я не становлюсь моложе, и уж не знаю, что бы я делала без Линдсей. Я для нее – тяжелая обуза, хотя она никогда не жалуется…
– Я уверен, она думает иначе.
– И все же я полностью завишу от нее, – категорично сказала Луиза. Голос ее приобрел неожиданную твердость. – Теперь мы неразлучны. Куда она, туда и я. Как библейская Руфь, помните?
Линдсей слушала этот давно знакомый ей монолог, окаменев на пороге своего кабинета. Наконец у нее кончилось терпение. Обычно, отваживая очередного потенциального жениха дочери, Луиза добиралась до этой части своего репертуара через несколько недель после первого знакомства. Почему же она так гонит лошадей сейчас?
С мрачным выражением лица женщина вошла в гостиную, гадая, заметил ли Роуленд кошмарный, будто после урагана, кавардак, царивший в большой и приятной на первый взгляд комнате. Понял ли он, во что Луиза и Том могут превратить комнату за два дня отсутствия в доме хозяйки, и есть ли ему до этого дело?
Том сидел на полу, напротив Роуленда и Луизы, среди книг, посвященных творчеству Ингмара Бергмана. Туфель на нем не было, а на носках зияли огромные дыры. На коленях сына лежал поднос, заваленный гамбургерами, чипсами и жареным луком. Роуленд и Луиза на первый взгляд были настроены по отношению друг к другу вполне дружелюбно. Когда-то прекрасные голубые глаза Луизы были прикованы к гостю, а по лицу последнего блуждала благодушная улыбка. Том оглянулся и, увидев мать, даже попытался приподняться.
– Сиди, Том, – нервно сказала Линдсей. – Роуленд, я все же нашла статью.
– Увы, нам пора, – проговорил мужчина. Поставив бокал, он с изысканной галантностью протянул руку Луизы. – Я очень рад знакомству с вами. Том, я обязательно найду для тебя те книги, о которых мы говорили.
Луиза беззвучно, но так, чтобы Роуленд заметил, шевелила губами, выговаривая слова: «Чудесный человек!» Затем, кряхтя и двигаясь с огромным трудом, она позволила Роуленду помочь ей встать с дивана. Немощь была разыграна так искусно, что Линдсей даже удивилась: ее ли мать так резво подскочила к окну всего четверть часа назад? Луиза изобразила гримасу, которая должна была обозначать ее мужественное отношение к жизни.
– Нет, нет, ничего, – отстранила она Роуленда, встав на ноги. – Вот только эта боль в позвоночнике… Я так рада, что наконец встретилась с вами, Роуленд! Хотя даже до этого у меня было чувство, что я знакома с вами очень давно. Линдсей только о вас и говорит…
– Ага, кроет вас на чем свет стоит, – кивнул Том, правдивый и бескомпромиссный до последнего.
– Правда? – переспросил Роуленд, бросив на Линдсей насмешливый взгляд. – Наша вражда уже в прошлом. Сейчас мы ведем мирные переговоры. Верно, Линдсей? Договариваемся об условиях.
Последняя фраза была наполнена каким-то скрытым эротичным подтекстом. Линдсей почувствовала, что ее «я», ее тело откликаются на взгляд и голос этого мужчины, и отвела глаза в сторону. Луиза издала странный звук, который мог означать все что угодно – от материнского всепрощения до выражения праведного гнева.
Линдсей должна была признать, что Роуленд, когда захочет, может быть решительным и твердым. Прежде чем Луиза успела выдать очередной залп, он подхватил Линдсей под руку, бросился к двери и увлек ее вниз по лестнице.
* * *
– Вечно она так, – пожаловалась Линдсей, влезая в машину, мастерски запаркованную Роулендом на крошечном пространстве, и принимаясь ожесточенно выкручивать рулевое колесо. – Со всеми. И всегда.
– Я так и понял, – невозмутимо откликнулся он. – Потихоньку, Линдсей, аккуратнее. Вот так, отлично!
Багровая от стыда и усилий, Линдсей наконец выехала на дорогу и погнала во весь опор.
– Значит, на восток? – спросила она. – Я буду ехать в восточном направлении, а ты потом покажешь мне, куда именно.
– Хорошо, Линдсей, но в данный момент ты едешь на север. Сворачивай здесь направо.
Женщина повиновалась беспрекословно. Довольно долго они ехали в молчании. За это время у Линдсей произошло две стычки: с такси, за рулем которого сидел, вероятно, слепой водитель, и с потрепанным «Фордом-Кортиной», где сидели четыре сопляка. Последним, видимо, не понравилось, как Линдсей перестраивалась из ряда в ряд, и, когда они наконец обогнали ее, из окон машины высунулось одновременно четыре руки с поднятыми пальцами. Линдсей возмущенно посигналила вслед быстро удалявшейся машине и незаметно взглянула на Роуленда, по-прежнему сохранявшего безмятежный вид.
– С тобой легко ездить, Роуленд. Обычно я терпеть не могу, когда рядом сидит другой водитель – обязательно начнет поучать, а я от этого зверею. Вот, например, с Джини ездить совершенно невозможно. Нервная, как кошка. А то вдруг словно каменеет. Представь только, когда мы ехали к Максу, она всю дорогу просидела с закрытыми глазами! Ни слова не сказала!
– Я ее за это не осуждаю, – ответил Роуленд. – Ты самый отвратительный шофер, которого я когда-либо видел. Соперничать с тобой мог бы только одноглазый таксист, который однажды вез меня в Стамбуле и всю дорогу курил гашиш. В манере водить машину вы с ним очень похожи.
Линдсей решила отнестись к этой реплике, как к милой шутке.
– Я прекрасно вожу машину, – твердо сказала она. – Разве что чересчур быстро, но мне не нравится еле-еле тащиться.
– Женщины в большинстве своем бывают скверными водителями, – продолжал гнуть свое Роуленд. – Они страдают отсутствием пространственной ориентации. Это научно доказанный факт, проверенный с помощью многочисленных экспериментов.
– Какая чушь!
– Это правда. Именно поэтому так мало талантливых женщин-архитекторов. Именно поэтому женщины – посредственные игроки в шахматы.
– Я блестяще играю в шахматы! Я даже Тома научила.
– И кто же сейчас побеждает, когда ты с ним играешь?
– Ну, он. Но это ничего не доказывает. Том – необычный ребенок. Он не по годам умен.
– Да, он сможет стать умным. Том мне понравился.
– Правда? – радостно повернулась к своему спутнику Линдсей. – О, я так рада! Но, наверное, он большей частью молчал? Когда рядом Луиза, не очень-то поговоришь.
– Да, молчал. Поэтому он мне и понравился. У него хороший вкус в отношении кино. Напомни, чтобы я не забыл отдать тебе для него кое-какие книги. Кроме того, – Роуленд бросил быстрый взгляд в сторону Линдсей, – мне показалось, что он многое подмечает.
– От него ничто не может укрыться, – с гордостью ответила Линдсей. – У него словно какая-то антенна, которая улавливает малейшие сигналы… Здесь налево или направо?
– Налево, – ответил Роуленд. – Проскочили? Ну, ладно, ничего страшного. Поедем другой дорогой. Проезжай мимо фабрики, а после тех муниципальных домов свернешь. Да, вот здесь. Теперь – под эстакаду, мимо стоянки грузовиков и – через площадь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
– Я уверен, она думает иначе.
– И все же я полностью завишу от нее, – категорично сказала Луиза. Голос ее приобрел неожиданную твердость. – Теперь мы неразлучны. Куда она, туда и я. Как библейская Руфь, помните?
Линдсей слушала этот давно знакомый ей монолог, окаменев на пороге своего кабинета. Наконец у нее кончилось терпение. Обычно, отваживая очередного потенциального жениха дочери, Луиза добиралась до этой части своего репертуара через несколько недель после первого знакомства. Почему же она так гонит лошадей сейчас?
С мрачным выражением лица женщина вошла в гостиную, гадая, заметил ли Роуленд кошмарный, будто после урагана, кавардак, царивший в большой и приятной на первый взгляд комнате. Понял ли он, во что Луиза и Том могут превратить комнату за два дня отсутствия в доме хозяйки, и есть ли ему до этого дело?
Том сидел на полу, напротив Роуленда и Луизы, среди книг, посвященных творчеству Ингмара Бергмана. Туфель на нем не было, а на носках зияли огромные дыры. На коленях сына лежал поднос, заваленный гамбургерами, чипсами и жареным луком. Роуленд и Луиза на первый взгляд были настроены по отношению друг к другу вполне дружелюбно. Когда-то прекрасные голубые глаза Луизы были прикованы к гостю, а по лицу последнего блуждала благодушная улыбка. Том оглянулся и, увидев мать, даже попытался приподняться.
– Сиди, Том, – нервно сказала Линдсей. – Роуленд, я все же нашла статью.
– Увы, нам пора, – проговорил мужчина. Поставив бокал, он с изысканной галантностью протянул руку Луизы. – Я очень рад знакомству с вами. Том, я обязательно найду для тебя те книги, о которых мы говорили.
Луиза беззвучно, но так, чтобы Роуленд заметил, шевелила губами, выговаривая слова: «Чудесный человек!» Затем, кряхтя и двигаясь с огромным трудом, она позволила Роуленду помочь ей встать с дивана. Немощь была разыграна так искусно, что Линдсей даже удивилась: ее ли мать так резво подскочила к окну всего четверть часа назад? Луиза изобразила гримасу, которая должна была обозначать ее мужественное отношение к жизни.
– Нет, нет, ничего, – отстранила она Роуленда, встав на ноги. – Вот только эта боль в позвоночнике… Я так рада, что наконец встретилась с вами, Роуленд! Хотя даже до этого у меня было чувство, что я знакома с вами очень давно. Линдсей только о вас и говорит…
– Ага, кроет вас на чем свет стоит, – кивнул Том, правдивый и бескомпромиссный до последнего.
– Правда? – переспросил Роуленд, бросив на Линдсей насмешливый взгляд. – Наша вражда уже в прошлом. Сейчас мы ведем мирные переговоры. Верно, Линдсей? Договариваемся об условиях.
Последняя фраза была наполнена каким-то скрытым эротичным подтекстом. Линдсей почувствовала, что ее «я», ее тело откликаются на взгляд и голос этого мужчины, и отвела глаза в сторону. Луиза издала странный звук, который мог означать все что угодно – от материнского всепрощения до выражения праведного гнева.
Линдсей должна была признать, что Роуленд, когда захочет, может быть решительным и твердым. Прежде чем Луиза успела выдать очередной залп, он подхватил Линдсей под руку, бросился к двери и увлек ее вниз по лестнице.
* * *
– Вечно она так, – пожаловалась Линдсей, влезая в машину, мастерски запаркованную Роулендом на крошечном пространстве, и принимаясь ожесточенно выкручивать рулевое колесо. – Со всеми. И всегда.
– Я так и понял, – невозмутимо откликнулся он. – Потихоньку, Линдсей, аккуратнее. Вот так, отлично!
Багровая от стыда и усилий, Линдсей наконец выехала на дорогу и погнала во весь опор.
– Значит, на восток? – спросила она. – Я буду ехать в восточном направлении, а ты потом покажешь мне, куда именно.
– Хорошо, Линдсей, но в данный момент ты едешь на север. Сворачивай здесь направо.
Женщина повиновалась беспрекословно. Довольно долго они ехали в молчании. За это время у Линдсей произошло две стычки: с такси, за рулем которого сидел, вероятно, слепой водитель, и с потрепанным «Фордом-Кортиной», где сидели четыре сопляка. Последним, видимо, не понравилось, как Линдсей перестраивалась из ряда в ряд, и, когда они наконец обогнали ее, из окон машины высунулось одновременно четыре руки с поднятыми пальцами. Линдсей возмущенно посигналила вслед быстро удалявшейся машине и незаметно взглянула на Роуленда, по-прежнему сохранявшего безмятежный вид.
– С тобой легко ездить, Роуленд. Обычно я терпеть не могу, когда рядом сидит другой водитель – обязательно начнет поучать, а я от этого зверею. Вот, например, с Джини ездить совершенно невозможно. Нервная, как кошка. А то вдруг словно каменеет. Представь только, когда мы ехали к Максу, она всю дорогу просидела с закрытыми глазами! Ни слова не сказала!
– Я ее за это не осуждаю, – ответил Роуленд. – Ты самый отвратительный шофер, которого я когда-либо видел. Соперничать с тобой мог бы только одноглазый таксист, который однажды вез меня в Стамбуле и всю дорогу курил гашиш. В манере водить машину вы с ним очень похожи.
Линдсей решила отнестись к этой реплике, как к милой шутке.
– Я прекрасно вожу машину, – твердо сказала она. – Разве что чересчур быстро, но мне не нравится еле-еле тащиться.
– Женщины в большинстве своем бывают скверными водителями, – продолжал гнуть свое Роуленд. – Они страдают отсутствием пространственной ориентации. Это научно доказанный факт, проверенный с помощью многочисленных экспериментов.
– Какая чушь!
– Это правда. Именно поэтому так мало талантливых женщин-архитекторов. Именно поэтому женщины – посредственные игроки в шахматы.
– Я блестяще играю в шахматы! Я даже Тома научила.
– И кто же сейчас побеждает, когда ты с ним играешь?
– Ну, он. Но это ничего не доказывает. Том – необычный ребенок. Он не по годам умен.
– Да, он сможет стать умным. Том мне понравился.
– Правда? – радостно повернулась к своему спутнику Линдсей. – О, я так рада! Но, наверное, он большей частью молчал? Когда рядом Луиза, не очень-то поговоришь.
– Да, молчал. Поэтому он мне и понравился. У него хороший вкус в отношении кино. Напомни, чтобы я не забыл отдать тебе для него кое-какие книги. Кроме того, – Роуленд бросил быстрый взгляд в сторону Линдсей, – мне показалось, что он многое подмечает.
– От него ничто не может укрыться, – с гордостью ответила Линдсей. – У него словно какая-то антенна, которая улавливает малейшие сигналы… Здесь налево или направо?
– Налево, – ответил Роуленд. – Проскочили? Ну, ладно, ничего страшного. Поедем другой дорогой. Проезжай мимо фабрики, а после тех муниципальных домов свернешь. Да, вот здесь. Теперь – под эстакаду, мимо стоянки грузовиков и – через площадь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177