Тюремщик бросился к старухе, затолкал ее в темницу и захлопнул дверь, после чего развернулся и принялся отчитывать стражника:
— Ты что же, остолоп, до сих пор не научился со старой Виндой дело иметь?
Старуха прижалась лицом к решетчатому окошечку и заворковала:
— Да-да, еще многие хотят иметь дело шо штарой Виндой, так-то вот! Жаходи, малый, я тебя кое-чему научу!
Лорд Маргрейв принялся утешать Кату:
— Бедное дитя, как она вас, вероятно, напугала... Мне так жаль! Тюремщик, я надеюсь, такое у вас тут случается нечасто?
— В каждой тюрьме есть узники «с приветом», милорд, — объяснил тюремщик, когда стражник убрался прочь. — Ну а вы-то, ваше преподобие, старую Винду помните? — обернулся он к капеллану. Помнится, вы и приказ подписывали.
— Тюремщик, уверен, тебе известно, что приказы у нас подписывает только губернатор, — укоризненно отозвался капеллан.
«Да-да, — подумал он. — Это было всего несколько лун назад, когда мы узнали о приезде его превосходительства».
— Понимаете, лорд Маргрейв, наш милейший губернатор не допускает никаких отклонений от соблюдений законов.
Однако улыбочка у него получилась натянутая. Он был не на шутку потрясен. «Долли?» Нет, старая карга определенно свихнулась. И все же, пусть только на миг, капеллан поверил в то, что старухе знакома девушка, а девушке — старуха. Кто знал о жизни Катаэйн до того, как она попала в семью Умбекки? Господин Полти утверждал, что она — сама невинность, дитя природы, обитавшее среди деревьев. То есть что она была такой, покуда на ее невинность не покусился порочный мальчишка Джемэни. Но поверил ли капеллан Полти? Вряд ли! Тут крылась какая-то тайна, и он был обязан эту тайну раскрыть.
Когда лорд Маргрейв заявил, что было бы хорошо, если бы Ката отправилась вместе с ними в темницы, капеллан сделал все, что было в его силах (он даже некие действия предпринял), для того, чтобы Катаэйн не испугалась и не расстроилась. Оказалось, что этого мало. Теперь девушка рыдала в объятиях лорда Маргрейва. Капеллан встревожился. Очень встревожился.
— Тюремщик, — сказал он негромко, когда они собрались уходить, — пожалуй, мы немного переусердствовали с досточтимой Трош.
— Сэр?
Они немного отстали.
— Она сбилась с пути истинного, это верно, но нельзя забывать о том, что она и вправду женщина со средствами. Так что будь добр, давай ей все, что она просит. Никакой баланды. Кружку-другую эля. Пусть ей принесут одежды поприличней. Пудры, румян. — Он вложил в пальцы тюремщика мешочек с монетами. — Винда Трош — женщина непростая. Я побеседую с ней. Быть может, еще удастся вернуть ее на стезю праведную.
* * *
Тюремщик убрал в карман мешочек с золотыми и потер подбородок. Не поймешь их, этих благородных господ! Нынче капеллан — само сострадание, само милосердие. А разве не он день назад отдал совсем другой приказ — чтобы другого узника, слепого старика, выгнали из темницы раздетым на мороз? И ведь тоже приказ губернатора был, срочный, и попробуй, возрази.
На мороз раздетым...
Как жестоко!
Но разве тюремщик мог хоть что-то возразить? Вместе с приказом он получил еще более увесистый кошель. Нет, грех было обижаться на капеллана, что и говорить!
ГЛАВА 43
СИНИЙ БАРХАТ
— О-о-о, мисс Ката, что они с вами сделали!
За застекленной стеной на лестничной площадке быстро садилось солнце. Несчастная Нирри только недавно рассталась с костылями, и лодыжка у нее до сих пор болела. Морщась от боли и прихрамывая, она подхватила девушку под мышки и повела ее вверх по лестнице.
— Ну, еще пару шажков, мисс. Давайте.
Глаза у мисс Каты остекленели, она не могла произнести ни слова — только стонала и дрожала. Что же могло случиться? Капеллан небрежно бросил: «Переутомилась, вот и все» — и передал девушку с рук на руки горничной. Переутомилась? Нирри в это не поверила. У мисс Каты сил было предостаточно. Да вот хотя бы всего только несколько дней назад она по снегу прошла пешком до деревенской лужайки и обратно, чтобы привести к командору нотариуса. Само собой, капеллану про это говорить не следовало. Девушка, ступая тихо, по-кошачьи, привела нотариуса в дом тогда, когда все остальные улеглись спать. Нирри даже не делала вид, что понимает, что такое затеяла мисс Ката. Она вообще мисс Кату не понимала. Но уж что она понимала, так это то, что в замке нынче что-то стряслось. И у лорда Маргрейва вид был виноватый и напуганный, когда они вернулись. Еще какой напуганный...
— Ну, мисс. Вот мы и пришли...
Руки и ноги у Каты одеревенели, но она, не сопротивляясь, позволила горничной снять с себя ботинки и чулки, распустить корсаж и уложить на чистые, накрахмаленные простыни. Честное слово, можно было поверить, будто старик Воксвелл воскрес и снова принялся за свои пакости! От мисс Каты не пахло снотворным снадобьем, но если честно, то Нирри не была бы против, если бы это было так. Тогда хоть что-то стало бы понятно.
Горничная стеснительно поцеловала девушку в щеку, окинула ее встревоженным взглядом.
— Ну вот, мисс Ката. Теперь спите.
Но как только Нирри задернула занавески балдахина, Ката вдруг проговорила:
— Долли.
— Мисс?
Слово «Долли» мисс Ката произнесла высоким, писклявым голосом, совсем не похожим на свой собственный. Такой голос мог быть у старой ведьмы, готовой вот-вот хрипло расхохотаться. Нирри раздвинула занавески и озабоченно взглянула на девушку. Та все-таки уснула. Внизу, в прихожей, часы отбили пятнадцатую.
— Я вас к обеду разбужу, мисс Ката, хорошо? — нервно пробормотала Нирри. — Вы же не хотите обед пропустить?
Ответа не последовало, но как только Нирри дошла до двери, писклявый голос снова произнес:
— Долли.
Нирри поежилась. Что бы это могло значить?
Ката лежала дрожа, в полузабытьи.
«Долли». Это имя молоточком стучало у нее в висках. И песня, которую пела старуха. «Долли». Что это была за песня? Злое заклинание? Какие-то смутные воспоминания бередили сознание Каты. Воспоминания вообще посещали ее часто — короткими, яркими вспышками. В день ее именин — ей сказали, что это день ее именин — дядя Оливиан подарил ей медальон с миниатюрным портретом. «Открой, нажми-ка вот здесь, детка».
На портрете был изображен красивый молодой человек с ярко-рыжими, огненными волосами. «Детка, ты не узнаешь своего будущего супруга?» Но Ката вместо радости ощутила при взгляде на портрет жуткий, щемящий страх. Она вскрикнула и уронила медальон на пол. «Детка, детка!»
Тогда она довольно быстро пришла в себя, но другие воспоминания тревожили ее. Чаще всего они подступали, когда Ката сидела в Стеклянной Комнате. Здесь, среди густых зарослей папоротников, кустарников и цветов, ей казалось, будто рядом находится кто-то невидимый. Порой за невидящими глазами командора ей виделись глаза другого старика — выжженные пустые глазницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167