Слушания снова начнутся во вторник 31 марта, а до того тамплиерам следует посовещаться, и к ним специально пошлют судебных клерков, чтобы записать их решение и передать его комиссии28.
Через три дня, во вторник, члены комиссии велели нотариусам, которые постоянно вели протоколы заседаний, посетить каждую из парижских тюрем, где содержались арестованные тамплиеры, и спросить, выбраны ли обвиняемыми поверенные, чтобы выступать от их имени с защитой ордена; также нотариусам было велено записать все, что захочет им сообщить кто-либо из тамплиеров по отдельности. Они приказали Воэ и Жанвилю лично проверить, чтобы те тамплиеры, которые давали показания в прошлую субботу — очевидно, это два рыцаря, Гийом де Шанбонне и Бертран де Сартиж, а также священники Рено де Провен и Пьер де Болонья, — были доставлены в зал заседаний на следующее утро вместе с другими «благочестивыми и разумными» братьями общим числом не более 12.
Доставка тамплиеров из провинций в Париж привела к тому, что в городе их собралось очень много; они находились в монастырях, епископской резиденции и частных домах, не говоря уж о самом парижском Тампле. В течение той недели нотариусы посетили 30 мест, где содержались различные группы тамплиеров — от 75 (в Тампле) до 4 человек (в доме Гийома де Домона)29. Частные лица и корпорации, которые приютили их, злоупотребляли своей властью над ними, используя ее в корыстных интересах, а порой и просто притесняя своих постояльцев. Семеро тамплиеров, проживавших в аббатстве Тирон на острове Нотр-Дам, жаловались, что их содержат на 12 денье в день, что крайне мало, ведь они вынуждены платить по 3 денье за постель и по 2 су 6 денье в неделю за пользование кухней и одеялами. Стирка стоит им по 18 денье в полмесяца, а дрова и свечи — по 4 денье в день. Если они захотят предстать перед комиссией, то должны быть освобождены от оков и снова закованы по возвращении, а эта операция стоит по 2 су каждому, да еще и доставка их с острова и обратно обходится в 16 денье. Более того, сторож монастыря заставил двух братьев ночевать в какой-то темной дыре, потому что у них не хватило денег, чтобы оплатить постели30.
Нотариусы записали не только подобные жалобы; тамплиеры вообще стали куда «разговорчивее», чем прежде, однако мало кто из них — очевидно, по тактическим соображениям — был готов назвать имена поверенных под тем предлогом, что у ордена есть руководители, которым и карты в руки. В иных домах нотариусов спрашивали, почему к ним не прислали де Провена, де Болонью, де Шан-бонне и де Сартижа, чтобы можно было с ними посоветоваться, как то было обещано де Воэ и де Жанвилем31. 13 братьев, содержавшихся в Сен-Мартен-де-Шан, пожелали посоветоваться с руководителями ордена, потому что это добрые и справедливые люди и никаких ошибок или преступлений ни они, ни орден не совершали, хотя им об этом твердят с момента ареста32. 20 тамплиеров в аббатстве Сент-Женевьев называли статьи обвинения, зачитанные им в прошлую субботу, «ложными и противоречащими истинной вере», а один из них, Элиас Эмеричи, от имени всех вручил судебным клеркам прошение о Божеской милости, написанное в форме молитвы. Тамплиеры смиренно просили Бога, чтобы им, существам из «слабой и жалкой плоти», была бы дарована «истина и справедливость». Они утверждали, что члены их братства, которое было основано св. Бернаром на Вселенском соборе по воле Божьей, были арестованы королем Франции «несправедливо и без причины». Они слезно взывали к Богу: «Ты знаешь, что мы невинны, так пусть нас освободят, чтобы мы смиренно могли выполнять обеты наши и служить Тебе и желаниям Твоим»33. В доме Робера Анюдеи, расположенном возле Свиного рынка в Париже, тамплиер Рауль де Товене сообщил нотариусам, что он видел, как в орден принимали многих братьев, и всякий раз процедура происходила по установленным правилам; новичков посвящали в орден именем Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, именем Пресвятой Девы Марии и всех святых34. Лишь порой чей-либо голос выбивался из хора защитников. Эмо де Пратими, один из тех 28 тамплиеров, что проживали в доме Жана Росселли возле церкви Сен-Жан «in Gravia», сказал, что не в состоянии защищать орден, поскольку он «бедный и простой человек», однако не еретик и не совершал тех грехов, в которых обвиняются тамплиеры. Он, правда, не слышал и не видел, как кто-либо в ордене их совершал. Сказав это, он, однако, спросил, нельзя ли ему покинуть орден и вернуться к мирской жизни или же вступить в другой орден, потому что орден тамплиеров ему «не нравится», хотя причин своей «нелюбви» никак не уточнил. Видимо, надеясь на освобождение, он рассчитывал предстать перед папской комиссией или, по крайней мере, перед еспископом Лиможа35.
Но самое важное и пространное заявление сделал сам Пьер де Болонья во вторник 31 марта, когда судебные клерки посещали самую большую группу тамплиеров, содержавшуюся в парижском Тампле. Болонья продолжал утверждать, что поверенные не могут быть избраны без согласия великого магистра, однако в любом случае не намерен был из-за этого упускать возможность защитить свой орден. По его словам, статьи обвинения, перечисленные в папской булле и повествующие
о постыдных, греховных, неразумных и отвратительных вещах, лживы и поистине несправедливы, все это выдумано, создано из ничего, благодаря клеветническим показаниям врагов и соперников; на самом деле, орден тамплиеров чист и безгрешен, как и всегда прежде. Все те, кто утверждает обратное, поступают как лживые предатели и еретики, желая посеять самые злые плевелы вражды, однако они (тамплиеры) готовы вынести все это и противостоять злу сердцем, устами и деяниями — всеми мыслимыми способами, какими следует и должно бороться с клеветой.
Тамплиеров необходимо освободить, утверждал де Болонья, чтобы они имели возможность по-настоящему защищать свой орден, а также им должны быть выделены средства, чтобы некоторые из них могли присутствовать на Вьенском соборе лично. А сделанные ранее признания не нужно считать основой для обвинений по адресу ордена, поскольку все они — и это совершенно очевидно — лживы и «делались под воздействием смертного ужаса после тяжких пыток, которым подвергались многие тамплиеры, а если кого-то из них и не пытали, то все равно угрожали пыткой и показывали, как пытают других, чтобы они видели, как те говорят то, чего от них добиваются их мучители». Таким образом, сделанные признания не должны вменяться им в вину, «поскольку наказание одного порождает страх у многих». Другие в свою очередь были совращены посулами и лестью. Все это делалось настолько открыто и настолько хорошо всем известно, что правду уже не скроешь. И все тамплиеры молят Господа о милости, дабы Он дал свершиться справедливому суду, ведь их так долго заставляли страдать без причины и только потому, что они были добрыми и верными христианами36.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Через три дня, во вторник, члены комиссии велели нотариусам, которые постоянно вели протоколы заседаний, посетить каждую из парижских тюрем, где содержались арестованные тамплиеры, и спросить, выбраны ли обвиняемыми поверенные, чтобы выступать от их имени с защитой ордена; также нотариусам было велено записать все, что захочет им сообщить кто-либо из тамплиеров по отдельности. Они приказали Воэ и Жанвилю лично проверить, чтобы те тамплиеры, которые давали показания в прошлую субботу — очевидно, это два рыцаря, Гийом де Шанбонне и Бертран де Сартиж, а также священники Рено де Провен и Пьер де Болонья, — были доставлены в зал заседаний на следующее утро вместе с другими «благочестивыми и разумными» братьями общим числом не более 12.
Доставка тамплиеров из провинций в Париж привела к тому, что в городе их собралось очень много; они находились в монастырях, епископской резиденции и частных домах, не говоря уж о самом парижском Тампле. В течение той недели нотариусы посетили 30 мест, где содержались различные группы тамплиеров — от 75 (в Тампле) до 4 человек (в доме Гийома де Домона)29. Частные лица и корпорации, которые приютили их, злоупотребляли своей властью над ними, используя ее в корыстных интересах, а порой и просто притесняя своих постояльцев. Семеро тамплиеров, проживавших в аббатстве Тирон на острове Нотр-Дам, жаловались, что их содержат на 12 денье в день, что крайне мало, ведь они вынуждены платить по 3 денье за постель и по 2 су 6 денье в неделю за пользование кухней и одеялами. Стирка стоит им по 18 денье в полмесяца, а дрова и свечи — по 4 денье в день. Если они захотят предстать перед комиссией, то должны быть освобождены от оков и снова закованы по возвращении, а эта операция стоит по 2 су каждому, да еще и доставка их с острова и обратно обходится в 16 денье. Более того, сторож монастыря заставил двух братьев ночевать в какой-то темной дыре, потому что у них не хватило денег, чтобы оплатить постели30.
Нотариусы записали не только подобные жалобы; тамплиеры вообще стали куда «разговорчивее», чем прежде, однако мало кто из них — очевидно, по тактическим соображениям — был готов назвать имена поверенных под тем предлогом, что у ордена есть руководители, которым и карты в руки. В иных домах нотариусов спрашивали, почему к ним не прислали де Провена, де Болонью, де Шан-бонне и де Сартижа, чтобы можно было с ними посоветоваться, как то было обещано де Воэ и де Жанвилем31. 13 братьев, содержавшихся в Сен-Мартен-де-Шан, пожелали посоветоваться с руководителями ордена, потому что это добрые и справедливые люди и никаких ошибок или преступлений ни они, ни орден не совершали, хотя им об этом твердят с момента ареста32. 20 тамплиеров в аббатстве Сент-Женевьев называли статьи обвинения, зачитанные им в прошлую субботу, «ложными и противоречащими истинной вере», а один из них, Элиас Эмеричи, от имени всех вручил судебным клеркам прошение о Божеской милости, написанное в форме молитвы. Тамплиеры смиренно просили Бога, чтобы им, существам из «слабой и жалкой плоти», была бы дарована «истина и справедливость». Они утверждали, что члены их братства, которое было основано св. Бернаром на Вселенском соборе по воле Божьей, были арестованы королем Франции «несправедливо и без причины». Они слезно взывали к Богу: «Ты знаешь, что мы невинны, так пусть нас освободят, чтобы мы смиренно могли выполнять обеты наши и служить Тебе и желаниям Твоим»33. В доме Робера Анюдеи, расположенном возле Свиного рынка в Париже, тамплиер Рауль де Товене сообщил нотариусам, что он видел, как в орден принимали многих братьев, и всякий раз процедура происходила по установленным правилам; новичков посвящали в орден именем Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, именем Пресвятой Девы Марии и всех святых34. Лишь порой чей-либо голос выбивался из хора защитников. Эмо де Пратими, один из тех 28 тамплиеров, что проживали в доме Жана Росселли возле церкви Сен-Жан «in Gravia», сказал, что не в состоянии защищать орден, поскольку он «бедный и простой человек», однако не еретик и не совершал тех грехов, в которых обвиняются тамплиеры. Он, правда, не слышал и не видел, как кто-либо в ордене их совершал. Сказав это, он, однако, спросил, нельзя ли ему покинуть орден и вернуться к мирской жизни или же вступить в другой орден, потому что орден тамплиеров ему «не нравится», хотя причин своей «нелюбви» никак не уточнил. Видимо, надеясь на освобождение, он рассчитывал предстать перед папской комиссией или, по крайней мере, перед еспископом Лиможа35.
Но самое важное и пространное заявление сделал сам Пьер де Болонья во вторник 31 марта, когда судебные клерки посещали самую большую группу тамплиеров, содержавшуюся в парижском Тампле. Болонья продолжал утверждать, что поверенные не могут быть избраны без согласия великого магистра, однако в любом случае не намерен был из-за этого упускать возможность защитить свой орден. По его словам, статьи обвинения, перечисленные в папской булле и повествующие
о постыдных, греховных, неразумных и отвратительных вещах, лживы и поистине несправедливы, все это выдумано, создано из ничего, благодаря клеветническим показаниям врагов и соперников; на самом деле, орден тамплиеров чист и безгрешен, как и всегда прежде. Все те, кто утверждает обратное, поступают как лживые предатели и еретики, желая посеять самые злые плевелы вражды, однако они (тамплиеры) готовы вынести все это и противостоять злу сердцем, устами и деяниями — всеми мыслимыми способами, какими следует и должно бороться с клеветой.
Тамплиеров необходимо освободить, утверждал де Болонья, чтобы они имели возможность по-настоящему защищать свой орден, а также им должны быть выделены средства, чтобы некоторые из них могли присутствовать на Вьенском соборе лично. А сделанные ранее признания не нужно считать основой для обвинений по адресу ордена, поскольку все они — и это совершенно очевидно — лживы и «делались под воздействием смертного ужаса после тяжких пыток, которым подвергались многие тамплиеры, а если кого-то из них и не пытали, то все равно угрожали пыткой и показывали, как пытают других, чтобы они видели, как те говорят то, чего от них добиваются их мучители». Таким образом, сделанные признания не должны вменяться им в вину, «поскольку наказание одного порождает страх у многих». Другие в свою очередь были совращены посулами и лестью. Все это делалось настолько открыто и настолько хорошо всем известно, что правду уже не скроешь. И все тамплиеры молят Господа о милости, дабы Он дал свершиться справедливому суду, ведь их так долго заставляли страдать без причины и только потому, что они были добрыми и верными христианами36.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126