Тут была одна большая комната-студия с высокими, словно в церкви, потолками. Винтовая лестница из нее вела на галерею второго этажа, где располагалась спальня с полками, уставленными книгами, и огромным – во всю стену – окном, выходившим на север. Солнечные лучи, падавшие сквозь него, играли на стенах. Они пришли сюда в яркий весенний день, когда пробуждается все живое, и сквозь окно в спальню заглядывала весна. Город отсюда был невидим. Застыв у окна и затаив дыхание, Паскаль и Джини безмолвно смотрели на бледно-голубое небо, по которому наперегонки бежали облака, на ветви деревьев с пробивающимися бледно-зелеными листочками. От этого нарождающегося весеннего великолепия кружилась голова и перехватывало от волнения горло.
– Все, – наконец нарушил молчание Паскаль, – это место – наше. Оно предназначено для нас и будет нашим.
Вслед за тем они проявили максимум прагматизма, на который были способны, и рука об руку исследовали квартиру на предмет выявления возможных недостатков. Их не оказалось. Паскаль тщательно и торжественно простучал стены, проверил состояние водопровода и электропроводки, Джини с такой же торжественностью осмотрела кухню, в которую влюбилась с первого взгляда, убедилась, что дверцы стенных шкафов открываются легко и бесшумно. На первом этаже они обнаружили еще одну спальню – маленькую и невероятно уютную, романтично расположенную в одной из башенок дома. Она была словно предназначена для какой-нибудь сказочной принцессы. Тут должен был жить ребенок с живым воображением. Взглянув на Паскаля, Джини поняла, что он подумал о своей дочери, и сказала:
– Здесь могла бы жить Марианна, когда будет приезжать к тебе.
– Могла бы, – вздохнул он, – конечно, могла бы.
– Как ты думаешь, ей понравится эта комната?
– Да она в нее просто влюбится! Я знаю это наверняка. В течение некоторого времени после этого никто из них не осмеливался нарушить молчание. Вернувшись в огромную комнату на первом этаже, они встали возле высокого окна. Паскаль позвякивал ключами от дома, которые им вручил сотрудник агентства по торговле недвижимостью для осмотра квартиры. Паскаль и Джини встретились взглядами. Он почувствовал, что она собирается заговорить о том, о чем думали оба и что боялись произнести вслух. Прежде, чем Джини успела открыть рот, он поднял руку и приложил палец к се губам.
– Нет, подожди, – сказал он, – сначала я должен кое-что сделать.
Отведя от щеки Джини прядь светлых волос, он несколько мгновений смотрел ей в глаза, а затем привлек к себе, наклонился и поцеловал в губы. От долгого поцелуя у женщины закружилась голова, а мысли разбежались в разные стороны. Наверное, подумалось ей, именно этого ему и хотелось. Когда Паскаль наконец отпустил ее, она отстранилась и с улыбкой покачала головой, а затем взяла его пальцы и с расстояния вытянутой руки долгим взглядом посмотрела в глаза. Джини любовалась тем, как отсвечивает весеннее солнце в его темных волосах, как играет свет на его лице. Она любила его брови, каждую черточку лица, интонации голоса, прикосновения. Она чувствовала его так хорошо, что с первого взгляда могла бы сказать, о чем он сейчас думает. Говорить о неприятном не хотелось, но, к сожалению, это было неизбежно.
– Паскаль, – заговорила Джини, – для нас это слишком дорою.
Да, дороговато.
– Не дороговато, а непомерно дорого. Мы должны смотреть фактам в лицо.
Паскаль всегда отличался завидным упорством. Поставив перед собой цель, он пытался достичь ее всеми средствами, не признавая никаких препятствий. Вот и сейчас в ответ на реплику Джини он только передернул плечами, а затем принялся расхаживать по комнате. Джини знала, что он не терпит признавать себя побежденным, и потому следила за ним с замирающим сердцем. Она уже не раз видела его таким, как сейчас, – Паскаля, способного переспорить и убедить кого угодно и в чем угодно, сломить любое сопротивление. Паскаля, пробирающегося в дом с черного хода, если его выпроваживали с крыльца. Паскаля, который шел в зону военных действий и приносил снимки, каких не мог сделать никто другой. Но тогда он работал.
Джини заранее знала: он будет расхаживать по комнате пять минут – так оно и вышло. Потом снимет свой старый черный кожаный пиджак и засучит рукава. И тут она не ошиблась. Высокий, стройный, полный идей и энергии, искусный в обращении с камерой и в постели, он никогда не обманывал ее ожиданий.
Джини попыталась собрать мысли воедино. Она подсчитала, сколько может получить, продав свою лондонскую квартиру, сколько выручит Паскаль от продажи своей парижской фотостудии, сколько денег можно получить под залог. Но все равно, как бы ни складывала Джини эти цифры, искомой суммы не получалось. Она видела, насколько катастрофически им не хватает денег для покупки этой чудесной квартиры. Женщина издала горестный вздох. Услышав его, Паскаль, как всегда не собиравшийся сдаваться, подошел и обнял ее за талию. «Сейчас начнет надо мной подшучивать», – подумала Джини, и интуиция вновь не подвела ее.
– Моя машина, – сказал мужчина, любивший гонять на своем старом классическом «Порше», в котором души не чаял. – Я продам свою машину, а себе куплю что-нибудь попроще.
– А я продам свою, – улыбнулась Джини, ездившая на древнем «Фольксвагене»-«жучке». Паскаль, не упускавший случая, чтобы подшутить над этим ископаемым рыдваном, самым серьезным образом покачал головой:
– Нет, такой жертвы я принять от тебя не могу. Тем более, что придется доплачивать тому, кто согласится ее взять.
– Мы могли бы питаться одними овощами…
– Могли бы. – Он привлек ее поближе к себе. – Репкой, пастернаком. Они дешевые.
– Я в течение следующих десяти лет могла бы не покупать себе новых платьев.
– Отличная идея! Тем более, что мне ты все равно больше нравишься голой.
– Я могла бы найти себе новую работу. Перестану быть журналистом и стану банкиром. Или – адвокатом. Или – рекламным агентом.
– Нет, это будет слишком большой потерей для журналистики. Взгляни на меня, Джини.
Она подняла на него глаза, а его руки обвились вокруг ее талии.
– Мы с тобой хотим иметь эту квартиру?
– Да, очень.
– Значит, мы будем ее иметь, – констатировал Паскаль. Если уж ему что-то взбрело в голову, остановить его не было никакой возможности.
С того дня он опять стал таким, каким Джини любила его больше всего – очень энергичным, очень обаятельным, очень непреклонным и очень… французским. Первыми перед его бешеным натиском начали отступать владельцы квартиры, затем их агенты и, наконец, – банк. Владельцы немного сбросили цену, банки немного подняли залоговые выплаты. Вернувшись в квартиру Джини, в окне которой уже давно и сиротливо маячил картонный щит с надписью «ПРОДАЕТСЯ», Паскаль всего за одну неделю нашел на нее покупателя – денежного и покладистого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177