Но
чтобы сделать все это, нужно взять под контроль то, что считается
незыблемым, то, что защищено от вмешательства извне самыми
изощренными системами кодирования и самой строгой иерархией
доступа - нашу информационную систему. За столетия своего
развития мы настолько привыкли к ней, настолько срослись с ней,
настолько свыклись с ощущением ее как некоего продолжения своего
собственного "я", что сама мысль о том, что наша же информационная
система - всевидящая, всезнающая, та, без которой немыслима сегодня
любая деятельность человека - что она способна нас обманывать звучит
дико. Как для каждого человека дико звучит, скажем, мысль о том,
что он способен постоянно обманывать самого себя.
Но мне эта мысль дикой не казалась. Я слишком давно наблюдал за
симптомами заболевания и был готов к тому, чтобы разглядеть суть
болезни. Я прекрасно помнил, как поразило меня - уже после
катастрофы, уже во время реконструкции событий на Джильберте - то,
что никто в Академии не знал о постоянных перебоях в связи, к которым
там привыкли. Я прекрасно помнил, как Зигмунд, изучая отчет о событиях
на "Массиве-239" бросил сквозь зубы: "Это обман". И я сам в последние
годы только тем, по сути дела, и занимался, что творил обман. Такая уж
у меня работа - ведь всякая тайна несет в себе необходимость обмана
для ее сокрытия, и раз есть необходимость в соблюдении тайны, значит
следует признать и необходимость в обмане. Режим секретности по сути
своей есть лишь один из алгоритмов отсечения шумовой инфрормации на
разных уровнях управления - если понимать шум как излишнюю
информацию.
Сегодня я знал - здесь на Кабенге, и, видимо, не только здесь,
кто-то помимо человека взялся осуществлять этот режим. И самое
страшное состояло в том, что люди усиленно ему подыгрывали. В первую
очередь - я сам. У меня просто не было другого выхода.
Все вставало на свои места.
Кому-то - неважно сейчас кому, неважно зачем - потребовалось
остановить экспансию человека в Галактике, остановить ударную волну
разума, зародившуюся в Солнечной системе. Глупо было бы пытаться
противопоставить силе человека явное противодействие. Мы не раз уже
доказывали, что препятствия, встающие на нашем пути, вызывают лишь
концентрацию человеческих усилий на их преодоление, лишь раскрывают
такие возможности человечества, о которых мы раньше и сами не
подозревали. Мы самой природой созданы для борьбы с препятствиями, мы,
возможно, и развиваемся-то лишь потому, что встают они на нашем пути,
что без их постоянного вызова нашему разуму мы потеряем ориентиры в
развитии. Как примитивная бактерия, плывущая туда, где больше пищи,
сознание человеческое все время движется туда, где существуют
проблемы, которые оно может разрешить. И, если подумать, все цели,
которое ставило перед собой человечество в своем развитии, сводилось в
конечном счете к преодолению тех или иных препятствий. Так уж мы
устроены. И потому, столкнись мы с явным противодействием - и все
ресурсы человечества будут направлены на его преодоление, и
неизвестно, есть ли во Вселенной сила, способная нам противостоять.
Победить нас можно - но только если заставить нас самих идти
навстречу гибели, только если направить на гибельный путь ресурсы
человеческого разума. Мы искали следы вмешательства извне в
человеческие дела, следы чьей-то чуждой нам деятельности - и не
находили ничего, кроме чудовищных ошибок, сделанных самими же людьми.
Мы наивно пытались найти в своих рядах следы замаскированного
противника, сами для себя выдумывали сказки о пришельцах, столь
популярные в эпоху детства человечества, выявить там, где Нашествие
проявило себя достаточно явно, следы чуждой нам логики - и ничего,
ровным счетом ничего не обнаруживали. Никакой мыслимый враг не смог бы
разрушить усилия человечества в освоении Галактики так, чтобы его
разрушительная деятельность проявилась чисто случайным образом, так,
чтобы полсотни лет лучшие инфоры Академии бессильны были выделить хоть
что-то общее в нарастающей лавине случайных явлений.
Никакой враг - кроме того, который сумел бы каким-то образом
поставить под контроль нашу информационную систему.
В памяти всплыла старая учебная лента. Австралия, сто сорок первый
год. Эпидемия наймора среди зерновых муравьев. На огромном
пространстве от океана до океана миллионы муравейников были за
несколько дней поражены странной болезнью - позже оказалось, что
виной всему мутировавший вирус ТЛС - когда безо всяких видимых
причин рабочие муравьи резко изменили свое поведение, нарушив
программу культивации. Годовой урожай был потерян - и все из-за
небольшого изменения одного из белков в пахучих выделениях насекомых,
лишь из-за того, что они чуть по-другому стали понимать подаваемые
друг другу сигналы.
Что-то подобное происходило теперь с человечеством.
Только все было гораздо сложнее. И нам противостоял не какой-то вирус
в информационной системе - нам явно противостояла разумная воля.
Потому хотя бы, что Ламю не был первым. Я вспомнил сотрудников нашего
отдела, погибших или пропавших за те годы, что я занимался Нашествием
- без малого каждый пятый разделил судьбу Ламю. Каждый пятый, хотя мы
не выбирали для своей работы самые горячие, самые опасные внешне
участки, хотя мы всеми силами старались действовать так, чтобы не
выделяться из числа других инспекторов Академии. Мы лишь одним
выделялись из общей среды - тем, что занимались явлениями, связанными
с Нашествием - и наши потери в десятки раз превосходили потери любого
другого отдела в инспекции Академии и в сотни раз - потери передовых
разведочных отрядов в глубоком космосе. Мы занимались Нашествием, мы
шли туда, где подозревались его Проявления, и наш противник по
каким-то признакам умел выделять нас среди всех остальных.
Видимо, я был не первым, кто догадался об истинной природе Нашествия.
И то, что эта очевидная теперь для меня мысль оставалась до сих пор
тайной даже для инфоров группы Дьереши, даже для самого Зигмунда,
снижало мои шансы практичски до нуля. Я вдруг вспомнил Сашу Курского.
Его нелепая смерть - на Земле, в двух шагах от собственного дома, в
квартале от прекрасной клиники... Все можно объяснить случайностью -
но порой случайностей становится слишком много. Из этих случайностей
вдруг выступает не осознанная прежде закономерность.
До моего отлета с Кабенга оставалось двое с половиной суток. Я был
уверен, что знаю разгадку. И знал, что не смогу никому сообщить об
этом, знал, что уже нахожусь под прицелом, что наш противник сделает
все возможне для того, чтобы меня устранить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
чтобы сделать все это, нужно взять под контроль то, что считается
незыблемым, то, что защищено от вмешательства извне самыми
изощренными системами кодирования и самой строгой иерархией
доступа - нашу информационную систему. За столетия своего
развития мы настолько привыкли к ней, настолько срослись с ней,
настолько свыклись с ощущением ее как некоего продолжения своего
собственного "я", что сама мысль о том, что наша же информационная
система - всевидящая, всезнающая, та, без которой немыслима сегодня
любая деятельность человека - что она способна нас обманывать звучит
дико. Как для каждого человека дико звучит, скажем, мысль о том,
что он способен постоянно обманывать самого себя.
Но мне эта мысль дикой не казалась. Я слишком давно наблюдал за
симптомами заболевания и был готов к тому, чтобы разглядеть суть
болезни. Я прекрасно помнил, как поразило меня - уже после
катастрофы, уже во время реконструкции событий на Джильберте - то,
что никто в Академии не знал о постоянных перебоях в связи, к которым
там привыкли. Я прекрасно помнил, как Зигмунд, изучая отчет о событиях
на "Массиве-239" бросил сквозь зубы: "Это обман". И я сам в последние
годы только тем, по сути дела, и занимался, что творил обман. Такая уж
у меня работа - ведь всякая тайна несет в себе необходимость обмана
для ее сокрытия, и раз есть необходимость в соблюдении тайны, значит
следует признать и необходимость в обмане. Режим секретности по сути
своей есть лишь один из алгоритмов отсечения шумовой инфрормации на
разных уровнях управления - если понимать шум как излишнюю
информацию.
Сегодня я знал - здесь на Кабенге, и, видимо, не только здесь,
кто-то помимо человека взялся осуществлять этот режим. И самое
страшное состояло в том, что люди усиленно ему подыгрывали. В первую
очередь - я сам. У меня просто не было другого выхода.
Все вставало на свои места.
Кому-то - неважно сейчас кому, неважно зачем - потребовалось
остановить экспансию человека в Галактике, остановить ударную волну
разума, зародившуюся в Солнечной системе. Глупо было бы пытаться
противопоставить силе человека явное противодействие. Мы не раз уже
доказывали, что препятствия, встающие на нашем пути, вызывают лишь
концентрацию человеческих усилий на их преодоление, лишь раскрывают
такие возможности человечества, о которых мы раньше и сами не
подозревали. Мы самой природой созданы для борьбы с препятствиями, мы,
возможно, и развиваемся-то лишь потому, что встают они на нашем пути,
что без их постоянного вызова нашему разуму мы потеряем ориентиры в
развитии. Как примитивная бактерия, плывущая туда, где больше пищи,
сознание человеческое все время движется туда, где существуют
проблемы, которые оно может разрешить. И, если подумать, все цели,
которое ставило перед собой человечество в своем развитии, сводилось в
конечном счете к преодолению тех или иных препятствий. Так уж мы
устроены. И потому, столкнись мы с явным противодействием - и все
ресурсы человечества будут направлены на его преодоление, и
неизвестно, есть ли во Вселенной сила, способная нам противостоять.
Победить нас можно - но только если заставить нас самих идти
навстречу гибели, только если направить на гибельный путь ресурсы
человеческого разума. Мы искали следы вмешательства извне в
человеческие дела, следы чьей-то чуждой нам деятельности - и не
находили ничего, кроме чудовищных ошибок, сделанных самими же людьми.
Мы наивно пытались найти в своих рядах следы замаскированного
противника, сами для себя выдумывали сказки о пришельцах, столь
популярные в эпоху детства человечества, выявить там, где Нашествие
проявило себя достаточно явно, следы чуждой нам логики - и ничего,
ровным счетом ничего не обнаруживали. Никакой мыслимый враг не смог бы
разрушить усилия человечества в освоении Галактики так, чтобы его
разрушительная деятельность проявилась чисто случайным образом, так,
чтобы полсотни лет лучшие инфоры Академии бессильны были выделить хоть
что-то общее в нарастающей лавине случайных явлений.
Никакой враг - кроме того, который сумел бы каким-то образом
поставить под контроль нашу информационную систему.
В памяти всплыла старая учебная лента. Австралия, сто сорок первый
год. Эпидемия наймора среди зерновых муравьев. На огромном
пространстве от океана до океана миллионы муравейников были за
несколько дней поражены странной болезнью - позже оказалось, что
виной всему мутировавший вирус ТЛС - когда безо всяких видимых
причин рабочие муравьи резко изменили свое поведение, нарушив
программу культивации. Годовой урожай был потерян - и все из-за
небольшого изменения одного из белков в пахучих выделениях насекомых,
лишь из-за того, что они чуть по-другому стали понимать подаваемые
друг другу сигналы.
Что-то подобное происходило теперь с человечеством.
Только все было гораздо сложнее. И нам противостоял не какой-то вирус
в информационной системе - нам явно противостояла разумная воля.
Потому хотя бы, что Ламю не был первым. Я вспомнил сотрудников нашего
отдела, погибших или пропавших за те годы, что я занимался Нашествием
- без малого каждый пятый разделил судьбу Ламю. Каждый пятый, хотя мы
не выбирали для своей работы самые горячие, самые опасные внешне
участки, хотя мы всеми силами старались действовать так, чтобы не
выделяться из числа других инспекторов Академии. Мы лишь одним
выделялись из общей среды - тем, что занимались явлениями, связанными
с Нашествием - и наши потери в десятки раз превосходили потери любого
другого отдела в инспекции Академии и в сотни раз - потери передовых
разведочных отрядов в глубоком космосе. Мы занимались Нашествием, мы
шли туда, где подозревались его Проявления, и наш противник по
каким-то признакам умел выделять нас среди всех остальных.
Видимо, я был не первым, кто догадался об истинной природе Нашествия.
И то, что эта очевидная теперь для меня мысль оставалась до сих пор
тайной даже для инфоров группы Дьереши, даже для самого Зигмунда,
снижало мои шансы практичски до нуля. Я вдруг вспомнил Сашу Курского.
Его нелепая смерть - на Земле, в двух шагах от собственного дома, в
квартале от прекрасной клиники... Все можно объяснить случайностью -
но порой случайностей становится слишком много. Из этих случайностей
вдруг выступает не осознанная прежде закономерность.
До моего отлета с Кабенга оставалось двое с половиной суток. Я был
уверен, что знаю разгадку. И знал, что не смогу никому сообщить об
этом, знал, что уже нахожусь под прицелом, что наш противник сделает
все возможне для того, чтобы меня устранить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53