Логос обладает
различными сторонами, силами (эонами), через посредством которых он
сносится с миром и оказывает на него свое влияние.
В христианстве эти мистические построения получили более
конкретное выражение, более понятное широким массам: логос - сын бога,
эоны - ангелы и т.д. Но иногда в новозаветных книгах гностические
формулы даны почти в неприкосновенном виде, как например в евангелии
от Иоанна: "В начале было слово (логос. - И.К.) и слово было у бога, и
слово было бог..." Гностицизм стал оказывать влияние на христианство
только во II веке.
Философия стоиков, и в частности Сенеки, оказала влияние прежде
всего на моральные поучения Нового Завета. Проповедь милосердия и
непротивления злу, любви к ближнему и прощения обид в сочинениях
Сенеки выражена не менее ярко, чем в Новом Завете. Сам Сенека при этом
отнюдь не подавал примера практического выполнения своей проповеди. Во
всяком случае, пропагандировавшиеся им бедность и презрение к земным
благам никак не соблазняли его самого. Энгельс говорит о нем, что он
был "первым интриганом при дворе Нерона, причем дело не обходилось без
пресмыкательства; он добивался от Нерона подарков деньгами, имениями,
садами, дворцами и, проповедуя бедность евангельского Лазаря, сам-то в
действительности был богачом из той же притчи"[К. Маркс и Ф. Энгельс,
О религии, стр.155.]. Но и в этом отношении Сенека не был ни первым,
ни тем более последним: в истории христианской церкви, да и не только
христианской, есть много не менее вопиющих образцов расхождения слова
с делом.
Все эти идеологические влияния не могли не сказаться на характере
легенды о Христе и запечатлевших ее книгах Нового Завета, когда эта
легенда перешла из среды евреев диаспоры в среду "языческого"
населения Римской империи. Христианская легенда отнюдь не возникла
сразу, как нечто готовое и законченное. Она формировалась постепенно,
и в ходе этого формирования различные социальные слои и национальные
группы, приобщавшиеся к христианству, накладывали на него свой
отпечаток, привносили в него часть своих прежних верований,
перерабатывали его в соответствии со своей классовой и национальной
идеологией.
*Первая книга Нового Завета - Апокалипсис* Формирование
христианской легенды начинается в первой новозаветной книге -
Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова. В предшествующей главе
мы рассказывали об анализе этого произведения, который был дан
Энгельсом. Анализ Энгельса остался непревзойденным образцом
исследования по истории религии: все его положения не только не
поколеблены до сих пор, но нашли полное подтверждение в дальнейшем
развитии науки.
Напомним, что, согласно Энгельсу, Апокалипсис написан в период
второй половины 68 г. - первой половины января 69 г. н.э.
А Апокалипсисе мы видим самое начало процесса отпочкования
христианства от иудейской религии. Здесь иудейский религиозный элемент
еще сильнее, чем христианский. Как по форме, так и по содержанию
Апокалипсис мало чем отличается от многочисленных иудейских
апокалипсисов. Можно сказать, что он непосредственно примыкает к
последнему по времени произведению Ветхого Завета - к книге Даниила, а
также к не вошедшим в канон апокалипсисам Варуха, Еноха, Ездры, Моисея
и т.д.
Об Иисусе Христе как человеке в Апокалипсисе еще нет ни слова.
Речь идет только о небесном существе, притом говорится о нем
чрезвычайно загадочно и неясно. Он именуется агнцем божиим, а иногда
Иисусом и Христом, но все эти имена означают не человека, реально
жившего на земле, а таинственное потустороннее существо, сына бога.
Советский историк Р.Ю. Виппер высказал предположение о том, что
произведение, известное нам теперь под названием Апокалипсиса, состоит
из двух пластов, первый из которых появился в 68 г., а второй был
присоединен к первому только через несколько десятилетий. Агнцем
Христос именуется в ранней основе Апокалипсиса, наименование же Иисуса
Христа - более позднего происхождения. Возможно, что это и так. Во
всяком случае, остается незыблемым, что основа Апокалипсиса
представляет собой первую новозаветную книгу и что в этой книге
говорится не о человеке по имени Иисус, а о боге или божественном
существе.
В Апокалипсисе нет речи о земной жизни Иисуса Христа как
человека. Позднейшего учения Нового Завета о первом и втором
пришествиях Христа еще нет. В прошлом была жертва агнца богу, в очень
далеком прошлом, еще "при сотворении мира". А в будущем Христос должен
явиться сразу во "всей славе", причем свет спасения тогда возгорится
лишь для евреев, а отнюдь не для всего человечества. Весь строй
образов и изречений Апокалипсиса выдержан в духе иудаизма. О
двенадцати "коленах Израилевых" говорится как об основном элементе
будущего царства мессии. В числе спасенных фигурируют по 12 тысяч
человек от каждого колена, что составляет всего 144 тысячи
праведников, спасаемых в первую очередь; имена "колен Израилевых"
присваиваются Апокалипсисом двенадцати воротам "сияющего града".
Центром, в котором должен возродиться мир, признается Иерусалим.
Ветхозаветным духом буквально дышит каждая строчка Апокалипсиса. Он
проникнут гневом в отношении Рима, "вавилонской блудницы", он ждет его
сокрушения и гибели. Никакого всепрощения и любви нет еще и в помине.
Наоборот, жажда мести и предвкушение этой мести наполняют Апокалипсис.
Правда, имеется в виду, что мстить будут не люди, а мессия, когда он
придет. Апокалипсис полон нетерпения, он взывает к мессии: "ей, гряди,
господи!", приди скорей, ибо невмоготу уже становится теперь. Он прямо
упрекает бога: почему так долго не мстишь за страдания праведников?
Легко понять, как сложилось такое умонастроение в период
появления Апокалипсиса. Иудейская война была в разгаре, но ее
перспективы не могли вызывать сомнений: восстание было обречено на
поражение. Запертым в нескольких городах повстанцам, изолированным
фактически от остального мира, предстояло после ожесточенного
сопротивления сложить оружие и частью пойти на распятие, частью -
заполнить рабские рынки Римской империи. У еврейства диаспоры,
знавшего мощь римской военной машины, не могло быть в этом сомнений.
Единственное, на что можно было надеяться, - это месть за все
страдания! Но реально мстить они были бессильны, приходилось надеяться
на то, что за них отомстит мессия.
Эта мечта утешала и поэтому могла увлечь массы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
различными сторонами, силами (эонами), через посредством которых он
сносится с миром и оказывает на него свое влияние.
В христианстве эти мистические построения получили более
конкретное выражение, более понятное широким массам: логос - сын бога,
эоны - ангелы и т.д. Но иногда в новозаветных книгах гностические
формулы даны почти в неприкосновенном виде, как например в евангелии
от Иоанна: "В начале было слово (логос. - И.К.) и слово было у бога, и
слово было бог..." Гностицизм стал оказывать влияние на христианство
только во II веке.
Философия стоиков, и в частности Сенеки, оказала влияние прежде
всего на моральные поучения Нового Завета. Проповедь милосердия и
непротивления злу, любви к ближнему и прощения обид в сочинениях
Сенеки выражена не менее ярко, чем в Новом Завете. Сам Сенека при этом
отнюдь не подавал примера практического выполнения своей проповеди. Во
всяком случае, пропагандировавшиеся им бедность и презрение к земным
благам никак не соблазняли его самого. Энгельс говорит о нем, что он
был "первым интриганом при дворе Нерона, причем дело не обходилось без
пресмыкательства; он добивался от Нерона подарков деньгами, имениями,
садами, дворцами и, проповедуя бедность евангельского Лазаря, сам-то в
действительности был богачом из той же притчи"[К. Маркс и Ф. Энгельс,
О религии, стр.155.]. Но и в этом отношении Сенека не был ни первым,
ни тем более последним: в истории христианской церкви, да и не только
христианской, есть много не менее вопиющих образцов расхождения слова
с делом.
Все эти идеологические влияния не могли не сказаться на характере
легенды о Христе и запечатлевших ее книгах Нового Завета, когда эта
легенда перешла из среды евреев диаспоры в среду "языческого"
населения Римской империи. Христианская легенда отнюдь не возникла
сразу, как нечто готовое и законченное. Она формировалась постепенно,
и в ходе этого формирования различные социальные слои и национальные
группы, приобщавшиеся к христианству, накладывали на него свой
отпечаток, привносили в него часть своих прежних верований,
перерабатывали его в соответствии со своей классовой и национальной
идеологией.
*Первая книга Нового Завета - Апокалипсис* Формирование
христианской легенды начинается в первой новозаветной книге -
Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова. В предшествующей главе
мы рассказывали об анализе этого произведения, который был дан
Энгельсом. Анализ Энгельса остался непревзойденным образцом
исследования по истории религии: все его положения не только не
поколеблены до сих пор, но нашли полное подтверждение в дальнейшем
развитии науки.
Напомним, что, согласно Энгельсу, Апокалипсис написан в период
второй половины 68 г. - первой половины января 69 г. н.э.
А Апокалипсисе мы видим самое начало процесса отпочкования
христианства от иудейской религии. Здесь иудейский религиозный элемент
еще сильнее, чем христианский. Как по форме, так и по содержанию
Апокалипсис мало чем отличается от многочисленных иудейских
апокалипсисов. Можно сказать, что он непосредственно примыкает к
последнему по времени произведению Ветхого Завета - к книге Даниила, а
также к не вошедшим в канон апокалипсисам Варуха, Еноха, Ездры, Моисея
и т.д.
Об Иисусе Христе как человеке в Апокалипсисе еще нет ни слова.
Речь идет только о небесном существе, притом говорится о нем
чрезвычайно загадочно и неясно. Он именуется агнцем божиим, а иногда
Иисусом и Христом, но все эти имена означают не человека, реально
жившего на земле, а таинственное потустороннее существо, сына бога.
Советский историк Р.Ю. Виппер высказал предположение о том, что
произведение, известное нам теперь под названием Апокалипсиса, состоит
из двух пластов, первый из которых появился в 68 г., а второй был
присоединен к первому только через несколько десятилетий. Агнцем
Христос именуется в ранней основе Апокалипсиса, наименование же Иисуса
Христа - более позднего происхождения. Возможно, что это и так. Во
всяком случае, остается незыблемым, что основа Апокалипсиса
представляет собой первую новозаветную книгу и что в этой книге
говорится не о человеке по имени Иисус, а о боге или божественном
существе.
В Апокалипсисе нет речи о земной жизни Иисуса Христа как
человека. Позднейшего учения Нового Завета о первом и втором
пришествиях Христа еще нет. В прошлом была жертва агнца богу, в очень
далеком прошлом, еще "при сотворении мира". А в будущем Христос должен
явиться сразу во "всей славе", причем свет спасения тогда возгорится
лишь для евреев, а отнюдь не для всего человечества. Весь строй
образов и изречений Апокалипсиса выдержан в духе иудаизма. О
двенадцати "коленах Израилевых" говорится как об основном элементе
будущего царства мессии. В числе спасенных фигурируют по 12 тысяч
человек от каждого колена, что составляет всего 144 тысячи
праведников, спасаемых в первую очередь; имена "колен Израилевых"
присваиваются Апокалипсисом двенадцати воротам "сияющего града".
Центром, в котором должен возродиться мир, признается Иерусалим.
Ветхозаветным духом буквально дышит каждая строчка Апокалипсиса. Он
проникнут гневом в отношении Рима, "вавилонской блудницы", он ждет его
сокрушения и гибели. Никакого всепрощения и любви нет еще и в помине.
Наоборот, жажда мести и предвкушение этой мести наполняют Апокалипсис.
Правда, имеется в виду, что мстить будут не люди, а мессия, когда он
придет. Апокалипсис полон нетерпения, он взывает к мессии: "ей, гряди,
господи!", приди скорей, ибо невмоготу уже становится теперь. Он прямо
упрекает бога: почему так долго не мстишь за страдания праведников?
Легко понять, как сложилось такое умонастроение в период
появления Апокалипсиса. Иудейская война была в разгаре, но ее
перспективы не могли вызывать сомнений: восстание было обречено на
поражение. Запертым в нескольких городах повстанцам, изолированным
фактически от остального мира, предстояло после ожесточенного
сопротивления сложить оружие и частью пойти на распятие, частью -
заполнить рабские рынки Римской империи. У еврейства диаспоры,
знавшего мощь римской военной машины, не могло быть в этом сомнений.
Единственное, на что можно было надеяться, - это месть за все
страдания! Но реально мстить они были бессильны, приходилось надеяться
на то, что за них отомстит мессия.
Эта мечта утешала и поэтому могла увлечь массы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109