Малючков пошел на кухню попить чайку, а Доктор начал руководить действиями ленивых подопечных:
— Ты ровнее клади, ровнее, чтобы руки по земле не волочились. Так то лучше… Всему вас учить! И под голову клеенку подоткни — опять все заляпаете. И укрой, укрой лучше — чего зря жильцов пугать, и так уже куча зевак во дворе торчит. И не спешите, а то опрокинете…
Квартиру проветрили, замыли кровь, присыпали хлоркой ванну. Потом все разошлись по своим делам, а большей частью — по домам, ибо уже вечерело, да и скоро футбольный матч СССР-ИТАЛИЯ начинался. Наши, конечно, опять протютюкают, но почему бы не ждать чуда, чтобы потом глубокомысленно заявить:
— Чудес не бывает.
Куда-то делись двое несознательных понятых, а Грищук уже давно топтался в прихожей, даже «антикварные» часы на предмет тайника облазил. Напарник же его медлил — то бабенке какой-нибудь позвонит, о свиданке договаривается, то чаек заваривает и с чувством «накатывает», заедая вареньицем из квартирных запасов.
— Эй, Малючок, ты чего здесь, ночевать собрался?
— Да ты иди, иди, я еще полчасика посижу. Может, какие детали упустили. Еще разок все осмотрю.
— Думаешь клад под паркетом найти? Если найдешь, не забудь поделиться. И не забудь квартиру опечатать, а то опять нам влетит. .
— Катись, катись. И ты не забудь — завтра в десять утра на выволочку к Орленко… Догадываешься, за что?
— Не особо…
— Дерьмово работаем.
Малючков остался один. Было еще достаточно светло, хотя и ощущалось приближение сумерек. Не любил опер это время суток, очень не любил. Встреча умирающего дня и зарождающейся ночи всегда наполняло его сердце смутной тревогой и непонятным беспокойством. Ничего конкретного, но именно это и угнетало.
Порывшись в письменном столе, он прикарманил красивый брелок в виде хрустальной туфельки:
(— чего хорошей вещи пропадать, лучше девушке подарю)
Затем перелистал толстый ежедневник покойного Ерофея, размерами напоминающий амбарную книгу. Было заполнено страниц десять, но чувствовался ожидаемый размах. Масса телефонных номеров с сокращениями — с этим еще придется поработать, ужас как неряшливо и неразборчиво. А вот и перечень последних коммерческих достижений, актив и пассив материальной жизни, бухгалтерия бытия, так сказать:
11 августа
У Махеша в общаге МИСиСа приобрел 10 картриджей для ксерокса FC-2 no 40. Сдал Мишуровскому по 55 (+ 150) Получил заказ еще на 20 штук.
12 августа
Отдыхал с девушкой(— 20)
13 августа
Купил у Акодиса компьютер IBM PC AT-286 с узким принтером, сдал Сергею-452 (+ 200) Купил триста баксов по 35, продал по 45 (+100)
14 августа
Довез сладкого лоха из Шеремуги до Интуриста (+100), минус бензин
Прямо-таки дневник начинающего коммерсанта. Наш пострел везде успел. Что это за Сергей-452? Наверное, первые цифры телефона. Плюсы в скобочках похожи на доход от сделок, наверняка не в рублях. Ишь, жмотяра, не особо на девушку потратился. Хотя оно и правильно. Так на ком же столь опрометчиво ты пытался нажиться в последний раз?
Если честно, Малючков и сам не понимал, зачем остался в квартире. Еще раз все перерыть в поисках пропущенных улик? Едва ли. Поживиться? Тоже вряд ли. Ерофеевскую валютную заначку уже извлекли из-за батареи, мало-мальски ценные вещи переписали, да и что он, в конце концов, мелкий жулик? Ну, бывает иногда, но вводить в систему… Слышал тут недавно шуточку про рваческий менталитет. Так вот, это не о нем.
Опер подошел к музыкальному центру. Хороший, много разных кнопочек. Домой бы такой заиметь, а то жена ноет:
— На CD особо чистый звук, музыка лучше звучит.
Подумаешь, ценительница прекрасного, лучше бы тщательнее шницели отбивала, а то жесткие, как подошва.
Рядом с центром, почему-то на тарелке с остатками жареной картошки, лежала коробка от аудио диска с названием СНЫ и ТЕНИ. На обложке чья-то рука держала красивую розу, причем шипы насквозь протыкали ладонь. Оррригинальио! Опер только покачал головой и включил музыку. Из динамиков понеслось:
Дорогой в бред, теряя, годы и друзей
Как дьявол злой, как истукан бесстрастный
Среди безумных снов, среди теней
Иду туда, куда и идти опасно
Но страха нет, кровь слишком холодна
Дорога в бред, дорога без предела
Проклятый мир, проклятая страна
Будь проклят я, но здесь мне надоело!
Надоело то надоело, да куда деваться? За границей его, поди, никто не ждет. Да и что он им скажет:
— My name is… Где у вас тут жулики прячутся?
Так что придется здесь пахать-куковать, тяжелую копейку рубить. Да и виски дерьмо. Да и девчонки у нас гораздо лучше!
Малючков устало прилег на диван, но вот ведь профессионализм — в голове постоянно прокручивались обстоятельства преступления:
(— здесь наверняка сидел убийца, уже все решив, обдумывая план или отдыхая после «дела», говорят, вещи хранят биополе — увы, чтобы его «прочесть», нужны иные способности, чем у ординарного оперуполномоченного)
Но скорее всего, никакое поле опера не интересовало, ни био, ни пшеничное, просто столько потрачено нервов, столько неприятных событий за два дня. Столько трупов, и не аккуратненьких, с маленькой дырочкой в черепке или области сердца, а тухлых, изувеченных, некрасивых. Вот тебе и Распутин, мать его так, перестарался. В какое дерьмо помог вляпаться, не разгрести.
Глаза потихоньку слипались, погружая Малючкова в полудремотой состояние, очертание комнаты стало меняться и плыть, как пригвожденный скат. Вот уже маленькая подушечка удобно пристроилась под щеку, вот уже раздался первый, предварительный полухрап.
СОН ОПЕРА
На закате дня удлиняются тени
Они ползут, они играют с нами
На закате дня к нам приходят виденья
Рожденные последними лучами
(«Сны и тени», песня № 8)
Он медленно шел по раскаленной мощеной улице какого-то странного города — вроде южного, но одновременно и сильно не похожего на Сочи или Гагры, где оперу раньше удавалось бывать в отпусках( раньше, когда чертовы кооператоры совсем не распоясались). Сначала шел один, а потом навстречу стало попадаться все больше и больше нищих в вонючих лохмотьях, калек и убогих. Некоторые из них сидели на кучах щебня по обочинам и ели какую-то омерзительную снедь из грязных узелков. Иногда они подходили к зловонным мусорным кучам, ловко выковыривая оттуда всякую дрянь крючковатыми палками. Периодически попадались слепцы, грозно громыхавшие деревянными башмаками, подбитыми гвоздями. Тяжело шаркали больные неведомым недугом с бледными отечными лицами и матерчатыми туфлями на опухших ногах. Скоро этих несчастных стало так много, что приходилось буквально продираться через них, ибо очень надо было дойти туда, откуда они пришли. Очень-очень.
(— вот бы их всех убить, чтобы под ногами не путались) — неожиданно для себя подумал опер и еще более неожиданно встречные прочли его мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115