В конце концов, у него здесь нет никаких обязанностей. И никаких прав, черт побери!
Подарок от Адама лежал нераспакованный. Когда останусь одна, тогда и отведу душу. Когда я несла обеими руками тяжелый поднос, на котором стояли двенадцать стаканов, два кувшинчика с молоком и со сливками, большая серебряная сахарница, а Агнешка как раз осторожно ставила на него горячий чайник, из комнаты донесся телефонный звонок. Я не могла подбежать. Позвонив два раза, телефон умолк. Агнешка поставила на поднос еще круглое блюдо с творожным пирогом, и когда я вошла с этим грузом в комнату, то увидела, как этот Йолин клал трубку.
У меня внутри все просто вывернулось наизнанку, наверное, я могла бы пригвоздить к месту одним взглядом, потому что он опустил глаза и смущенно промямлил:
— Извини… я взял машинально… кто-то ошибся номером.
Ему повезло, что сегодня Рождество — день, когда я не закатываю скандалов. Еще как повезло!
Праздники прошли очень мило. Напрасно я покупала печенье к чаю для тети-фронтовички — она редко пьет чай, предпочитает потягивать виски и говорит, что оно улучшает сон. Вечера мы проводили у нее в комнате перед телевизором, тетя обожает фильмы ужасов, правда, просит Тосю лежать с ней в кровати, поскольку боится смотреть их одна. А поэтому приходила и я. В итоге я пересмотрела весь репертуар: детективы, два триллера и три фильма о любви, которые мне бы и в голову никогда не пришло смотреть. В перерывах между картинами мне приходилось выслушивать всякие мудреные сентенции на тему супружества, священных уз, обязанностей хорошей жены и т.д.
— Джуди, darling, — наставляла тетя, — помни, что семейная жизнь для мужчины — возможность решать вместе с женой те проблемы, которых он не имел бы, не будь он женат. Например, Тосин отец…
Я, как могла, пресекала разговоры об отце Тоси, однако не всегда удавалось. Мне кажется, что тетя прибыла сюда из другой страны с миссией — непременно свести меня с моим бывшим, совершенно не зная реалий. С Тосей она прекрасно общается, но жаль, что наша тетя не англоязычна, тогда бы мне не пришлось беспокоиться за экзамен по иностранному языку. Тося снова собирается сменить предмет на выпускных экзаменах.
«Вздохну с облегчением, когда она наконец уедет», — мне стыдно, что я так думала. Я везла тетю в аэропорт, и мне было грустно. Почему вся моя жизнь состоит из прощаний в аэропорту Окенче? Я совсем не вздохнула с облегчением, а заплакала, когда тетя-фронтовичка поцеловала меня в последний раз.
Я МОГЛА БЫ ВЫЙТИ ЗА ЕНДРУСЯ
Новый год следует начинать с наведения порядка во всем. Нельзя вступать в него с бардаком, неоплаченными счетами, неулаженными делами и тому подобным. Так я решила и была очень довольна собой.
Расположившись посреди комнаты, которая после отъезда тети вновь перешла ко мне, я с нескрываемым ужасом смотрела на все, что разложила на полу. Из шкафа вытащила картонную коробку, которая стояла неразобранная с тех пор, как мы перебрались сюда. Интересно, зачем я так глубоко ее запрятала и что в ней? Небольшая эмоциональная встряска — хороший стимул для убирающего.
К чему мне счета многолетней давности? Ни к чему. Рассортирую все, ненужное выброшу. Телефонные квитанции — в папку «счета за телефон», газ — в папку «счета за газ» и т.д. Старые письма от ныне Йолиного. Выбросить? Или сохранить на память? С почтальоном жить было намного приятнее. Известно было, что он приходит около часа дня, люди сидели у окна и гадали. Приходил уже? Еще нет? В почтовом ящике что-то белело, и уж точно не реклама «Пицца-хат» с доставкой на дом, не нуждающаяся в ответе, или предложение о кредитах в любом банке — нет, это, как правило, было письмо, ну в крайнем случае квитанция. На некоторых конвертах стоял красный или синий штемпель «РАЗРЕШЕНО ЦЕНЗУРОЙ». Такие письма нельзя выбрасывать ни в коем случае. Письма — памятники истории, а не наших эмоций, историю своей страны не выбрасывают в мусорную корзину, даже если она нацарапана лапками неверного мужа. Я уже и не помню, чтобы тот Йолин мне писал письма. О, как мило: «Дорогая моя растяпа…» Это, пожалуй, трогательнее, чем просто «Юдита»! «Вчера мы с тобой расстались, но я пишу тебе, потому что уже скучаю…» И так действительно было… «Целую тебя робко в губы, пока только в письме, но, может быть, скоро осмелюсь…» Осмелился, осмелился, к сожалению, а я, юная девушка, не устояла… «Я не застилал весь день кровать, чтобы она напоминала, что на ней лежала ты…» Черт возьми, помню, как я была уверена, что утрата девственности была написана у меня на лице… «Единственная и обожаемая моя жена…»
А-а, катись ты подальше с этой единственной… Будь он арабом, у него могло бы быть одновременно две жены, а так всегда будет единственная — таков тяжелый удел мужиков в нашей стране. Я сложила его письма стопкой под батареей. Ужасно много набралось этой макулатуры.
— Мамуль, что ты делаешь?
Я-то думала, что у меня смышленый ребенок — ведь она вошла в комнату и видит, что я делаю. Занимаюсь уборкой, к чертовой матери!
— Навожу порядок, дорогая.
— Порядок? В таком бардаке?
— Чтобы навести полный порядок, для начала иногда приходится разбросать, — философски заметила я и принялась разбирать ящик в книжном шкафу, доставшемся нам от бабушки.
Очередная куча писем. Зачем я их коплю? От кого они? Ах да, помню, от одного симпатичного мужчины, с которым я познакомилась в Закопане. Мы переписывались с ним перед моими выпускными экзаменами. Ендрусь был педагогом-воспитателем, работавшим с неблагополучными детьми, а потому моя мама и мой отец возлагали определенные надежды на этого милого человека. А именно: они рассчитывали, что под его чутким руководством я вдруг ни с того ни с сего начну готовиться к выпускным экзаменам, а не заниматься делами высшего порядка, такими как встречи с Агнешкой и массой других друзей, на которых, к счастью, в моей юности не скупилась судьба. Я открыла поблекший старый конверт:
В первых строках своего письма шлю тебе горячий привет и хочу уговорить тебя записаться в альпинистский клуб, потому что ушел мой товарищ по связке и ее конец зияет пустотой, а ты бы неплохо смотрелась на нем как балласт-противовес, друг и будущая жена.
— Я могла бы выйти замуж за этого Ендруся, — пустилась я в воспоминания вслух.
— За какого Ендруся? — Моя дочь Тося перешагнула через горы бумаг, магнитофонных кассет и книги.
— Этого, — пояснила я, ткнув пальцем в стопку конвертов. — У тебя был бы хороший отец — педагог, работающий с трудными детьми… И может быть, он сумел бы тебе объяснить, что нельзя до бесконечности откладывать момент, когда ты наконец возьмешься за учебу, потому что выпускные экзамены уже в обозримом будущем.
— Если бы ты вышла за Ендруся, то родила бы совершенно другого ребенка, а меня не было бы на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Подарок от Адама лежал нераспакованный. Когда останусь одна, тогда и отведу душу. Когда я несла обеими руками тяжелый поднос, на котором стояли двенадцать стаканов, два кувшинчика с молоком и со сливками, большая серебряная сахарница, а Агнешка как раз осторожно ставила на него горячий чайник, из комнаты донесся телефонный звонок. Я не могла подбежать. Позвонив два раза, телефон умолк. Агнешка поставила на поднос еще круглое блюдо с творожным пирогом, и когда я вошла с этим грузом в комнату, то увидела, как этот Йолин клал трубку.
У меня внутри все просто вывернулось наизнанку, наверное, я могла бы пригвоздить к месту одним взглядом, потому что он опустил глаза и смущенно промямлил:
— Извини… я взял машинально… кто-то ошибся номером.
Ему повезло, что сегодня Рождество — день, когда я не закатываю скандалов. Еще как повезло!
Праздники прошли очень мило. Напрасно я покупала печенье к чаю для тети-фронтовички — она редко пьет чай, предпочитает потягивать виски и говорит, что оно улучшает сон. Вечера мы проводили у нее в комнате перед телевизором, тетя обожает фильмы ужасов, правда, просит Тосю лежать с ней в кровати, поскольку боится смотреть их одна. А поэтому приходила и я. В итоге я пересмотрела весь репертуар: детективы, два триллера и три фильма о любви, которые мне бы и в голову никогда не пришло смотреть. В перерывах между картинами мне приходилось выслушивать всякие мудреные сентенции на тему супружества, священных уз, обязанностей хорошей жены и т.д.
— Джуди, darling, — наставляла тетя, — помни, что семейная жизнь для мужчины — возможность решать вместе с женой те проблемы, которых он не имел бы, не будь он женат. Например, Тосин отец…
Я, как могла, пресекала разговоры об отце Тоси, однако не всегда удавалось. Мне кажется, что тетя прибыла сюда из другой страны с миссией — непременно свести меня с моим бывшим, совершенно не зная реалий. С Тосей она прекрасно общается, но жаль, что наша тетя не англоязычна, тогда бы мне не пришлось беспокоиться за экзамен по иностранному языку. Тося снова собирается сменить предмет на выпускных экзаменах.
«Вздохну с облегчением, когда она наконец уедет», — мне стыдно, что я так думала. Я везла тетю в аэропорт, и мне было грустно. Почему вся моя жизнь состоит из прощаний в аэропорту Окенче? Я совсем не вздохнула с облегчением, а заплакала, когда тетя-фронтовичка поцеловала меня в последний раз.
Я МОГЛА БЫ ВЫЙТИ ЗА ЕНДРУСЯ
Новый год следует начинать с наведения порядка во всем. Нельзя вступать в него с бардаком, неоплаченными счетами, неулаженными делами и тому подобным. Так я решила и была очень довольна собой.
Расположившись посреди комнаты, которая после отъезда тети вновь перешла ко мне, я с нескрываемым ужасом смотрела на все, что разложила на полу. Из шкафа вытащила картонную коробку, которая стояла неразобранная с тех пор, как мы перебрались сюда. Интересно, зачем я так глубоко ее запрятала и что в ней? Небольшая эмоциональная встряска — хороший стимул для убирающего.
К чему мне счета многолетней давности? Ни к чему. Рассортирую все, ненужное выброшу. Телефонные квитанции — в папку «счета за телефон», газ — в папку «счета за газ» и т.д. Старые письма от ныне Йолиного. Выбросить? Или сохранить на память? С почтальоном жить было намного приятнее. Известно было, что он приходит около часа дня, люди сидели у окна и гадали. Приходил уже? Еще нет? В почтовом ящике что-то белело, и уж точно не реклама «Пицца-хат» с доставкой на дом, не нуждающаяся в ответе, или предложение о кредитах в любом банке — нет, это, как правило, было письмо, ну в крайнем случае квитанция. На некоторых конвертах стоял красный или синий штемпель «РАЗРЕШЕНО ЦЕНЗУРОЙ». Такие письма нельзя выбрасывать ни в коем случае. Письма — памятники истории, а не наших эмоций, историю своей страны не выбрасывают в мусорную корзину, даже если она нацарапана лапками неверного мужа. Я уже и не помню, чтобы тот Йолин мне писал письма. О, как мило: «Дорогая моя растяпа…» Это, пожалуй, трогательнее, чем просто «Юдита»! «Вчера мы с тобой расстались, но я пишу тебе, потому что уже скучаю…» И так действительно было… «Целую тебя робко в губы, пока только в письме, но, может быть, скоро осмелюсь…» Осмелился, осмелился, к сожалению, а я, юная девушка, не устояла… «Я не застилал весь день кровать, чтобы она напоминала, что на ней лежала ты…» Черт возьми, помню, как я была уверена, что утрата девственности была написана у меня на лице… «Единственная и обожаемая моя жена…»
А-а, катись ты подальше с этой единственной… Будь он арабом, у него могло бы быть одновременно две жены, а так всегда будет единственная — таков тяжелый удел мужиков в нашей стране. Я сложила его письма стопкой под батареей. Ужасно много набралось этой макулатуры.
— Мамуль, что ты делаешь?
Я-то думала, что у меня смышленый ребенок — ведь она вошла в комнату и видит, что я делаю. Занимаюсь уборкой, к чертовой матери!
— Навожу порядок, дорогая.
— Порядок? В таком бардаке?
— Чтобы навести полный порядок, для начала иногда приходится разбросать, — философски заметила я и принялась разбирать ящик в книжном шкафу, доставшемся нам от бабушки.
Очередная куча писем. Зачем я их коплю? От кого они? Ах да, помню, от одного симпатичного мужчины, с которым я познакомилась в Закопане. Мы переписывались с ним перед моими выпускными экзаменами. Ендрусь был педагогом-воспитателем, работавшим с неблагополучными детьми, а потому моя мама и мой отец возлагали определенные надежды на этого милого человека. А именно: они рассчитывали, что под его чутким руководством я вдруг ни с того ни с сего начну готовиться к выпускным экзаменам, а не заниматься делами высшего порядка, такими как встречи с Агнешкой и массой других друзей, на которых, к счастью, в моей юности не скупилась судьба. Я открыла поблекший старый конверт:
В первых строках своего письма шлю тебе горячий привет и хочу уговорить тебя записаться в альпинистский клуб, потому что ушел мой товарищ по связке и ее конец зияет пустотой, а ты бы неплохо смотрелась на нем как балласт-противовес, друг и будущая жена.
— Я могла бы выйти замуж за этого Ендруся, — пустилась я в воспоминания вслух.
— За какого Ендруся? — Моя дочь Тося перешагнула через горы бумаг, магнитофонных кассет и книги.
— Этого, — пояснила я, ткнув пальцем в стопку конвертов. — У тебя был бы хороший отец — педагог, работающий с трудными детьми… И может быть, он сумел бы тебе объяснить, что нельзя до бесконечности откладывать момент, когда ты наконец возьмешься за учебу, потому что выпускные экзамены уже в обозримом будущем.
— Если бы ты вышла за Ендруся, то родила бы совершенно другого ребенка, а меня не было бы на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69