Более того, по обету они затем обязаны были потворствовать преступным плотским утехам с другими членами ордена или сами должны были стать содомитами, «когда их просили об этом, от них требовали этого, и у них не было ни малейшей возможности отказаться». И наконец, «эти нечистые люди отказывались от чаши со святой водой» и совершали подношения идолам. Короче говоря, весь текст разосланных предписаний представляет собой массированную атаку на тамплиеров, которые якобы своими порочными словами и делами «оскверняли нашу землю, загрязняя ее развратом, стирая с лица ее Божью росу и отравляя чистый воздух, которым мы дышим».
Сперва, признается король, он сомневался в справедливости всех этих обвинений, полагая, что доносчики и распространители столь отвратительных и невероятных слухов вполне могли действовать «по злобе, из зависти, в припадке гнева или же побуждаемые алчностью, а не из одного лишь желания защитить истинную веру и справедливость». Однако же обвинения были столь многочисленны, а аргументы столь правдоподобны, что это вызвало у короля «достаточно серьезные опасения и подозрения». А потому он встретился с папой и созвал на совет королевскую курию, куда входили прелаты и бароны, чтобы всесторонне рассмотреть этот вопрос и докопаться до истины. В результате всех дискуссий, подкрепленных к тому же просьбой о помощи Гийома де Пари, назначенного папой инквизитором Франции, «взывавшего к силе нашей руки», король издал указ о повальных арестах тамплиеров и содержании их в тюрьме до церковного суда; их имущество, как движимое, так и недвижимое, подлежало конфискации и отправке — без изъятия! — на хранение в королевскую казну. Считалось, что даже если некоторые рыцари окажутся невиновными — а это было вполне вероятно, — то судебное расследование все равно пойдет им на пользу, ибо все тамплиеры оказались чересчур сильно скомпрометированными. Совершенно ясным представляется мнение Филиппа на свой собственный счет: «мы, кого Господь поместил на сторожевую башню королевского величия, дабы мы имели возможность оттуда защищать вероучение Святой церкви и всеми силами стремились множить ряды истинно верующих».
Основная масса арестов планировалась как одновременный и внезапный налет на утренней заре 13 октября, в пятницу2. Эта операция, успешно позаимствовав многое из опыта прошлых лет, когда проводились конфискации имущества евреев и ломбардцев, прошла весьма удачно, была повсеместно четко скоординирована и подготовлена в обстановке строгой секретности. Нескольким тамплиерам удалось скрыться — согласно официальным источникам, их было человек двенадцать, но, по всей видимости, их было примерно в два раза больше3, — однако из них лишь один, Жерар де Вилье, приор Франции, был действительно крупной фигурой; к тому же для некоторых, например для рыцаря Пьера де Букля, это была лишь временная отсрочка, ибо, несмотря на то что Пьер де Букль снял плащ тамплиера и сбрил бороду, его все равно узнали и посадили в тюрьму4. Двое других, Жан де Шали и Пьер де Моди, бежавшие вместе, были позднее опознаны, хотя и надели жалкие лохмотья5, а один — послушник Рено де Бопилье, сбривший бороду и укрывшийся в при-орстве ордена в Вирекуре, в герцогстве Лотарингия, т. е. за пределами французского королевства, был все же в конечном итоге обнаружен там, хотя с начала арестов прошло уже несколько лет6. Другой тамплиер, приор Оверни по имени Энбер Бланк, был схвачен в Англии и позднее сыграл на суде ведущую роль в защите английских тамплиеров7. Те, кто успел бежать, были, вероятно, встревожены ростом неблагоприятных слухов или боялись, что будут раскрыты их собственные преступления, либо уже совершенные, либо еще только замышлявшиеся, однако совсем не обязательно связанные с обвинениями, выдвинутыми королем Франции по адресу ордена. Согласно содержащимся в официальном источнике сведениям, Гуго де Шалон (племянник Гуго де Пейро, генерального досмотрщика ордена), которому удалось бежать от королевских чиновников, участвовал в заговоре с целью убить короля, что, вполне возможно, было всего лишь очередной попыткой очернить самого Пейро8. И хотя одному тамплиеру, которого позднее, в ноябре 1309 г., взяли в Париже, где он занимался попрошайничеством, удалось бежать аж за две недели до начала арестов9, большую часть членов ордена, похоже, застали врасплох. Даже среди тех, кому все-таки удалось спастись, практически никто не был предупрежден заранее, или же если намеки на грозящую опасность и делались, то были весьма туманны; по словам свидетелей, эти люди «бежали уже во время арестов». Жак де Моле, сам великий магистр ордена, буквально накануне арестов занимал почетное место на похоронах Катрин де Куртенэ, жены Карла Валуа, брата короля, — он был одним из тех, кто держал покров на ее гробе10; а совсем молодой тамплиер, вступивший в братство всего за одиннадцать дней до начала арестов, явно не подозревал о грозящей катастрофе11. Обвинения, выдвинутые Филиппом IV против ордена, по всей вероятности, были известны всем и до того, так что сами по себе они, видимо, не могли быть расценены как предупреждение, ибо число принятых в братство никоим образом не уменьшилось в период, предшествовавший октябрю 1307 г. Когда же в 1310 г. тамплиерам была предоставлена возможность защищать себя в суде, некоторые отвергли обвинения под тем предлогом, что состояли в ордене совсем недолго; семеро из них назвали даже довольно точный срок — от шести месяцев до «месяца без двух дней»12.
В начале XIV в. никому и в голову не пришло бы оспаривать то, что все случаи ереси имеют самое непосредственное отношение к церкви и должны так или иначе рассматриваться церковным судом. Основным инициатором арестов тамплиеров, совершенно очевидно, было французское правительство, однако же в строгом смысле сама акция сохраняла формы законности, поскольку Филипп IV был достаточно осторожен и объяснил, что действует согласно вполне законной просьбе Гийома де Пари, инквизитора Франции, считавшегося представителем самого папы римского. Впрочем, Гийом был французом, доминиканцем и человеком, весьма тесно связанным с королевской властью и самим монархом: он был королевским духовником13. Идя навстречу постоянно возраставшим административным нуждам французской монархии, инквизиция, благодаря своему могущественному представителю во Франции, стала одной из «рук» государственной власти. Во время ареста тамплиеров монархия Капетингов, как и не раз в прошлом, очень старалась соблюсти внешние формы законности, поскольку и сама зиждилась на тех же формах феодальной иерархии, хотя и использовала судебные процессы в своих собственных, заранее определенных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Сперва, признается король, он сомневался в справедливости всех этих обвинений, полагая, что доносчики и распространители столь отвратительных и невероятных слухов вполне могли действовать «по злобе, из зависти, в припадке гнева или же побуждаемые алчностью, а не из одного лишь желания защитить истинную веру и справедливость». Однако же обвинения были столь многочисленны, а аргументы столь правдоподобны, что это вызвало у короля «достаточно серьезные опасения и подозрения». А потому он встретился с папой и созвал на совет королевскую курию, куда входили прелаты и бароны, чтобы всесторонне рассмотреть этот вопрос и докопаться до истины. В результате всех дискуссий, подкрепленных к тому же просьбой о помощи Гийома де Пари, назначенного папой инквизитором Франции, «взывавшего к силе нашей руки», король издал указ о повальных арестах тамплиеров и содержании их в тюрьме до церковного суда; их имущество, как движимое, так и недвижимое, подлежало конфискации и отправке — без изъятия! — на хранение в королевскую казну. Считалось, что даже если некоторые рыцари окажутся невиновными — а это было вполне вероятно, — то судебное расследование все равно пойдет им на пользу, ибо все тамплиеры оказались чересчур сильно скомпрометированными. Совершенно ясным представляется мнение Филиппа на свой собственный счет: «мы, кого Господь поместил на сторожевую башню королевского величия, дабы мы имели возможность оттуда защищать вероучение Святой церкви и всеми силами стремились множить ряды истинно верующих».
Основная масса арестов планировалась как одновременный и внезапный налет на утренней заре 13 октября, в пятницу2. Эта операция, успешно позаимствовав многое из опыта прошлых лет, когда проводились конфискации имущества евреев и ломбардцев, прошла весьма удачно, была повсеместно четко скоординирована и подготовлена в обстановке строгой секретности. Нескольким тамплиерам удалось скрыться — согласно официальным источникам, их было человек двенадцать, но, по всей видимости, их было примерно в два раза больше3, — однако из них лишь один, Жерар де Вилье, приор Франции, был действительно крупной фигурой; к тому же для некоторых, например для рыцаря Пьера де Букля, это была лишь временная отсрочка, ибо, несмотря на то что Пьер де Букль снял плащ тамплиера и сбрил бороду, его все равно узнали и посадили в тюрьму4. Двое других, Жан де Шали и Пьер де Моди, бежавшие вместе, были позднее опознаны, хотя и надели жалкие лохмотья5, а один — послушник Рено де Бопилье, сбривший бороду и укрывшийся в при-орстве ордена в Вирекуре, в герцогстве Лотарингия, т. е. за пределами французского королевства, был все же в конечном итоге обнаружен там, хотя с начала арестов прошло уже несколько лет6. Другой тамплиер, приор Оверни по имени Энбер Бланк, был схвачен в Англии и позднее сыграл на суде ведущую роль в защите английских тамплиеров7. Те, кто успел бежать, были, вероятно, встревожены ростом неблагоприятных слухов или боялись, что будут раскрыты их собственные преступления, либо уже совершенные, либо еще только замышлявшиеся, однако совсем не обязательно связанные с обвинениями, выдвинутыми королем Франции по адресу ордена. Согласно содержащимся в официальном источнике сведениям, Гуго де Шалон (племянник Гуго де Пейро, генерального досмотрщика ордена), которому удалось бежать от королевских чиновников, участвовал в заговоре с целью убить короля, что, вполне возможно, было всего лишь очередной попыткой очернить самого Пейро8. И хотя одному тамплиеру, которого позднее, в ноябре 1309 г., взяли в Париже, где он занимался попрошайничеством, удалось бежать аж за две недели до начала арестов9, большую часть членов ордена, похоже, застали врасплох. Даже среди тех, кому все-таки удалось спастись, практически никто не был предупрежден заранее, или же если намеки на грозящую опасность и делались, то были весьма туманны; по словам свидетелей, эти люди «бежали уже во время арестов». Жак де Моле, сам великий магистр ордена, буквально накануне арестов занимал почетное место на похоронах Катрин де Куртенэ, жены Карла Валуа, брата короля, — он был одним из тех, кто держал покров на ее гробе10; а совсем молодой тамплиер, вступивший в братство всего за одиннадцать дней до начала арестов, явно не подозревал о грозящей катастрофе11. Обвинения, выдвинутые Филиппом IV против ордена, по всей вероятности, были известны всем и до того, так что сами по себе они, видимо, не могли быть расценены как предупреждение, ибо число принятых в братство никоим образом не уменьшилось в период, предшествовавший октябрю 1307 г. Когда же в 1310 г. тамплиерам была предоставлена возможность защищать себя в суде, некоторые отвергли обвинения под тем предлогом, что состояли в ордене совсем недолго; семеро из них назвали даже довольно точный срок — от шести месяцев до «месяца без двух дней»12.
В начале XIV в. никому и в голову не пришло бы оспаривать то, что все случаи ереси имеют самое непосредственное отношение к церкви и должны так или иначе рассматриваться церковным судом. Основным инициатором арестов тамплиеров, совершенно очевидно, было французское правительство, однако же в строгом смысле сама акция сохраняла формы законности, поскольку Филипп IV был достаточно осторожен и объяснил, что действует согласно вполне законной просьбе Гийома де Пари, инквизитора Франции, считавшегося представителем самого папы римского. Впрочем, Гийом был французом, доминиканцем и человеком, весьма тесно связанным с королевской властью и самим монархом: он был королевским духовником13. Идя навстречу постоянно возраставшим административным нуждам французской монархии, инквизиция, благодаря своему могущественному представителю во Франции, стала одной из «рук» государственной власти. Во время ареста тамплиеров монархия Капетингов, как и не раз в прошлом, очень старалась соблюсти внешние формы законности, поскольку и сама зиждилась на тех же формах феодальной иерархии, хотя и использовала судебные процессы в своих собственных, заранее определенных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126