Здесь ненадёжное место…
Если бы он сам знал, что тут можно сделать! Но им удалось сюда проникнуть, значит, рано или поздно их тут всё равно найдут. Или как только кто-нибудь из монахов выдаст тайное укрытие.
— Это зеркало находится у нас уже сотни лет, — бормотал брат Грегор. — Зеркало, некогда принадлежавшее человеку из Безары. И оно сохраняет лик Иисуса, Господа нашего — но картинка всё тускнеет и тускнеет. Это самая большая боль нашего братства.
— Она тускнеет? — тревожно спросил Стивен. — Картинка тускнеет?
Монах, казалось, даже не слышал его.
— Так сказано в писаниях, и так повелось с тех пор, как мы отреклись от Рима: лишь раз в сто лет зеркало вынимается из дарохранительницы, и лишь один из братства хранителей избирается для того, чтобы одним глазком взглянуть на этот лик, который появляется лишь на мгновение ока. Ему выпадает увидеть нашего Господа, и остаток своей жизни он проводит в том, чтобы свидетельствовать о том, что он видел.
Стивен рассматривал золотую шкатулку и про себя проклинал людей, которые гнались за ними. Сейчас был бы самый подходящий момент схватить святыню монахов и бежать отсюда со всех ног: что бы смогли против них троих все эти немощные старики?
— Раз в сто лет? — Это звучало, как в сказке. — И когда же снова настанет этот день?
— О, лишь через шестьдесят пять лет, — снисходительно улыбнулся брат Грегор. Кажется, до его сознания постепенно доходило их присутствие, и он, словно невзначай, перемещался так, чтобы встать между ними и алтарём, чтобы защитить ларец. — Никто из нас не доживёт до той минуты, и никто из нас не увидит Его.
— А кто решает, кому можно увидеть?
— Братья выбирают одного из своей среды. Как правило, самого младшего — того, кто проживёт ещё долго и долго сможет быть для всех остальных светочем. Вы познакомились с братом Феликсом. Он был последним, кто видел Господа.
Стивен чувствовал себя всё более одурманенным. Он таращился на святыню, потом на монаха, который стоял на ковре, молитвенно сложив ладони.
— Брат Феликс? — повторил он. — Но ведь он немножко странный, разве не так?
— Это зеркало его преобразило.
— Преобразило? Зеркало?
Монах опять сложил ладони и посмотрел на них взглядом, в котором, казалось, шевельнулось что-то мрачное, чёрное, что-то похожее на вытекшую кровь.
— Это значит, — сказал он, — что тот, кто в него взглянет, больше не останется таким, каким был прежде. Что бы там ни отразилось, это изменяет человека навсегда.
Стивен вспомнил открытый, тёплый взгляд старого монаха. То были приветливые глаза, которым было явлено откровение древней тайны.
Струйки дыма, ниточками поднимавшиеся от трёх лампад, при этих словах, казалось, начали завихряться. Стивен ощутил в себе могучий импульс бежать прочь, забиться в какой-нибудь угол и больше ничего не видеть и не слышать, пока всё это не останется позади.
Но бежать можно было лишь в одном направлении — а именно, вверх по лестнице… Он снова вспомнил, с кем столкнётся там, наверху, и эта мысль опять вернула его к действительности, к реальности, в которой легенды и мифы были всего лишь историями, а опираться можно было только на научные факты. Ему вспомнилось письмо путешественника во времени и одна деталь этого письма, которая молниеносно стала ему понятной.
— Эффект отдыха батареи! — он повернулся к Юдифи и Иешуа. — В письме речь шла о том, что батареи, пролежав долгое время, снова как бы накапливают заряд и на какое-то время дают ток. Именно об этом здесь речь. Батарейки стали древними, но за сто лет полного покоя они собирают ровно столько энергии, чтобы на несколько секунд привести в действие механизм воспроизведения. Это и есть взгляд в зеркало.
Иешуа растерянно кивнул. Юдифь подняла брови:
— А перемотать запись назад — за счёт какой энергии?
— Система MR — цифровая, она без перемотки, со свободным доступом к любому месту отснятого материала, — просветил её Стивен. — Данные считываются из памяти, как в компьютере.
Он повернулся к монаху:
— Патер, я никогда не видел ваше зеркало, но я знаю, как оно выглядит. Это штука, похожая на коробочку, — он показал ладонями её приблизительные размеры, — и в ней есть круглый глазок, в который можно смотреть. Правильно?
Брат Грегор поражённо кивнул:
— Да.
— Это не зеркало, это видеокамера, как я вам уже говорил. В ней содержатся видеозаписи Иисуса, и единственная причина, по которой в неё можно глянуть лишь раз в сто лет, состоит в том, что батареи полностью разрядились. Если бы нам удалось эту камеру — то есть зеркало — забрать отсюда и доставить в хорошо оборудованную лабораторию, то мы могли бы сделать эти съёмки доступными для всех. И тогда совсем не пришлось бы ждать сто лет. Если бы у нас была новая батарея, мы смогли бы смотреть эти снимки когда угодно и сколько угодно. Весь мир мог бы увидеть то, что видел лишь брат Феликс.
Монах воззрился на него. В его лице шла напряжённая работа, вера и знание вели между собой застарелую битву.
— Весь мир? — спросил он, снова впадая в бормотание.
— Это видеокамера, — заклинал его Стивен, — а не чудо.
Он подумал о нескольких прошедших днях, о случайностях, обо всём том, что они обнаружили, о путешествии во времени, которое состоялось каким-то невообразимым способом, и против воли поправил себя:
— Ну да, в принципе это действительно чудо.
— Весь мир?.. — Блестящие глаза монаха были обращены в сторону дарохранительницы, и их блеск, казалось, отражал золото ларца. — Это значит… и я тоже!..
Стивен кивнул, ощутив комок в горле. Ему даже стало боязно, как бы старый монах не тронулся умом.
— Весь мир! Весь мир преобразится?! — брат Грегор повернулся к ним, но несмотря на то, что теперь он стоял спиной к алтарю, золотое мерцание в его глазах не исчезало. — Кажется, теперь я понял. Я думаю, настал час испытания, который был предсказан в пророчестве. Наше братство сохраняло эту святыню все тёмные столетия, потому что было сказано, что настанет время, когда силы света и силы тьмы сразятся между собой за обладание святыней, и если в этой битве одержат победу силы света, то весь мир будет спасён.
Юдифь подошла к Стивену и шепнула ему на ухо:
— Что всё это значит? Нам же некуда отсюда деться.
— У нас есть только один шанс: спрятать камеру получше и потом вернуться за ней, когда всё это безумие наверху прекратится, — шёпотом ответил Стивен. — А сделать это мы сможем только в том случае, если он нам поможет.
— Ты! — вдруг горячо воскликнул брат Грегор, указывая пальцем на Стивена — так, что все трое вздрогнули. — Ты доставишь святыню в надёжное место!
— Что-что? — растерялся Стивен.
Но монах уже действовал. Он открыл украшенный золотом ящик и вынул из него предмет величиной с кирпич, завёрнутый в разукрашенные ленты и платки, обвитый плетёными из золота запечатанными шнурами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Если бы он сам знал, что тут можно сделать! Но им удалось сюда проникнуть, значит, рано или поздно их тут всё равно найдут. Или как только кто-нибудь из монахов выдаст тайное укрытие.
— Это зеркало находится у нас уже сотни лет, — бормотал брат Грегор. — Зеркало, некогда принадлежавшее человеку из Безары. И оно сохраняет лик Иисуса, Господа нашего — но картинка всё тускнеет и тускнеет. Это самая большая боль нашего братства.
— Она тускнеет? — тревожно спросил Стивен. — Картинка тускнеет?
Монах, казалось, даже не слышал его.
— Так сказано в писаниях, и так повелось с тех пор, как мы отреклись от Рима: лишь раз в сто лет зеркало вынимается из дарохранительницы, и лишь один из братства хранителей избирается для того, чтобы одним глазком взглянуть на этот лик, который появляется лишь на мгновение ока. Ему выпадает увидеть нашего Господа, и остаток своей жизни он проводит в том, чтобы свидетельствовать о том, что он видел.
Стивен рассматривал золотую шкатулку и про себя проклинал людей, которые гнались за ними. Сейчас был бы самый подходящий момент схватить святыню монахов и бежать отсюда со всех ног: что бы смогли против них троих все эти немощные старики?
— Раз в сто лет? — Это звучало, как в сказке. — И когда же снова настанет этот день?
— О, лишь через шестьдесят пять лет, — снисходительно улыбнулся брат Грегор. Кажется, до его сознания постепенно доходило их присутствие, и он, словно невзначай, перемещался так, чтобы встать между ними и алтарём, чтобы защитить ларец. — Никто из нас не доживёт до той минуты, и никто из нас не увидит Его.
— А кто решает, кому можно увидеть?
— Братья выбирают одного из своей среды. Как правило, самого младшего — того, кто проживёт ещё долго и долго сможет быть для всех остальных светочем. Вы познакомились с братом Феликсом. Он был последним, кто видел Господа.
Стивен чувствовал себя всё более одурманенным. Он таращился на святыню, потом на монаха, который стоял на ковре, молитвенно сложив ладони.
— Брат Феликс? — повторил он. — Но ведь он немножко странный, разве не так?
— Это зеркало его преобразило.
— Преобразило? Зеркало?
Монах опять сложил ладони и посмотрел на них взглядом, в котором, казалось, шевельнулось что-то мрачное, чёрное, что-то похожее на вытекшую кровь.
— Это значит, — сказал он, — что тот, кто в него взглянет, больше не останется таким, каким был прежде. Что бы там ни отразилось, это изменяет человека навсегда.
Стивен вспомнил открытый, тёплый взгляд старого монаха. То были приветливые глаза, которым было явлено откровение древней тайны.
Струйки дыма, ниточками поднимавшиеся от трёх лампад, при этих словах, казалось, начали завихряться. Стивен ощутил в себе могучий импульс бежать прочь, забиться в какой-нибудь угол и больше ничего не видеть и не слышать, пока всё это не останется позади.
Но бежать можно было лишь в одном направлении — а именно, вверх по лестнице… Он снова вспомнил, с кем столкнётся там, наверху, и эта мысль опять вернула его к действительности, к реальности, в которой легенды и мифы были всего лишь историями, а опираться можно было только на научные факты. Ему вспомнилось письмо путешественника во времени и одна деталь этого письма, которая молниеносно стала ему понятной.
— Эффект отдыха батареи! — он повернулся к Юдифи и Иешуа. — В письме речь шла о том, что батареи, пролежав долгое время, снова как бы накапливают заряд и на какое-то время дают ток. Именно об этом здесь речь. Батарейки стали древними, но за сто лет полного покоя они собирают ровно столько энергии, чтобы на несколько секунд привести в действие механизм воспроизведения. Это и есть взгляд в зеркало.
Иешуа растерянно кивнул. Юдифь подняла брови:
— А перемотать запись назад — за счёт какой энергии?
— Система MR — цифровая, она без перемотки, со свободным доступом к любому месту отснятого материала, — просветил её Стивен. — Данные считываются из памяти, как в компьютере.
Он повернулся к монаху:
— Патер, я никогда не видел ваше зеркало, но я знаю, как оно выглядит. Это штука, похожая на коробочку, — он показал ладонями её приблизительные размеры, — и в ней есть круглый глазок, в который можно смотреть. Правильно?
Брат Грегор поражённо кивнул:
— Да.
— Это не зеркало, это видеокамера, как я вам уже говорил. В ней содержатся видеозаписи Иисуса, и единственная причина, по которой в неё можно глянуть лишь раз в сто лет, состоит в том, что батареи полностью разрядились. Если бы нам удалось эту камеру — то есть зеркало — забрать отсюда и доставить в хорошо оборудованную лабораторию, то мы могли бы сделать эти съёмки доступными для всех. И тогда совсем не пришлось бы ждать сто лет. Если бы у нас была новая батарея, мы смогли бы смотреть эти снимки когда угодно и сколько угодно. Весь мир мог бы увидеть то, что видел лишь брат Феликс.
Монах воззрился на него. В его лице шла напряжённая работа, вера и знание вели между собой застарелую битву.
— Весь мир? — спросил он, снова впадая в бормотание.
— Это видеокамера, — заклинал его Стивен, — а не чудо.
Он подумал о нескольких прошедших днях, о случайностях, обо всём том, что они обнаружили, о путешествии во времени, которое состоялось каким-то невообразимым способом, и против воли поправил себя:
— Ну да, в принципе это действительно чудо.
— Весь мир?.. — Блестящие глаза монаха были обращены в сторону дарохранительницы, и их блеск, казалось, отражал золото ларца. — Это значит… и я тоже!..
Стивен кивнул, ощутив комок в горле. Ему даже стало боязно, как бы старый монах не тронулся умом.
— Весь мир! Весь мир преобразится?! — брат Грегор повернулся к ним, но несмотря на то, что теперь он стоял спиной к алтарю, золотое мерцание в его глазах не исчезало. — Кажется, теперь я понял. Я думаю, настал час испытания, который был предсказан в пророчестве. Наше братство сохраняло эту святыню все тёмные столетия, потому что было сказано, что настанет время, когда силы света и силы тьмы сразятся между собой за обладание святыней, и если в этой битве одержат победу силы света, то весь мир будет спасён.
Юдифь подошла к Стивену и шепнула ему на ухо:
— Что всё это значит? Нам же некуда отсюда деться.
— У нас есть только один шанс: спрятать камеру получше и потом вернуться за ней, когда всё это безумие наверху прекратится, — шёпотом ответил Стивен. — А сделать это мы сможем только в том случае, если он нам поможет.
— Ты! — вдруг горячо воскликнул брат Грегор, указывая пальцем на Стивена — так, что все трое вздрогнули. — Ты доставишь святыню в надёжное место!
— Что-что? — растерялся Стивен.
Но монах уже действовал. Он открыл украшенный золотом ящик и вынул из него предмет величиной с кирпич, завёрнутый в разукрашенные ленты и платки, обвитый плетёными из золота запечатанными шнурами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148