Но что было известно о евангелиях в
литературе того времени?
Штраус нашел упоминания о евангелиях только в литературе II века,
в I в. о них никто не писал. При этом даже в литературе начала и
середины II века речь идет не столько о "существовании евангелий в их
современном виде", сколько "о существовании большей части материалов,
вошедших в их состав"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, М. 1907,
стр.76.]. С евангелием Иоанна дело обстоит в этом отношении хуже:
некоторые сведения о нем появляются только во второй половине II века.
"По отношению к трем первым евангелиям, вследствие наличности
промежутка в несколько поколений между описываемыми в них событиями и
их окончательной редакцией, должна быть признана возможность
добавления легендарного и баснословного элемента; по отношению к
четвертому (ев. Иоанна. - И.К.) более чем возможна, - прямо очевидна
смесь философской спекуляции и сознательных вымыслов"[Там же.].
И Штраус находит огромное количество этих вымыслов. Прежде всего,
как мы уже говорили выше, он признал вымыслами все рассказы о чудесах.
Но дело не только в чудесах. Он сопоставил между собой ряд мест
евангелий, где содержатся вопиющие внутренние противоречия, и сделал
вывод о том, что по меньшей мере часть этих текстов не может содержать
в себе историческую истину. Наименьшего доверия заслуживает евангелие
от Иоанна: во-первых, оно наиболее позднее по времени, во-вторых, в
нем меньше всего внимания уделяется фактической стороне. Штраус, как и
Баур, считал евангелие от Матфея первым, он отдавал ему предпочтение и
в отношении исторической достоверности.
Но даже и в этом евангелии он многое подвергает сомнению.
"Несмотря на ...признаки относительной оригинальности, - говорит он, -
первое евангелие тем не менее представляет уже произведение из вторых
рук"[Там же, стр.111.]. Обратив внимание на то, что ряд рассказов в
евангелии от Матфея приводится дважды, Штраус пытался разъяснить
причину этого: "Единственным удовлетворительным объяснением этих
повторений может служить то, что автор, встречая одни и те же рассказы
в различных писаниях с некоторыми вариантами, принял их за
соответственное число различных рассказов. Это не делает много чести
его критической разборчивости"[Там же.]. Но это, во всяком случае,
свидетельствует о том, что рассказы, о которых идет речь, заимствованы
Матфеем из других источников.
Правда, указывает Штраус, далеко не во всех случаях материалы,
взятые Матфеем из разных источников, повторяют друг друга. Вот,
например, текст, рассказывающий, как Иисус посылает апостолов на
проповедь. Он запрещает им ходить не только к язычникам, но и к
самарянам. В "нагорной проповеди" он опять наставляет своих учеников -
не давать святыни псам и не метать бисер перед свиньями. Но в других
случаях Иисус, по Матфею, говорит прямо противоположное: "Идите,
научите все народы, крестя их во имя отца и сына и святого духа, уча
их соблюдать все, что я повелел вам"[Евангелие от Матфея, гл.XXVIII,
ст.19-20.]. Сопоставляя такого рода противоречия, Штраус объясняет их
тем, что здесь отражаются разные этапы истории самого евангелия. Но
это значит, что евангелия имели определенную историю своего развития,
а не вышли готовыми из рук их "богодухновенных" авторов.
Если евангелие Матфея, по мнению Штрауса, самое древнее и
достоверное, оказывается таким противоречивым, то тем более это можно
сказать об остальных евангелиях. И вот Штраус формулирует свой вывод о
происхождении евангельских книг: "Из всякого рода кратких и неполных
заметок составлялись более пространные евангелия, эти последние не
рассматривались как законченные произведения и время от времени
обогащались новыми вставками и новыми дополнениями. Эти добавления не
всегда согласовались с подлинными деяниями или словами Иисуса,
сохранявшимися до тех пор единственно в устном предании или скрытыми в
какой-нибудь книге, оставшейся случайно неизвестной предыдущему
евангелисту. Напротив, когда с течением времени начала обнаруживаться
тенденция, казавшаяся бесспорным последствием принципов христианства,
то сейчас же признавали, что Иисус должен был сказать или сделать
что-либо в этом смысле. Отсюда появились новые рассказы и новые
изречения Иисуса, которые распространялись сперва путем устного
предания, а потом перешли в евангелия. С каждым новым шагом
теологического сознания... евангелия подправляли. Их очищали от того,
что устарело и вело к соблазну. В них вводились соответствующие эпохе
добавления, соответствующие эпохе лозунги и девизы данной минуты.
Таким образом, церковь втягивается в непрерывное производство
евангельских речей и сентенций, пока движение не заканчивается
исключительным признанием наших синоптиков и первым укреплением
вселенской церкви"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, стр.112.].
Все сверхъестественное, занимающее такое большое место в
евангелиях, Штраус рассматривает как мифы. Науке, утверждал он, нет
никаких оснований усматривать в чудесах события, которые могли когда
бы то ни было происходить, ибо если допускать возможность чудес, то
вообще незачем исследовать историю: могло быть все, что угодно; зачем
же, спрашивает он, тогда проверять исторические источники,
сопоставлять их между собой, отсеивать достоверное от недостоверного и
т.д.?! И действительно, в этих рассуждениях Штрауса есть
неопровержимая логика. В самом деле, представим себе, что в
каком-нибудь историческом сочинении мы прочитали бы, как император
Наполеон встретился и беседовал с вавилонским царем Навуходоносором.
Единственное объяснение такого текста могло бы состоять в том, что
автор его сошел с ума или просто шутит над читателями. Но если
признавать возможность чудес, то отчего не допустить, что исторические
деятели, которых разделяет промежуток в два с половиной тысячелетия,
встретились и побеседовали? Исходить из возможности чудес - значит
вообще закрыть себе путь к научному решению вопроса.
Рационалисты становились на другой путь - тоже ненаучный: они
объясняли чудеса так, что истиной могло стать любое неправдоподобное
сообщение. При таком подходе к делу опять-таки теряется возможность
отделить достоверное от недостоверного.
Отказавшись от таких приемов, Штраус, как мы указывали, стал
исходить из того, что все неправдоподобное, все, противоречащее
истории и законам природы, может быть только мифом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
литературе того времени?
Штраус нашел упоминания о евангелиях только в литературе II века,
в I в. о них никто не писал. При этом даже в литературе начала и
середины II века речь идет не столько о "существовании евангелий в их
современном виде", сколько "о существовании большей части материалов,
вошедших в их состав"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, М. 1907,
стр.76.]. С евангелием Иоанна дело обстоит в этом отношении хуже:
некоторые сведения о нем появляются только во второй половине II века.
"По отношению к трем первым евангелиям, вследствие наличности
промежутка в несколько поколений между описываемыми в них событиями и
их окончательной редакцией, должна быть признана возможность
добавления легендарного и баснословного элемента; по отношению к
четвертому (ев. Иоанна. - И.К.) более чем возможна, - прямо очевидна
смесь философской спекуляции и сознательных вымыслов"[Там же.].
И Штраус находит огромное количество этих вымыслов. Прежде всего,
как мы уже говорили выше, он признал вымыслами все рассказы о чудесах.
Но дело не только в чудесах. Он сопоставил между собой ряд мест
евангелий, где содержатся вопиющие внутренние противоречия, и сделал
вывод о том, что по меньшей мере часть этих текстов не может содержать
в себе историческую истину. Наименьшего доверия заслуживает евангелие
от Иоанна: во-первых, оно наиболее позднее по времени, во-вторых, в
нем меньше всего внимания уделяется фактической стороне. Штраус, как и
Баур, считал евангелие от Матфея первым, он отдавал ему предпочтение и
в отношении исторической достоверности.
Но даже и в этом евангелии он многое подвергает сомнению.
"Несмотря на ...признаки относительной оригинальности, - говорит он, -
первое евангелие тем не менее представляет уже произведение из вторых
рук"[Там же, стр.111.]. Обратив внимание на то, что ряд рассказов в
евангелии от Матфея приводится дважды, Штраус пытался разъяснить
причину этого: "Единственным удовлетворительным объяснением этих
повторений может служить то, что автор, встречая одни и те же рассказы
в различных писаниях с некоторыми вариантами, принял их за
соответственное число различных рассказов. Это не делает много чести
его критической разборчивости"[Там же.]. Но это, во всяком случае,
свидетельствует о том, что рассказы, о которых идет речь, заимствованы
Матфеем из других источников.
Правда, указывает Штраус, далеко не во всех случаях материалы,
взятые Матфеем из разных источников, повторяют друг друга. Вот,
например, текст, рассказывающий, как Иисус посылает апостолов на
проповедь. Он запрещает им ходить не только к язычникам, но и к
самарянам. В "нагорной проповеди" он опять наставляет своих учеников -
не давать святыни псам и не метать бисер перед свиньями. Но в других
случаях Иисус, по Матфею, говорит прямо противоположное: "Идите,
научите все народы, крестя их во имя отца и сына и святого духа, уча
их соблюдать все, что я повелел вам"[Евангелие от Матфея, гл.XXVIII,
ст.19-20.]. Сопоставляя такого рода противоречия, Штраус объясняет их
тем, что здесь отражаются разные этапы истории самого евангелия. Но
это значит, что евангелия имели определенную историю своего развития,
а не вышли готовыми из рук их "богодухновенных" авторов.
Если евангелие Матфея, по мнению Штрауса, самое древнее и
достоверное, оказывается таким противоречивым, то тем более это можно
сказать об остальных евангелиях. И вот Штраус формулирует свой вывод о
происхождении евангельских книг: "Из всякого рода кратких и неполных
заметок составлялись более пространные евангелия, эти последние не
рассматривались как законченные произведения и время от времени
обогащались новыми вставками и новыми дополнениями. Эти добавления не
всегда согласовались с подлинными деяниями или словами Иисуса,
сохранявшимися до тех пор единственно в устном предании или скрытыми в
какой-нибудь книге, оставшейся случайно неизвестной предыдущему
евангелисту. Напротив, когда с течением времени начала обнаруживаться
тенденция, казавшаяся бесспорным последствием принципов христианства,
то сейчас же признавали, что Иисус должен был сказать или сделать
что-либо в этом смысле. Отсюда появились новые рассказы и новые
изречения Иисуса, которые распространялись сперва путем устного
предания, а потом перешли в евангелия. С каждым новым шагом
теологического сознания... евангелия подправляли. Их очищали от того,
что устарело и вело к соблазну. В них вводились соответствующие эпохе
добавления, соответствующие эпохе лозунги и девизы данной минуты.
Таким образом, церковь втягивается в непрерывное производство
евангельских речей и сентенций, пока движение не заканчивается
исключительным признанием наших синоптиков и первым укреплением
вселенской церкви"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, стр.112.].
Все сверхъестественное, занимающее такое большое место в
евангелиях, Штраус рассматривает как мифы. Науке, утверждал он, нет
никаких оснований усматривать в чудесах события, которые могли когда
бы то ни было происходить, ибо если допускать возможность чудес, то
вообще незачем исследовать историю: могло быть все, что угодно; зачем
же, спрашивает он, тогда проверять исторические источники,
сопоставлять их между собой, отсеивать достоверное от недостоверного и
т.д.?! И действительно, в этих рассуждениях Штрауса есть
неопровержимая логика. В самом деле, представим себе, что в
каком-нибудь историческом сочинении мы прочитали бы, как император
Наполеон встретился и беседовал с вавилонским царем Навуходоносором.
Единственное объяснение такого текста могло бы состоять в том, что
автор его сошел с ума или просто шутит над читателями. Но если
признавать возможность чудес, то отчего не допустить, что исторические
деятели, которых разделяет промежуток в два с половиной тысячелетия,
встретились и побеседовали? Исходить из возможности чудес - значит
вообще закрыть себе путь к научному решению вопроса.
Рационалисты становились на другой путь - тоже ненаучный: они
объясняли чудеса так, что истиной могло стать любое неправдоподобное
сообщение. При таком подходе к делу опять-таки теряется возможность
отделить достоверное от недостоверного.
Отказавшись от таких приемов, Штраус, как мы указывали, стал
исходить из того, что все неправдоподобное, все, противоречащее
истории и законам природы, может быть только мифом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109