Я многому у него научился и многое
благодаря ему сумел понять. Особенно после того, как он однажды сказал
мне: "Удача, Алеша, никогда не приходит случайно. Случайными бывают
только неудачи - удачу следует создавать самому".
Создать свою удачу на Кабенге ему не удалось.
Он прибыл сюда наблюдателем - как и я - чуть больше годва назад.
Обычная инспекционная поездка. Каждый из нас бывал в десятках таких
инспекций - иногда в свободном поиске, иногда в рамках предложенной
кем-то и одобренной Зигмундом программы. Мы знакомились с положением
дел, потом писали всяческие доклады, составляли отчеты, зачастую
совсем не понимая, была ли хоть какая-то польза от нашей работы. Со
стороны могло показаться, что мы большей частью попусту транжирим
время и немалые порой средства. Но никто - за все сорок восемь лет
существования нашего отдела - не контролировал его деятельность со
стороны. А нам самим Зигмунд усомниться не давал - просто тем, что
каждый из нас в какой-то период привлекался к обработке и обобщению
полученной информации и мог лично убедиться в том, что работа
проводится не зря, что ситуация крайне серьезна, что угроза Нашествия
не просто реальнаа - что это уже даже не угроза, что Нашествие уже
происходит. Сейчас, сегодня Нашествие нависло над передовыми отрядами
человечества. Завтра - если мы не сумеем разгадать его причины - оно
ударит в самое сердце нашей цивилизации.
Но разгадать причину - значило найти что-то общее в тех явлениях,
которые мы связывали с Нашествием. Однако, что общего могло быть между
катастрофой на Джильберте и блуждающими тенями, между взрывом на
Скорпионе и агрессией гель-организмов в пустыне Лиэк, между
исчезновением трех операторов на станции КН-4 и фантазиями Уго
Тревола, вот уже два столетия не дающими покоя ксенологам, между
Зеркальным городом на Каунгонге и призраком Тимофея Платто? Что могло
быть общего между всеми этими явлениями, что вообще могло быть общего
между различными флуктуациями, кроме одного - кроме того, что все
флуктуации по природе своей случайны?
Какой-то иной общности, объединявшей все эти события, мы так и
не сумели до сих пор отыскать. Но мы знали, знали совершенно
определенно, могли доказать это с цифрами в руках - если бы
кто-то, кроме тех, кому и так по долгу службы все было известно,
потребовал от нас доказательств - что флуктуации эти безо всяких
видимых нам причин катастрофически нарастают. И был уже виден предел,
за которым всякая деятельность человека в Галактике станет
невозможной из-за катастрофического нарастания флуктуаций -
не из-за того, что каждая флуктуация вела к катастрофе, а из-за того
просто, что нельзя планировать и осуществлять какую-либо разумную
деятельность в мире, где роль случайности превышает некий критический
порог. И предел этот - предел Зигмунда, как звали мы его между собой
- с кваждым годом приближался. Когда Зигмунд, проанализировав
предварительные данные, вычислил, что до него осталось двести
пятьдесят плюс-минус тридцать лет, далеко не все из тех, кто был
поставлен в известность, поверили его интерпретации. Но с тех пор
многое изменилось. В работу включились новые неизвестные нам факторы,
и сегодня, спустя сорок восемь лет, предел Зигмунда приблизился
настолько, что ни у кого из тех, кто знал о нем, не оставалось
сомнений в его истинности. Сегодня до него оставалось всего полвека -
плюс-минус семь лет. А завтра он мог скачком приблизиться еще больше.
И было бы глупо и преступно закрывать теперь глаза на его
существование. Мы знали - если мы сегодня не раскроем причину
нарастания флуктуаций, человечество обречено, и гибель человеческой
цивилизации произойдет на наших глазах.
Год назад Ламю не вернулся из обычной инспекционной поездки на Кабенг.
Он вылетел с Кабенга, но в отдел не прибыл. Только через полгода,
после того, как Роман проверил все возможные пути, Зигмунд пришел к
выводу, что сигнал о вылете Ламю с Кабенга был ложным. К тому времени
он уже знал о Кабенге достаточно, чтобы понять, что планета находится
под угрозой. Но у него были связаны руки - катастрофа могла
разразиться в любой момент, и он боялся инициировать ее каким-либо
неосторожным действием. Ведь на Джильберте, как он рассказал мне на
том финальном инструктже, все, быть может, и обошлось бы, если бы он
не послал туда меня. И потому он решился на активные действия только
после того, как поступил в Академию доклад Панкерта, и стало ясно, что
медлить дальше немыслимо. От момента прибытия Ламю на Кабенг до
момента, когда он отправил свой последний доклад, прошло чуть больше
восьми суток. И ничего существенного не удалось обнаружить в его
докладах, ничего, что говорило бы об опасности, угрожавшей ему. Но о
том, что грозило мне, мы уже кое-что знали. И рассчитали так, чтобы
вероятность моего возвращения превышала пятьдесят процентов.
Но одним из условий столь высокой вероятности было существование блока
в моей памяти. Только из-за него, возможно, я был еще жив. Теперь же,
когда я вдруг вспомнил столь многое - и благодаря этому нашел,
наконец, разгадку Нашествия - задание оказалось практически
невыполнимым. Прикладная психология - наука точная. И тот, кто нам
противостоял, имел достаточно средств для того, чтобы постоянно
держать меня под контролем. Пятьдесят прооцентов за то, что мне
удастся вернуться. Черта с два - пятьдесят процентов! Теперь, зная
все и не имея возможности хоть что-то из своего знания передать тем,
кто меня послал, я не дал бы за свою жизнь и одного процента. И это не
было еще самым страшным. Гораздо страшнее было то, что в опасности
оказывались все, с кем я так или иначе соприкался, в опасности была
вся планета, и одним своим присутствием я незримо повышал вроятность
катастрофы.
Все вставало на свои места.
Информация есть то, на основе чего принимаются решения. Все остальное
- шум. Таков основной закон управления. Человек принимает правильные
решения лишь тогда, когда оперирует верной информацией. Мы -
разумные существа, потому что способны, обобщая информацию, отсекать
шумовые факторы, выделять из нее главное, и на его основе планировать
свою деятельность. Лиши нас этой возможности, и мы перестанем быть
людьми, мы не сможем противостоять неразумной природе и будем обречены
на гибель.
А сделать это, оказывается, очень просто. Достаточно поставить
препятствия на пути информации - пусть и препятствия случайного
характекра. Достаточно ослабить контроль за правильностью
информации. Достаточно просто перегрузить наше сознание информацией
- так, чтобы оно оказалось не способным выделить в ней главное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
благодаря ему сумел понять. Особенно после того, как он однажды сказал
мне: "Удача, Алеша, никогда не приходит случайно. Случайными бывают
только неудачи - удачу следует создавать самому".
Создать свою удачу на Кабенге ему не удалось.
Он прибыл сюда наблюдателем - как и я - чуть больше годва назад.
Обычная инспекционная поездка. Каждый из нас бывал в десятках таких
инспекций - иногда в свободном поиске, иногда в рамках предложенной
кем-то и одобренной Зигмундом программы. Мы знакомились с положением
дел, потом писали всяческие доклады, составляли отчеты, зачастую
совсем не понимая, была ли хоть какая-то польза от нашей работы. Со
стороны могло показаться, что мы большей частью попусту транжирим
время и немалые порой средства. Но никто - за все сорок восемь лет
существования нашего отдела - не контролировал его деятельность со
стороны. А нам самим Зигмунд усомниться не давал - просто тем, что
каждый из нас в какой-то период привлекался к обработке и обобщению
полученной информации и мог лично убедиться в том, что работа
проводится не зря, что ситуация крайне серьезна, что угроза Нашествия
не просто реальнаа - что это уже даже не угроза, что Нашествие уже
происходит. Сейчас, сегодня Нашествие нависло над передовыми отрядами
человечества. Завтра - если мы не сумеем разгадать его причины - оно
ударит в самое сердце нашей цивилизации.
Но разгадать причину - значило найти что-то общее в тех явлениях,
которые мы связывали с Нашествием. Однако, что общего могло быть между
катастрофой на Джильберте и блуждающими тенями, между взрывом на
Скорпионе и агрессией гель-организмов в пустыне Лиэк, между
исчезновением трех операторов на станции КН-4 и фантазиями Уго
Тревола, вот уже два столетия не дающими покоя ксенологам, между
Зеркальным городом на Каунгонге и призраком Тимофея Платто? Что могло
быть общего между всеми этими явлениями, что вообще могло быть общего
между различными флуктуациями, кроме одного - кроме того, что все
флуктуации по природе своей случайны?
Какой-то иной общности, объединявшей все эти события, мы так и
не сумели до сих пор отыскать. Но мы знали, знали совершенно
определенно, могли доказать это с цифрами в руках - если бы
кто-то, кроме тех, кому и так по долгу службы все было известно,
потребовал от нас доказательств - что флуктуации эти безо всяких
видимых нам причин катастрофически нарастают. И был уже виден предел,
за которым всякая деятельность человека в Галактике станет
невозможной из-за катастрофического нарастания флуктуаций -
не из-за того, что каждая флуктуация вела к катастрофе, а из-за того
просто, что нельзя планировать и осуществлять какую-либо разумную
деятельность в мире, где роль случайности превышает некий критический
порог. И предел этот - предел Зигмунда, как звали мы его между собой
- с кваждым годом приближался. Когда Зигмунд, проанализировав
предварительные данные, вычислил, что до него осталось двести
пятьдесят плюс-минус тридцать лет, далеко не все из тех, кто был
поставлен в известность, поверили его интерпретации. Но с тех пор
многое изменилось. В работу включились новые неизвестные нам факторы,
и сегодня, спустя сорок восемь лет, предел Зигмунда приблизился
настолько, что ни у кого из тех, кто знал о нем, не оставалось
сомнений в его истинности. Сегодня до него оставалось всего полвека -
плюс-минус семь лет. А завтра он мог скачком приблизиться еще больше.
И было бы глупо и преступно закрывать теперь глаза на его
существование. Мы знали - если мы сегодня не раскроем причину
нарастания флуктуаций, человечество обречено, и гибель человеческой
цивилизации произойдет на наших глазах.
Год назад Ламю не вернулся из обычной инспекционной поездки на Кабенг.
Он вылетел с Кабенга, но в отдел не прибыл. Только через полгода,
после того, как Роман проверил все возможные пути, Зигмунд пришел к
выводу, что сигнал о вылете Ламю с Кабенга был ложным. К тому времени
он уже знал о Кабенге достаточно, чтобы понять, что планета находится
под угрозой. Но у него были связаны руки - катастрофа могла
разразиться в любой момент, и он боялся инициировать ее каким-либо
неосторожным действием. Ведь на Джильберте, как он рассказал мне на
том финальном инструктже, все, быть может, и обошлось бы, если бы он
не послал туда меня. И потому он решился на активные действия только
после того, как поступил в Академию доклад Панкерта, и стало ясно, что
медлить дальше немыслимо. От момента прибытия Ламю на Кабенг до
момента, когда он отправил свой последний доклад, прошло чуть больше
восьми суток. И ничего существенного не удалось обнаружить в его
докладах, ничего, что говорило бы об опасности, угрожавшей ему. Но о
том, что грозило мне, мы уже кое-что знали. И рассчитали так, чтобы
вероятность моего возвращения превышала пятьдесят процентов.
Но одним из условий столь высокой вероятности было существование блока
в моей памяти. Только из-за него, возможно, я был еще жив. Теперь же,
когда я вдруг вспомнил столь многое - и благодаря этому нашел,
наконец, разгадку Нашествия - задание оказалось практически
невыполнимым. Прикладная психология - наука точная. И тот, кто нам
противостоял, имел достаточно средств для того, чтобы постоянно
держать меня под контролем. Пятьдесят прооцентов за то, что мне
удастся вернуться. Черта с два - пятьдесят процентов! Теперь, зная
все и не имея возможности хоть что-то из своего знания передать тем,
кто меня послал, я не дал бы за свою жизнь и одного процента. И это не
было еще самым страшным. Гораздо страшнее было то, что в опасности
оказывались все, с кем я так или иначе соприкался, в опасности была
вся планета, и одним своим присутствием я незримо повышал вроятность
катастрофы.
Все вставало на свои места.
Информация есть то, на основе чего принимаются решения. Все остальное
- шум. Таков основной закон управления. Человек принимает правильные
решения лишь тогда, когда оперирует верной информацией. Мы -
разумные существа, потому что способны, обобщая информацию, отсекать
шумовые факторы, выделять из нее главное, и на его основе планировать
свою деятельность. Лиши нас этой возможности, и мы перестанем быть
людьми, мы не сможем противостоять неразумной природе и будем обречены
на гибель.
А сделать это, оказывается, очень просто. Достаточно поставить
препятствия на пути информации - пусть и препятствия случайного
характекра. Достаточно ослабить контроль за правильностью
информации. Достаточно просто перегрузить наше сознание информацией
- так, чтобы оно оказалось не способным выделить в ней главное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53