Я знаю, что ты умеешь мыслить ясно, тетя Кэти.
– Кэтрин!
– Да, тетя Кэти?
– Посмотри на меня, Кэтрин.
Кэтрин обернулась от тумбочки и взяла в ладони большую костлявую руку старухи.
– Что такое, тетя Кэти?
– Я только хотела тебя спросить… Ты ведь знаешь, что Бриджит никогда не была счастлива?
– О, тетя Кэти! Ради Бога перестань. – В глазах Кэтрин стояли слезы, и она уперлась подбородком в грудь. – Пожалуйста, не говори больше об этом. Теперь уже все равно слишком поздно, ничего нельзя изменить.
– Я знаю, что теперь уже поздно раскаиваться. Но я не могу молчать. Быть может, мне уже совсем мало осталось жить, а на моей душе лежит тяжкий грех. Я причинила большое зло Бриджит. А теперь… теперь он вернулся, и я опять боюсь за нее, потому что не знаю, чем это может закончиться… Но все в руках Господа, Кэтрин, – что бы ни случилось, на то будет Божья воля. А Бриджит стала несчастной по моей вине. Я причинила ей большое зло, Кэтрин.
– Это не твоя вина, тетя Кэти, а моя. Во всем виновата только я.
– О, Кэтрин, не успокаивай меня. Ты ведь знаешь, что это не так. – Кэти похлопала Кэтрин по руке. – Тебе бы никогда не пришло в голову чинить препятствия Дэниелу, если бы не я и не мои страхи… Знаешь, Кэтрин, это очень странно, но я больше не боюсь его – я имею в виду Бернарда. Он снился мне прошлой ночью. Я видела его так ясно, словно это происходило не во сне, а наяву. Он шел через двор к конюшням, отряхивая брюки, потому что я упала с ведрами и забрызгала его помоями. Но мне совсем не было страшно. Он вовсе не был зол на меня, а даже помог мне встать и сказал, чтобы я не волновалась. А потом он пошел к конюшням, а я смотрела ему вслед. Это в самом деле случилось, Кэтрин, когда я служила у них. Я в самом деле упала с помойными ведрами и забрызгала его брюки, только тогда он ругался, а встать мне помог не он, а его брат. Но в том сне Бернард поднял меня с земли и был очень любезен со мной. Он совсем не был страшным, Кэтрин. Я поняла, что больше не боюсь его.
– Ну вот и хорошо, тетя Кэти. А теперь помолчи и отдохни. Ты слишком много сегодня разговариваешь.
– Не обращайся со мной, как с ребенком, Кэтрин.
Кэтрин глубоко вздохнула и, взяв с тумбочки использованные стакан и ложку, направилась к двери.
– Закрой за собой дверь, ладно, Кэтрин? – донеслось ей вслед, когда она уже была на пороге.
Эта просьба несколько удивила Кэтрин. Тетя Кэти не любила, когда дверь в ее комнату закрывали и она не могла видеть того, что происходит в зале, поэтому ее дверь всегда оставляли открытой. Сейчас Кэтрин плотно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, борясь со слезами и покусывая губы, потом, взяв себя в руки, твердым шагом прошла на кухню.
Дэниел явился в половине пятого. Дверь ему открыла Кэтрин.
– Добрый вечер, Кэтрин, – спокойно сказал он, глядя прямо ей в глаза.
– Добрый вечер, Дэниел, – ответила она таким же спокойным тоном, стараясь выдержать его взгляд.
Она наблюдала, как он медленно перешагивает через порог, осторожно ступая на свою негнущуюся ногу. Бриджит не сказала, что его ранили в ногу. Впрочем, после вчерашнего вечера Бриджит почти не разговаривала с ней. Может, дочь и простила ее, но Кэтрин знала, что этот обман всегда будет стоять между ними и их прежние отношения уже не вернутся. А теперь она должна заставить себя смотреть в глаза этому мужчине – именно мужчине, а не мальчишке, каким она видела его восемь лет назад. Потому что тогда, хоть Дэниелу и было уже двадцать пять лет, внешне он походил на юношу. Но сейчас в нем появилось что-то очень мужественное, и весь его вид говорил о решимости и о силе. Кэтрин заметила, что робеет перед этим новым Дэниелом. Взяв у него фуражку и положив ее на столик возле двери, она направилась в столовую, жестом пригласив следовать за ней.
В столовой они сели и долго молчали. Наконец он заговорил. То, что он сказал, было обычной вежливой формальностью.
– Как вы поживаете, Кэтрин? – спокойно осведомился он.
Она бы тоже могла ответить ему формальной фразой, уверив его, что у нее все в порядке, однако предпочла сказать правду:
– Я чувствую себя ужасно, Дэниел. Мне так стыдно, что мне бы хотелось спрятаться в какую-нибудь нору и никогда не выходить на Божий свет.
Она ожидала, что он начнет ее утешать, скажет, к примеру: «О, не принимайте это так близко к сердцу. Все это уже давно в прошлом, так что перестаньте волноваться. Сейчас и так слишком много причин для волнений, более серьезных причин, чем эта. Вы сами понимаете – идет война…»
Но он не сказал ничего подобного. Вместо этого он внимательно посмотрел ей в глаза и заметил:
– А знаете, Кэтрин, мне очень трудно поверить, что вы это сделали. Я представлял вас совсем другой. – Немного помолчав, он добавил: – Я думаю, вас подтолкнула на это тетя Кэти.
– О нет! Нет, Дэниел, нет.
– Да, Кэтрин, да. Я все прекрасно понимаю, поэтому даже не пытайтесь ее выгораживать. Лично вы не могли иметь ничего против меня. У вас не было никаких причин, чтобы ненавидеть семью Розье, зато у моей прабабушки они были. Да, вы знали по ее рассказам, каким человеком был мой прадед, и вы могли опасаться, что мне тоже передалась часть его дурных черт, – но если б не она, я думаю, вы бы все-таки позволили мне показать вам, какой я на самом деле, и тогда уже сами бы решали, злодей я или нет. Но у моей прабабушки не было сомнений на этот счет – она столько всего натерпелась от моего прадеда, что для нее человек, носящий фамилию Розье, мог быть только негодяем. – Дэниел вздохнул. – Я очень любил вашу дочь, Кэтрин, – продолжал он, и теперь его голос звучал мягче. – Бриджит была моей первой любовью – первой и единственной, потому что ни до нее, ни после я никогда не был по-настоящему влюблен. С тех пор я успел жениться и развестись, я много увлекался, но я никогда никого не любил, кроме Бриджит. И я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу испытать к другой женщине такое же сильное чувство, какое испытывал к ней. Когда она вышла замуж, даже не удостоив ответа мои письма, – я думал, что она получила их и не пожелала ответить, – на какое-то время я возненавидел ее всей душой. Но вы, наверное, поймете, что такая ненависть лишь обратная сторона любви. И все это время я продолжал любить Бриджит. Все эти годы каждую женщину, которая попадалась на моем пути, я невольно сравнивал с ней. Если мне нравилась та или иная женщина, так это лишь потому, что она напоминала мне Бриджит. Вам это может показаться странным, потому что у нас с Бриджит даже не было времени как следует узнать друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100