— Что вы ели? Больше острого или больше сладкого?
Мне и не вспомнить, что я ела почти двадцать лет назад. Селедку, наверное, но зато в сладком виде. А это острая или сладкая еда? У Ули тоже одни дочери, совсем как у меня; у меня тоже одни дочери, только в единственном числе, а у Ули в двойственном. Коктейль умопомрачительно хорош, Ренин муж очень внимательно вглядывался в нас.
—Ну?
— Я, по-моему, ела смалец , больше всего любила смалец с лучком, но при этом со сладкими яблоками… — с трудом произнесла Уля. — И соленые огурцы… но только в самом начале. Правда, творожный пирог тоже неплохо у меня шел…
— И родила дочерей… — прошептал Ренькин муж. А потом Реньке: — Ты тоже любишь пирожные… это к дочери… Бася? А может, что-нибудь пооригинальнее? Бланка? Клаудина? Мартина? А ты что ела? — Это уже мне.
— Селедку, — ответила я и расхохоталась. — Много селедки, но в сладком виде…
— Если селедка — то парень! — оживился будущий отец и опять схватил наши стаканы. — Значит, будет мальчик, потому что Реню все время тянет на китайскую кухню!
Я не стала напоминать, что у меня после этой селедки родилась дочь — так они оба обрадовались. Мы снова чокнулись. Ренькин муж принес календарь.
— Это будет необычный ребенок, необычный, и у него должно быть необычное имя, — гордо заявил он. — Вы правы!
Ничего подобного мы не говорили, но дружно закивали.
Ренькина собака просто на глазах уменьшилась и уже нисколько не казалась страшной.
— Лукаш, — предложила я. — Красивое имя.
Не стала говорить им, что самое красивое имя — Адам. Пусть Адамов не будет слишком много.
— А у меня был один знакомый Лукаш, и он был даже очень несимпатичный. Бросил жену. Знаешь, о ком я говорю? — Уля посмотрела на меня, а я не могла взять в толк, кого она имела в виду, но что же странного в том, что какой-то Лукаш когда-то бросил какую-то там жену?..
— Луций, Луций , — повторяла Ренька.
— Лукаш, — напомнила я, — я сказала — Лукаш, не Луций, а Лукаш.
— Акций, — опрометчиво вставила Уля. У нее слегка затуманился взгляд.
— Отлично! — крикнул Ренькин муж. — Акций — необычное имя! А для девочки…
— Акция. — У меня немного заплетался язык, и я расхохоталась.
— Акция — нет, но это уже неплохо, мы на правильном пути… ну?
Ренька напряженно всматривалась в нас.
— Александра? — неуверенно предложила Уля.
— Якубовская ! — обрадовалась я.
— Э-э-э! — Ренин супруг презрительно махнул рукой. — Посмотрим дальше… — Он начал листать календарь. — Я так рад, что мы с вами вместе выбираем имя, потому что с золотцем мы уже пару раз поссорились, а теперь, похоже, благодаря вам придем к какому-нибудь консенсусу…
— Мне надо уже идти, — решила я претворить в жизнь довольно смелый проект и заметила, что Уля была не против.
— Ну тогда на посошок! — крикнул Ренькин муж. — Чтобы нам лучше думалось!
Уля потянулась за стаканом. Боюсь, завтра мне грозит жуткий отходняк, но я тоже взяла свой стакан, потому что жизнь так прекрасна, когда выбираешь имя для ребенка, а бокал непрерывно наполняется и наполняется.
— Анна, Марта, Катажина, Юзефина… — Уля смаковала содержимое стакана.
— Марта когда-то увела у Кинги мужа, помнишь, сучка еще та! — Я вдруг вспомнила, как страдала Кинга, и мне перестало нравиться имя Марта.
— Но ты ведь дружишь с Мартой… ну… с той… ты с ней училась в одной школе. — Уля — моя память, и я ей благодарна за это.
— Марта! Конечно! Совсем забыла! Но это другая Марта! Марта — отличная девушка! — быстро исправилась я. — Но можно назвать Боженой, Ядвигой.
— Боженой — нет. Божена когда-то надула меня с подвесной полкой к буфету, — нахмурилась Уля. — Сказала нам, что в ней нет жучка, и мы с Кшисем на себе волокли эту полку, а потом оказалось, что она вся изъедена короедом.
— А Ядвига? — спросила я с любопытством.
— А Ядвига умерла молодой и лежит в Вавеле . Лучше не брать имена тех, кто рано умер, — с серьезным видом сказала Уля.
Реня и ее супруг посмотрели на нас с укоризной:
— Перестаньте валять дурака, вы что, в самом деле не знаете никаких оригинальных имен?
— А вы хотите иметь дома какую-нибудь Пенелопу? — опрометчиво обмолвилась я и увидела сначала вытянутые физиономии, а потом восторженные лица хозяев самого маленького и самого дружелюбного ротвейлера в мире. Ренькин муж чмокнул меня в темечко, а его супруга погладила меня по руке:
— Юдита, ты — чудо! Пенелопа! Мне бы и в голову не пришло! Пенелопа!!!
Отлично! Поппи, По, Лопи, Ло. Сколько возможностей!
Я встала, наверное, уже в десятый раз за этот вечер и кивнула Уле. Ноги были как ватные. Уля поцеловала Реньку, я поцеловала Реньку, Ренькин супруг поцеловал Реньку и меня, и Улю, Ренька поцеловала мужа, потом меня, потом Улю и еще раз мужа, я с минуту раздумывала, не поцеловать ли мне и ротвейлера, вряд ли такой случай еще когда-либо представится, но Уля по инерции поцеловала меня, и хозяева проводили нас до ворот.
— Акций и Пенелопа! Вы настоящие подруги! — Они по очереди обняли нас, и мы с Улей двинулись по темной дороге к нашим домам.
Нас окутала тишина, месяц выглянул из-за туч, вокруг стояла совершенно неземная красота, правда, передо мной белела тройная дорога.
— Будет полнолуние, — прошептала Уля. — Взгляни.
Я подняла голову и, увидев неполную луну, вспомнила, чему Уля меня учила, когда я только здесь поселилась: если луна больше похожа на букву С, значит, идет на убыль, то есть это новолуние, если на букву Р — значит, растет, иначе говоря, приближается к полнолунию. В тот момент над нами висела располневшая Р. Мы спокойно шли, отбрасывая себе под ноги тень.
— Увидеть лунную тень — это к счастью, — уверенным тоном сказала я, хотя язык у меня заплетался.
— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Уля. Она тоже еле ворочала языком.
— Оттуда, — объяснила я, и нас это рассмешило. Мы хохотали во все горло, свежий воздух проникал глубоко.
— Ютка!
— Что? — спросила я, икая.
— Это я придумала — Акция?
— Ну! — обрадовалась я. — Я сама слышала!
— Зато ты — Пенелопу! Ты лучше… только знаешь что?
—Что?
— Ты не говори никому, ладно? Давай никому не будем говорить, что это наша идея…
Мы торжественно поклялись друг другу никому не говорить. Конечно, кроме Кшисика. И Адама, которому я немедленно обо всем напишу. И о том, что я не ездила к брату на Рождество, что я это все придумала, потому что я его очень-очень, ну больше всех на свете люблю, и напишу, чтобы он поскорее возвращался и уже ни о чем не думал, потому что стоит красивая зима и я без него мерзну, вернее, мы с Борисом. И что Борис уже старенький и его нельзя так надолго оставлять, даже если уезжаешь в Америку. Так и напишу, и что на карусели мне очень хорошо.
Но, кроме них, мы никому и никогда не признаемся. Мы пообещали друг другу, и я ужасно радовалась тому, что стояла такая красивая ночь, что уже не было дождя, и какое счастье, что моя интуиция толкнула меня провести этот вечер с Улей у Реньки и я была не одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Мне и не вспомнить, что я ела почти двадцать лет назад. Селедку, наверное, но зато в сладком виде. А это острая или сладкая еда? У Ули тоже одни дочери, совсем как у меня; у меня тоже одни дочери, только в единственном числе, а у Ули в двойственном. Коктейль умопомрачительно хорош, Ренин муж очень внимательно вглядывался в нас.
—Ну?
— Я, по-моему, ела смалец , больше всего любила смалец с лучком, но при этом со сладкими яблоками… — с трудом произнесла Уля. — И соленые огурцы… но только в самом начале. Правда, творожный пирог тоже неплохо у меня шел…
— И родила дочерей… — прошептал Ренькин муж. А потом Реньке: — Ты тоже любишь пирожные… это к дочери… Бася? А может, что-нибудь пооригинальнее? Бланка? Клаудина? Мартина? А ты что ела? — Это уже мне.
— Селедку, — ответила я и расхохоталась. — Много селедки, но в сладком виде…
— Если селедка — то парень! — оживился будущий отец и опять схватил наши стаканы. — Значит, будет мальчик, потому что Реню все время тянет на китайскую кухню!
Я не стала напоминать, что у меня после этой селедки родилась дочь — так они оба обрадовались. Мы снова чокнулись. Ренькин муж принес календарь.
— Это будет необычный ребенок, необычный, и у него должно быть необычное имя, — гордо заявил он. — Вы правы!
Ничего подобного мы не говорили, но дружно закивали.
Ренькина собака просто на глазах уменьшилась и уже нисколько не казалась страшной.
— Лукаш, — предложила я. — Красивое имя.
Не стала говорить им, что самое красивое имя — Адам. Пусть Адамов не будет слишком много.
— А у меня был один знакомый Лукаш, и он был даже очень несимпатичный. Бросил жену. Знаешь, о ком я говорю? — Уля посмотрела на меня, а я не могла взять в толк, кого она имела в виду, но что же странного в том, что какой-то Лукаш когда-то бросил какую-то там жену?..
— Луций, Луций , — повторяла Ренька.
— Лукаш, — напомнила я, — я сказала — Лукаш, не Луций, а Лукаш.
— Акций, — опрометчиво вставила Уля. У нее слегка затуманился взгляд.
— Отлично! — крикнул Ренькин муж. — Акций — необычное имя! А для девочки…
— Акция. — У меня немного заплетался язык, и я расхохоталась.
— Акция — нет, но это уже неплохо, мы на правильном пути… ну?
Ренька напряженно всматривалась в нас.
— Александра? — неуверенно предложила Уля.
— Якубовская ! — обрадовалась я.
— Э-э-э! — Ренин супруг презрительно махнул рукой. — Посмотрим дальше… — Он начал листать календарь. — Я так рад, что мы с вами вместе выбираем имя, потому что с золотцем мы уже пару раз поссорились, а теперь, похоже, благодаря вам придем к какому-нибудь консенсусу…
— Мне надо уже идти, — решила я претворить в жизнь довольно смелый проект и заметила, что Уля была не против.
— Ну тогда на посошок! — крикнул Ренькин муж. — Чтобы нам лучше думалось!
Уля потянулась за стаканом. Боюсь, завтра мне грозит жуткий отходняк, но я тоже взяла свой стакан, потому что жизнь так прекрасна, когда выбираешь имя для ребенка, а бокал непрерывно наполняется и наполняется.
— Анна, Марта, Катажина, Юзефина… — Уля смаковала содержимое стакана.
— Марта когда-то увела у Кинги мужа, помнишь, сучка еще та! — Я вдруг вспомнила, как страдала Кинга, и мне перестало нравиться имя Марта.
— Но ты ведь дружишь с Мартой… ну… с той… ты с ней училась в одной школе. — Уля — моя память, и я ей благодарна за это.
— Марта! Конечно! Совсем забыла! Но это другая Марта! Марта — отличная девушка! — быстро исправилась я. — Но можно назвать Боженой, Ядвигой.
— Боженой — нет. Божена когда-то надула меня с подвесной полкой к буфету, — нахмурилась Уля. — Сказала нам, что в ней нет жучка, и мы с Кшисем на себе волокли эту полку, а потом оказалось, что она вся изъедена короедом.
— А Ядвига? — спросила я с любопытством.
— А Ядвига умерла молодой и лежит в Вавеле . Лучше не брать имена тех, кто рано умер, — с серьезным видом сказала Уля.
Реня и ее супруг посмотрели на нас с укоризной:
— Перестаньте валять дурака, вы что, в самом деле не знаете никаких оригинальных имен?
— А вы хотите иметь дома какую-нибудь Пенелопу? — опрометчиво обмолвилась я и увидела сначала вытянутые физиономии, а потом восторженные лица хозяев самого маленького и самого дружелюбного ротвейлера в мире. Ренькин муж чмокнул меня в темечко, а его супруга погладила меня по руке:
— Юдита, ты — чудо! Пенелопа! Мне бы и в голову не пришло! Пенелопа!!!
Отлично! Поппи, По, Лопи, Ло. Сколько возможностей!
Я встала, наверное, уже в десятый раз за этот вечер и кивнула Уле. Ноги были как ватные. Уля поцеловала Реньку, я поцеловала Реньку, Ренькин супруг поцеловал Реньку и меня, и Улю, Ренька поцеловала мужа, потом меня, потом Улю и еще раз мужа, я с минуту раздумывала, не поцеловать ли мне и ротвейлера, вряд ли такой случай еще когда-либо представится, но Уля по инерции поцеловала меня, и хозяева проводили нас до ворот.
— Акций и Пенелопа! Вы настоящие подруги! — Они по очереди обняли нас, и мы с Улей двинулись по темной дороге к нашим домам.
Нас окутала тишина, месяц выглянул из-за туч, вокруг стояла совершенно неземная красота, правда, передо мной белела тройная дорога.
— Будет полнолуние, — прошептала Уля. — Взгляни.
Я подняла голову и, увидев неполную луну, вспомнила, чему Уля меня учила, когда я только здесь поселилась: если луна больше похожа на букву С, значит, идет на убыль, то есть это новолуние, если на букву Р — значит, растет, иначе говоря, приближается к полнолунию. В тот момент над нами висела располневшая Р. Мы спокойно шли, отбрасывая себе под ноги тень.
— Увидеть лунную тень — это к счастью, — уверенным тоном сказала я, хотя язык у меня заплетался.
— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Уля. Она тоже еле ворочала языком.
— Оттуда, — объяснила я, и нас это рассмешило. Мы хохотали во все горло, свежий воздух проникал глубоко.
— Ютка!
— Что? — спросила я, икая.
— Это я придумала — Акция?
— Ну! — обрадовалась я. — Я сама слышала!
— Зато ты — Пенелопу! Ты лучше… только знаешь что?
—Что?
— Ты не говори никому, ладно? Давай никому не будем говорить, что это наша идея…
Мы торжественно поклялись друг другу никому не говорить. Конечно, кроме Кшисика. И Адама, которому я немедленно обо всем напишу. И о том, что я не ездила к брату на Рождество, что я это все придумала, потому что я его очень-очень, ну больше всех на свете люблю, и напишу, чтобы он поскорее возвращался и уже ни о чем не думал, потому что стоит красивая зима и я без него мерзну, вернее, мы с Борисом. И что Борис уже старенький и его нельзя так надолго оставлять, даже если уезжаешь в Америку. Так и напишу, и что на карусели мне очень хорошо.
Но, кроме них, мы никому и никогда не признаемся. Мы пообещали друг другу, и я ужасно радовалась тому, что стояла такая красивая ночь, что уже не было дождя, и какое счастье, что моя интуиция толкнула меня провести этот вечер с Улей у Реньки и я была не одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69