Хорошее место для могилы, да и теплое! В какой-то макулатурной книжонке Василь давным-давно читал, что именно в нишах, прорубленных в стенах пещер, хоронили первых христиан. А какой веры биолог? Кто его знает, да все равно надо по-человечески…
Долбя землю саперной лопаткой, Василь старался не смотреть в сторону мертвого тела, бормоча под нос извинения и прекрасно понимая их бессмысленность:
— Ты, брат, извини меня. Бес попутал. На хрена мне этот амулет? Я и сам не знаю, как такое безобразие получилось. Я тебе крестик поставлю деревянный, буду цветочки каждый день приносить…
Иногда в глупый монолог зычно вклинивались поучения Голоса:
(— так-так! и поменьше формализма, побольше души!)
Сухой грунт поддавался с трудом, периодически попадались булыжники и куски металлоконструкций, но Василь так ни разу и не присел, пока не закончил работу. Сначала он ошибся с размерами и никак не мог втиснуть тело, а потом уже копал с запасом. Могилка получилась просторной и глубокой, одно удовольствие. Омывать тело он не стал, все-таки противно, однако протер лицо влажным полотенцем и закрыл левый глаз, удивленно приоткрытый:
(— неужели ты убил меня, ты — грязный, несчастный, плохо образованный бомж?!)
Вскоре тело Ганина, завернутое в единственную простыню, уже покоилось на своей последней постели. На груди, красным камнем вниз, лежал проклятый амулет. Упырьский наряд Василь решил не класть — к чему он на небесах?! Да и могут неправильно понять. Да и для Кларки пригодится.
А потом на мертвое тело в импровизированном саване летели куски земли, куски цемента и выковырянные булыжники. Последний раз Василь исполнял этот скорбный ритуал, когда умер отец, но еще не известно, когда его сердце больше обливалось кровью.
И лишь когда материя уже не просвечивала сквозь толстый слой земли, Василь устало присел перекурить. С явным удовлетворением он осматривал результаты работы, хотя не покидало ощущение, что он что-то забыл:
(— конечно, крестик… на первое время краской нарисую на стене, но потом обязательно поставлю деревянный, как обещал, прибью прямо над могилкой)
Баночка с краской среди скудного имущества по случайности имелась — цвета морской волны, но ничего страшного, даже не так мрачно. А вот сколько перекладин рисовать, одну, две или три, не вспоминалось. Василь решил не излишествовать и сделать одну — в крайнем случае, подрисует. Но чего-то не хватало еще. Венка? Да, но не хватало поминальной молитвы, типа Да будет земля тебе прахом!.. тьфу, черт попутал: Да будет земля тебе пухом! Н-да, не густо… Можно даже сказать — жидко.
Как и следовало ожидать, ни одной путной молитвы Василь не знал, не держал он и Библии. Да и какая же Библия выдержит соседство с такой страшной коллекцией
— ну разве что сатанинская? И тогда Василь надумал сбежать. Просто взять и сбежать. Не может же этот проклятый Голос постоянно бодрствовать и следить за ним?! Наверняка не может.
Безо каких-либо неприятных последствий Василь осторожно открыл дверь в коллектор и даже дошел до лестницы, ведущей на волю, и даже ногу на ступеньку задрал, но не тут-то: в ушах неприятно загремело, словно в них умудрились засунуть барабан вместе рок-музыкантом:
(— ах ты негодный мерзкий лгун. куда собрался?! разве так мы с тобой договаривались? а кто молитву будет читать — дядя Федя?!)
Василь отошел от лестницы и начал тихонько хныкать, оправдываясь:
(— ну не знаю я молитв, не знаю…)
(— а кто знает?)
(— ну, священник знает)
(— ну так и найди священника, и без шуточек)
Незримый рок-музыкант стукнул по барабану с такой силой, что перепонки чуть не лопнули. А затем и по тарелке шарахнул, и мозги протяжно зазвенели. Василь понял, что препираться далее бессмысленно…
Итак, где же взять этого священника?! Думай, голова! Ну, конечно, далеко ходить не надо — в церкви Божьей Матери на Покровах, благо рядом, благо нередко разгоняли ее звонкие колокола сладкие сны, пробиваясь сквозь толщу асфальта и бетона. Найдет там батюшку или еще кого в рясе и слезно попросит помолиться за несчастные загубленные души — его и покойничка. Ну не должны же отказать святые люди! Тогда, глядишь, и Голос исчезнет, перестанет доставать.
Рука снова легла на ступеньку лестницы, осторожно, словно та могла оказаться раскаленной, но на этот раз Голос смолчал. Видимо, он одобрил решение.
ПОХОТЛИВЫЙ СВЯТОША
Не хожу я в церковь
Веду себя плохо…
Помолитесь за меня
Какому-нибудь богу
Священник православной церкви на Покровах, Григорий, в миру Иван Грунькин, являлся достойным слугой бога и сына его единоутробного, зверски замученного евреями-нелюдями. Достаточно добрый, достаточно миролюбивый, и веры в нем на пять мирян хватит, т.е. предостаточно. Одна лишь особенность его характера являлась серьезным препятствием на пути в райские кущи — изрядная и неистребимая похотливость, похотливость от кончика макушки до кончика кончика. Уж и стегал сам себя Григорий больно с оттягом кожаным ремешком, по старинному рецепту всю ночь смоченному в святой воде, и иголками продезинфицированными покалывал набухшие яички и сам на себя епитимью неоднократно накладывал, а все мимо, все втуне. Не существовало спасенья от плотских соблазнов, а коли так, то и душе спасенья не видать.
Нет, Григорий не совращал девушек и зрелых женщин. Точнее, совращал, но безуспешно. На лицо не Бельмондо в юности, хотя и симпатичнее ста чертей, а вот с габаритами беда. Уж больно толст! Конечно, и на такие размеры любительницы бывают, да вот где они? Хоть объявление давай.
Не совращал он и мальчиков, ибо нормальный мужик, не из педиков. Собственно говоря, ничего нехорошего в смысле подсудности он вообще не делал, ибо на эротические фантазии нет статьи. Фантазируй себе на здоровье, а всем рассказывай, какая музыка внутри звучит симфоническая. Но в помощь своим фантазиям Григорий засматривал кассетки соответствующего содержания, хлынувшие мутным потоком в истосковавшийся по сексу СССР. Они-то и подвели под монастырь.
Подвела батюшку случайность. Некоторые случайности губят, некоторые — награждают, а эта, наверняка подстроенная нечистым, сделала слугу божьего ментовским осведомителем. Противно вспоминать!
Старший лейтенант Малючков, поклонник баяна и противник тяжелого рока, умело разрабатывая оперативную информацию, вышел на ужасную банду поставщиков порнокассет, подлых растлителей социалистической нравственности. Шайка состояла из двух долговязых юнцов-распространителей и одного мелкого дипломата, привозившего сей деликатный товар из-за бугра под видом дипломатической почты. Юнцы копировали бесконечные спермообильные Ich kome! и Das ist fantastisch! и с наваром загоняли основным ценителям порнухи — импотентам и пресыщенным сексопилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Долбя землю саперной лопаткой, Василь старался не смотреть в сторону мертвого тела, бормоча под нос извинения и прекрасно понимая их бессмысленность:
— Ты, брат, извини меня. Бес попутал. На хрена мне этот амулет? Я и сам не знаю, как такое безобразие получилось. Я тебе крестик поставлю деревянный, буду цветочки каждый день приносить…
Иногда в глупый монолог зычно вклинивались поучения Голоса:
(— так-так! и поменьше формализма, побольше души!)
Сухой грунт поддавался с трудом, периодически попадались булыжники и куски металлоконструкций, но Василь так ни разу и не присел, пока не закончил работу. Сначала он ошибся с размерами и никак не мог втиснуть тело, а потом уже копал с запасом. Могилка получилась просторной и глубокой, одно удовольствие. Омывать тело он не стал, все-таки противно, однако протер лицо влажным полотенцем и закрыл левый глаз, удивленно приоткрытый:
(— неужели ты убил меня, ты — грязный, несчастный, плохо образованный бомж?!)
Вскоре тело Ганина, завернутое в единственную простыню, уже покоилось на своей последней постели. На груди, красным камнем вниз, лежал проклятый амулет. Упырьский наряд Василь решил не класть — к чему он на небесах?! Да и могут неправильно понять. Да и для Кларки пригодится.
А потом на мертвое тело в импровизированном саване летели куски земли, куски цемента и выковырянные булыжники. Последний раз Василь исполнял этот скорбный ритуал, когда умер отец, но еще не известно, когда его сердце больше обливалось кровью.
И лишь когда материя уже не просвечивала сквозь толстый слой земли, Василь устало присел перекурить. С явным удовлетворением он осматривал результаты работы, хотя не покидало ощущение, что он что-то забыл:
(— конечно, крестик… на первое время краской нарисую на стене, но потом обязательно поставлю деревянный, как обещал, прибью прямо над могилкой)
Баночка с краской среди скудного имущества по случайности имелась — цвета морской волны, но ничего страшного, даже не так мрачно. А вот сколько перекладин рисовать, одну, две или три, не вспоминалось. Василь решил не излишествовать и сделать одну — в крайнем случае, подрисует. Но чего-то не хватало еще. Венка? Да, но не хватало поминальной молитвы, типа Да будет земля тебе прахом!.. тьфу, черт попутал: Да будет земля тебе пухом! Н-да, не густо… Можно даже сказать — жидко.
Как и следовало ожидать, ни одной путной молитвы Василь не знал, не держал он и Библии. Да и какая же Библия выдержит соседство с такой страшной коллекцией
— ну разве что сатанинская? И тогда Василь надумал сбежать. Просто взять и сбежать. Не может же этот проклятый Голос постоянно бодрствовать и следить за ним?! Наверняка не может.
Безо каких-либо неприятных последствий Василь осторожно открыл дверь в коллектор и даже дошел до лестницы, ведущей на волю, и даже ногу на ступеньку задрал, но не тут-то: в ушах неприятно загремело, словно в них умудрились засунуть барабан вместе рок-музыкантом:
(— ах ты негодный мерзкий лгун. куда собрался?! разве так мы с тобой договаривались? а кто молитву будет читать — дядя Федя?!)
Василь отошел от лестницы и начал тихонько хныкать, оправдываясь:
(— ну не знаю я молитв, не знаю…)
(— а кто знает?)
(— ну, священник знает)
(— ну так и найди священника, и без шуточек)
Незримый рок-музыкант стукнул по барабану с такой силой, что перепонки чуть не лопнули. А затем и по тарелке шарахнул, и мозги протяжно зазвенели. Василь понял, что препираться далее бессмысленно…
Итак, где же взять этого священника?! Думай, голова! Ну, конечно, далеко ходить не надо — в церкви Божьей Матери на Покровах, благо рядом, благо нередко разгоняли ее звонкие колокола сладкие сны, пробиваясь сквозь толщу асфальта и бетона. Найдет там батюшку или еще кого в рясе и слезно попросит помолиться за несчастные загубленные души — его и покойничка. Ну не должны же отказать святые люди! Тогда, глядишь, и Голос исчезнет, перестанет доставать.
Рука снова легла на ступеньку лестницы, осторожно, словно та могла оказаться раскаленной, но на этот раз Голос смолчал. Видимо, он одобрил решение.
ПОХОТЛИВЫЙ СВЯТОША
Не хожу я в церковь
Веду себя плохо…
Помолитесь за меня
Какому-нибудь богу
Священник православной церкви на Покровах, Григорий, в миру Иван Грунькин, являлся достойным слугой бога и сына его единоутробного, зверски замученного евреями-нелюдями. Достаточно добрый, достаточно миролюбивый, и веры в нем на пять мирян хватит, т.е. предостаточно. Одна лишь особенность его характера являлась серьезным препятствием на пути в райские кущи — изрядная и неистребимая похотливость, похотливость от кончика макушки до кончика кончика. Уж и стегал сам себя Григорий больно с оттягом кожаным ремешком, по старинному рецепту всю ночь смоченному в святой воде, и иголками продезинфицированными покалывал набухшие яички и сам на себя епитимью неоднократно накладывал, а все мимо, все втуне. Не существовало спасенья от плотских соблазнов, а коли так, то и душе спасенья не видать.
Нет, Григорий не совращал девушек и зрелых женщин. Точнее, совращал, но безуспешно. На лицо не Бельмондо в юности, хотя и симпатичнее ста чертей, а вот с габаритами беда. Уж больно толст! Конечно, и на такие размеры любительницы бывают, да вот где они? Хоть объявление давай.
Не совращал он и мальчиков, ибо нормальный мужик, не из педиков. Собственно говоря, ничего нехорошего в смысле подсудности он вообще не делал, ибо на эротические фантазии нет статьи. Фантазируй себе на здоровье, а всем рассказывай, какая музыка внутри звучит симфоническая. Но в помощь своим фантазиям Григорий засматривал кассетки соответствующего содержания, хлынувшие мутным потоком в истосковавшийся по сексу СССР. Они-то и подвели под монастырь.
Подвела батюшку случайность. Некоторые случайности губят, некоторые — награждают, а эта, наверняка подстроенная нечистым, сделала слугу божьего ментовским осведомителем. Противно вспоминать!
Старший лейтенант Малючков, поклонник баяна и противник тяжелого рока, умело разрабатывая оперативную информацию, вышел на ужасную банду поставщиков порнокассет, подлых растлителей социалистической нравственности. Шайка состояла из двух долговязых юнцов-распространителей и одного мелкого дипломата, привозившего сей деликатный товар из-за бугра под видом дипломатической почты. Юнцы копировали бесконечные спермообильные Ich kome! и Das ist fantastisch! и с наваром загоняли основным ценителям порнухи — импотентам и пресыщенным сексопилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115