Уже на следующий день, в среду, первый из свидетелей, представших перед комиссией, описан в протоколе как человек «бледный и очень напуганный». Это был тамплиер лет пятидесяти, состоявший в ордене около 20 лет и до того еще лет семь ему прослуживший. Его звали Эмери де Вилье-ле-Дюк; он был из диоцеза Лангра. Однако, несмотря на испуг, произнеся
слова присяги, он поклялся жизнью и своею душою, что если солжет, то гореть ему в аду; а затем заявил перед членами комиссии, бия себя к грудь кулаком, простирая руки к алтарю и с видом глубочайшего смирения преклонив колена, что все ошибки и преступления, приписываемые ордену, ложны.
Он действительно сперва признался в некоторых из грехов, приписываемых тамплиерам, но только «потому, что его много раз пытали господа Гийом де Марсийи и Гуго де ла Селль, королевские сержанты, которые вели допрос». Он сказал, что видел накануне, как 54 брата, «отказавшиеся признаться в преступлениях», были увезены на телегах к месту казни, и слышал позднее, что их сожгли. Увидев, как их везут на казнь, он засомневался, хватит ли у него мужества перенести такие страдания или же страх смерти заставит его признаться в том, «что все грехи, приписываемые ордену, истинны, ибо подобное зрелище заставило бы его признаться даже в том, что он убийца Господа нашего». Он молил членов комиссии и судебных клерков не сообщать о его показаниях людям короля и тюремщикам, ибо боялся, что, если его слова станут им известны, ему не миновать той же участи, какая постигла более 50 тамплиеров. Члены комиссии даже решили сделать перерыв в слушаниях, ибо, как им показалось, этот Эмери был буквально «на краю пропасти» и «в совершеннейшем ужасе», считая, что ему угрожает та же участь, что и казненным тамплиерам22.
Через пять дней, в понедельник 18 мая, комиссия собралась снова под председательством архиепископа Нар-бона; заседание происходило в его доме. Вскоре члены комиссии обнаружили, что их в очередной раз провели. Как оказалось, Рено де Провен был родом из провинции Сане, и Филипп де Мариньи, воспользовавшись тем, что комиссия временно отложила слушания, велел доставить Рено де Провена на заседание провинциального совета, дабы тот дал показания как частное лицо. Похоже, в этот момент над одним из двух основных защитников ордена нависла угроза сожжения на костре. Тогда члены папской комиссии предприняли очередную попытку отстоять свои права и послали все тех же Филиппа де Воэ и Амизиуса Орлеанского к архиепископу Санскому с подробными разъяснениями: папской комиссии поручено вести расследование против ордена тамплиеров в целом, вызывая свидетелей в суд, в результате чего братья и сумели выступить в защиту своего ордена. Среди них был и указанный священник Рено де Провен, вместе с другими выдвинувший немало аргументов в пользу защиты. Кроме того, ему и некоторым другим защитникам было позволено присутствовать при допросах других свидетелей и самим выступать перед комиссией «столько раз, сколько они считали нужным, ощущая себя в полной безопасности и под охраной закона». Члены комиссии просили архиепископа Санского и его викарных епископов занести все это в протокол «прежде всего потому, что они допрашивали указанного брата Рено и как частное лицо, члена ордена, однако этот допрос, по их заверениям, завершен не был». Они не имеют ни малейшего намерения мешать архиепископу Санскому вести собственное расследование и «в свое оправдание, желая докопаться до истины», доводят все это до сведения архиепископа и его викарных епископов с тем, чтобы они, люди опытные, могли посоветоваться и решить, «как им далее вести расследование по делу брата Рено, который, насколько известно комиссии, родом из провинции Сане».
Но вся эта деликатность оказалась излишней. В тот же день перед вечерней архиепископ Санский послал трех каноников, чтобы те передали его ответ комиссии, заседавшей в часовне Сент-Элуа монастыря Сент-Женевьев: два года назад совет провинции начал расследование по делу Рено де Провена как частного лица и теперь собрался в Париже, чтобы закончить это расследование, а также прочие расследования по индивидуальным делам в соответствии с определенными папой полномочиями; архиепископ «не может собирать совет провинции по собственному желанию», и каноникам следовало потому спросить у членов папской комиссии, «каковы были их намерения и какого результата они ожидали, послав на совет провинции своих гонцов». Членам комиссии пришлось объяснить, что послание передали по желанию и совету архиепископа Нарбонского и оно было «ясным и не содержало никаких двусмысленностей», но, поскольку архиепископа с ними нет (он находился в Париже), они не могут ответить ничего более. Полный ответ будет передан после беседы с архиепископом Нарбонским по его возращении23.
Похоже, протест комиссии вызвал некоторые перемены в тактике правительства. Рено де Провена быстро вернули в ее распоряжение — не успели трое каноников удалиться, как перед комиссией предстал де Провен в сопровождении де Шанбонне и де Сартижа. Но зато ге-перь пропал Пьер де Болонья! Его отделили от остальных защитников, и никто не знал, по какой причине. Эти тамплиеры были людьми простыми и неискушенными, и последние события «настолько ошеломили и встревожили их», что им сложно стало организовать защиту без Пьера де Болоньи. Именно поэтому они попросили комиссию вызвать его на допрос своей властью и выяснить, как и почему он их покинул и желает ли он продолжать защищать орден. Воэ и Жанвилю было приказано утром доставить Пьера де Болонью, однако на следующее утро они и думать о нем забыли: вместо него перед комиссией предстали 44 тамплиера, заявившие, что недавно прибыли защищать орден, но теперь решили отказаться от защиты24. Комиссия ничего не могла с этим поделать; в субботу 30 мая «по множеству взаимосвязанных причин» она отложила слушания до 3 ноября25.
Во вторник 3 ноября оказалось, что на слушаниях в монастыре Сент-Женевьев присутствуют всего трое членов комиссии: епископ Мандский, Маттео Неаполитанский и архидиакон Транта Жан де Мантуя. Жиля Аселена даже в Париже не было — он уехал по королевскому поручению как его канцлер; епископа Байё вот-вот должны были послать в Авиньон для переговоров с папой; Жан де Монтлор, архидиакон Магелона, прислал извинения, сославшись на болезнь; а епископ Лиможа появился ненадолго и почти сразу снова уехал, получив от короля письмо на тот счет, что «по некоторым причинам считается нецелесообразным продолжать данное судебное расследование до заседания королевского „parlement“ (парламента, или высшего суда)», назначенного на 23 января. Трое оставшихся членов комиссии скрепя сердце предприняли попытку выяснить, не желает ли кто-нибудь защищать орден, а затем отложили заседания комиссии до таких времен, когда она соберется в установленном первоначально составе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
слова присяги, он поклялся жизнью и своею душою, что если солжет, то гореть ему в аду; а затем заявил перед членами комиссии, бия себя к грудь кулаком, простирая руки к алтарю и с видом глубочайшего смирения преклонив колена, что все ошибки и преступления, приписываемые ордену, ложны.
Он действительно сперва признался в некоторых из грехов, приписываемых тамплиерам, но только «потому, что его много раз пытали господа Гийом де Марсийи и Гуго де ла Селль, королевские сержанты, которые вели допрос». Он сказал, что видел накануне, как 54 брата, «отказавшиеся признаться в преступлениях», были увезены на телегах к месту казни, и слышал позднее, что их сожгли. Увидев, как их везут на казнь, он засомневался, хватит ли у него мужества перенести такие страдания или же страх смерти заставит его признаться в том, «что все грехи, приписываемые ордену, истинны, ибо подобное зрелище заставило бы его признаться даже в том, что он убийца Господа нашего». Он молил членов комиссии и судебных клерков не сообщать о его показаниях людям короля и тюремщикам, ибо боялся, что, если его слова станут им известны, ему не миновать той же участи, какая постигла более 50 тамплиеров. Члены комиссии даже решили сделать перерыв в слушаниях, ибо, как им показалось, этот Эмери был буквально «на краю пропасти» и «в совершеннейшем ужасе», считая, что ему угрожает та же участь, что и казненным тамплиерам22.
Через пять дней, в понедельник 18 мая, комиссия собралась снова под председательством архиепископа Нар-бона; заседание происходило в его доме. Вскоре члены комиссии обнаружили, что их в очередной раз провели. Как оказалось, Рено де Провен был родом из провинции Сане, и Филипп де Мариньи, воспользовавшись тем, что комиссия временно отложила слушания, велел доставить Рено де Провена на заседание провинциального совета, дабы тот дал показания как частное лицо. Похоже, в этот момент над одним из двух основных защитников ордена нависла угроза сожжения на костре. Тогда члены папской комиссии предприняли очередную попытку отстоять свои права и послали все тех же Филиппа де Воэ и Амизиуса Орлеанского к архиепископу Санскому с подробными разъяснениями: папской комиссии поручено вести расследование против ордена тамплиеров в целом, вызывая свидетелей в суд, в результате чего братья и сумели выступить в защиту своего ордена. Среди них был и указанный священник Рено де Провен, вместе с другими выдвинувший немало аргументов в пользу защиты. Кроме того, ему и некоторым другим защитникам было позволено присутствовать при допросах других свидетелей и самим выступать перед комиссией «столько раз, сколько они считали нужным, ощущая себя в полной безопасности и под охраной закона». Члены комиссии просили архиепископа Санского и его викарных епископов занести все это в протокол «прежде всего потому, что они допрашивали указанного брата Рено и как частное лицо, члена ордена, однако этот допрос, по их заверениям, завершен не был». Они не имеют ни малейшего намерения мешать архиепископу Санскому вести собственное расследование и «в свое оправдание, желая докопаться до истины», доводят все это до сведения архиепископа и его викарных епископов с тем, чтобы они, люди опытные, могли посоветоваться и решить, «как им далее вести расследование по делу брата Рено, который, насколько известно комиссии, родом из провинции Сане».
Но вся эта деликатность оказалась излишней. В тот же день перед вечерней архиепископ Санский послал трех каноников, чтобы те передали его ответ комиссии, заседавшей в часовне Сент-Элуа монастыря Сент-Женевьев: два года назад совет провинции начал расследование по делу Рено де Провена как частного лица и теперь собрался в Париже, чтобы закончить это расследование, а также прочие расследования по индивидуальным делам в соответствии с определенными папой полномочиями; архиепископ «не может собирать совет провинции по собственному желанию», и каноникам следовало потому спросить у членов папской комиссии, «каковы были их намерения и какого результата они ожидали, послав на совет провинции своих гонцов». Членам комиссии пришлось объяснить, что послание передали по желанию и совету архиепископа Нарбонского и оно было «ясным и не содержало никаких двусмысленностей», но, поскольку архиепископа с ними нет (он находился в Париже), они не могут ответить ничего более. Полный ответ будет передан после беседы с архиепископом Нарбонским по его возращении23.
Похоже, протест комиссии вызвал некоторые перемены в тактике правительства. Рено де Провена быстро вернули в ее распоряжение — не успели трое каноников удалиться, как перед комиссией предстал де Провен в сопровождении де Шанбонне и де Сартижа. Но зато ге-перь пропал Пьер де Болонья! Его отделили от остальных защитников, и никто не знал, по какой причине. Эти тамплиеры были людьми простыми и неискушенными, и последние события «настолько ошеломили и встревожили их», что им сложно стало организовать защиту без Пьера де Болоньи. Именно поэтому они попросили комиссию вызвать его на допрос своей властью и выяснить, как и почему он их покинул и желает ли он продолжать защищать орден. Воэ и Жанвилю было приказано утром доставить Пьера де Болонью, однако на следующее утро они и думать о нем забыли: вместо него перед комиссией предстали 44 тамплиера, заявившие, что недавно прибыли защищать орден, но теперь решили отказаться от защиты24. Комиссия ничего не могла с этим поделать; в субботу 30 мая «по множеству взаимосвязанных причин» она отложила слушания до 3 ноября25.
Во вторник 3 ноября оказалось, что на слушаниях в монастыре Сент-Женевьев присутствуют всего трое членов комиссии: епископ Мандский, Маттео Неаполитанский и архидиакон Транта Жан де Мантуя. Жиля Аселена даже в Париже не было — он уехал по королевскому поручению как его канцлер; епископа Байё вот-вот должны были послать в Авиньон для переговоров с папой; Жан де Монтлор, архидиакон Магелона, прислал извинения, сославшись на болезнь; а епископ Лиможа появился ненадолго и почти сразу снова уехал, получив от короля письмо на тот счет, что «по некоторым причинам считается нецелесообразным продолжать данное судебное расследование до заседания королевского „parlement“ (парламента, или высшего суда)», назначенного на 23 января. Трое оставшихся членов комиссии скрепя сердце предприняли попытку выяснить, не желает ли кто-нибудь защищать орден, а затем отложили заседания комиссии до таких времен, когда она соберется в установленном первоначально составе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126