Но даже в долине они еще долго шли без остановок.
И только с наступлением ночи, укрывшись от пронизывающего ветра за грудой камней, друзья позволили себе расслабиться и предаться бурному веселью. Сидя у костра, Диармид с удовольствием вспоминал подробности выигранной схватки, ликуя вместе с благодарными слушателями. Впрочем, двое из них не интересовались рассказом. Эррантри презрительно косился на угрюмого петушка, выпускать которого на свободу вблизи от башни Имриен побоялась, и срыгивал полупереваренные останки полевок.
— Нет, ты бы видел его рожу, Длинный Лук! — торжествовал эрт. — А зубы скрежетали так, что за милю услышишь! И как это раньше никто не переспорил безмозглого гоблина? У него же ума, как у блошки! Наверное, бедняги просто немели со страха. Ну и потом, у меня большой опыт в подобных стычках — поупражнялся в свое время с… с дядей, — договорил он и помрачнел.
«Однажды я слышала, как Сианад бился на словах с одним негодяем, — вспомнила Имриен. — Большой Медведь положил его на обе лопатки».
— Еще бы. Эрты вообще славятся таким языком — не поспеешь босиком! Но дядя мог переспорить в своей земле даже барда.
— Человек, о котором вы говорите, потерян для вас? — серьезно спросил Торн.
Диармид кивнул: его сердце было слишком переполнено, чтобы говорить.
Прошло время, и дайнаннец сказал:
— Когда мы пришли на заставу, я заметил в небе девять Всадников Бури. Они скакали на запад. Что вынудило их ехать таким отрядом? Сейчас в мире все столь быстро меняется… Чем раньше достигнем Города, тем лучше для нас.
«И хуже для меня», — с тоской подумала Имриен. Тут ей вспомнились мстительные прислужники мага и головорезы-прибрежные. Что, если кто-нибудь из них преследует ее? Что, если их лазутчики уже в Каэрмелоре?
Ужин состоял из кедровых орешков, ягод земляничного дерева и грибов с коричневыми шляпками, пробившихся меж корней деревьев. Диармид жарил на зеленом вертеле двух голубок, досадуя на себя из-за третьей — пропавшей зря — стрелы.
— Петуха не мешало бы откормить, — размышлял он вслух, доедая сердце голубки. — Иначе зачем же ты его спасла?
«Ради его собственного блага», — отвечала Имриен, просовывая меж прутьев клетки пучки травы и несчастных червячков.
Пусть эрт даже не надеется, этой птицы ему не получить.
Внезапный порыв бриза пронес над головами сухие листья. Над вершинами хребта Альдерстоун сгущались грозовые тучи — темные и устрашающие, с блестящими, точно бриллианты, краями. Ветра сдували венцы этих небесных башен, превращая их в наковальни. Сердца туч кипели черной злобой. Вокруг Опаленного Кряжа так и клубились волны стального оттенка — казалось, он притягивает их к себе.
Тут кто-то завыл. Вой доносился то с одной, то с другой стороны, причем, как и в случае с бобри, сразу было ясно: ужасный, нечеловеческий звук мог зародиться только в глотке невообразимо огромной и лютой твари. В нем было нечто настолько негармоничное, что волосы шевелились на голове, словно кто-то скреб ногтем по грифелю.
— Базан? — с нарочитой небрежностью спросил Диармид.
— В этих краях водится его братец Ойувы. Вой этого существа предупреждает о надвигающейся грозе. Но иногда, как видите, он запаздывает.
Сверкнула зубчатая стрела белой молнии, соединив на миг бурлящую тучу с острым пиком Опаленного Кряжа. Вдали с треском прокатился гром. Ветер коварно налетел из-за валунов и принялся трепать пламя костра. К небу взлетели снопы искр. На землю упала тяжелая капля. За ней еще одна. Обе с шипением испарились.
— Придется поискать укрытие, — сказал дайнаннец, забросал костер и привычно спрятал от дождя снятую тетиву за пазуху.
Небесные молоты грохотали по наковальням туч, так что земля сотрясалась. Вот расцвела еще одна молния, и в ее бело-голубом свете путники увидели невероятное зрелище. За сотню шагов от лагеря в черном небе висел гигантский валун. Короткая вспышка обманула людей: в этом они убедились, когда с громовым раскатом обломок скалы рухнул совсем близко. Грязь и галька брызнули во все стороны. Земля под ногами задрожала.
— Сюда, за мной! — закричал Торн.
В ушах Имриен так гудело, что она не разобрала ни слова. Но другая молния явила дайнаннца убегающим прочь, с ястребом на плече и в полном вооружении. Девушка подхватила клетку и бросилась следом. Эрт не отставал.
Голубая вспышка высветила разбитый вдребезги валун; за ним уже летел второй. Скала крошилась, вниз полетели обломки величиной с человеческую голову. На землю падали первые крупные капли дождя. Друзья петляли между холмами, поросшими колючей травой, и разбросанными глыбами, пока не попали в глубокую колею, которая уводила вниз. Каменные стены возносились все выше над головами и в конце концов сомкнулись, образовав узкий тоннель. Свет молний сюда не проникал, зато громы и грохот падающих глыб усиливались многократно. Кругом была полная тьма.
— Стойте! Я ничего не вижу! — воскликнул Диармид.
У Имриен отлегло от сердца: во мраке девушка «онемела» окончательно.
— Хорошо, давайте отдышимся, — успокаивающим тоном произнесла смутная тень Торна. — Подождите чуть-чуть, и ваши глаза привыкнут.
Вскоре зрение путников прояснилось. Они увидели, что находятся в грубо высеченном коридоре, что спускается в неведомые глубины Эриса. Имриен поначалу дивилась, как можно разглядеть здесь хоть что-нибудь, но потом заметила знакомые грибы, издающие слабое голубоватое мерцание.
— Пора идти дальше, — сказал дайнаннец. — Фоавры могут неосторожно завалить вход.
Лишь через несколько ярдов путники остановились. Диармид обессилено прислонился к стене.
— Фоавры? — уныло переспросил он. — Да уж, от этих исполинов не отговоришься. У них же мозги гранитные, ума ни крошки, а языки из базальта, если и вымолвят два-три слова, все равно ничего не разберешь. Думаете, кто-нибудь из людей хоть раз говорил с каменюками?
— Думаешь, каменюки знают, кто такие люди? — в тон эрту спросил дайнаннец. — Фоавры столько веков борются в этой долине, что уже забыли зачем. Но с каждой грозой сражение возобновляется.
Стены задрожали от нового удара так, что посыпалась мелкая галька.
— Значит, когда буря утихнет, все прекратится?
— Надеюсь. Фоавры очень своенравны.
Холод подземелий, сырые стены которых не ведали солнца, начал закрадываться в жилы Имриен. Девушка посмотрела на петушка: тот казался полумертвым. Имриен спасла птицу не думая, повинуясь нежданному порыву, но теперь ощутила страстное желание сохранить ей жизнь. Она вытащила пленника из клетки и прижала к себе; тот побрыкался ледяными чешуйчатыми лапками, вскоре согрелся и успокоился. Торн укутал Имриен своим плащом; одна из складок завернулась вокруг петуха.
— У Певунчика нынче самая роскошная постель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
И только с наступлением ночи, укрывшись от пронизывающего ветра за грудой камней, друзья позволили себе расслабиться и предаться бурному веселью. Сидя у костра, Диармид с удовольствием вспоминал подробности выигранной схватки, ликуя вместе с благодарными слушателями. Впрочем, двое из них не интересовались рассказом. Эррантри презрительно косился на угрюмого петушка, выпускать которого на свободу вблизи от башни Имриен побоялась, и срыгивал полупереваренные останки полевок.
— Нет, ты бы видел его рожу, Длинный Лук! — торжествовал эрт. — А зубы скрежетали так, что за милю услышишь! И как это раньше никто не переспорил безмозглого гоблина? У него же ума, как у блошки! Наверное, бедняги просто немели со страха. Ну и потом, у меня большой опыт в подобных стычках — поупражнялся в свое время с… с дядей, — договорил он и помрачнел.
«Однажды я слышала, как Сианад бился на словах с одним негодяем, — вспомнила Имриен. — Большой Медведь положил его на обе лопатки».
— Еще бы. Эрты вообще славятся таким языком — не поспеешь босиком! Но дядя мог переспорить в своей земле даже барда.
— Человек, о котором вы говорите, потерян для вас? — серьезно спросил Торн.
Диармид кивнул: его сердце было слишком переполнено, чтобы говорить.
Прошло время, и дайнаннец сказал:
— Когда мы пришли на заставу, я заметил в небе девять Всадников Бури. Они скакали на запад. Что вынудило их ехать таким отрядом? Сейчас в мире все столь быстро меняется… Чем раньше достигнем Города, тем лучше для нас.
«И хуже для меня», — с тоской подумала Имриен. Тут ей вспомнились мстительные прислужники мага и головорезы-прибрежные. Что, если кто-нибудь из них преследует ее? Что, если их лазутчики уже в Каэрмелоре?
Ужин состоял из кедровых орешков, ягод земляничного дерева и грибов с коричневыми шляпками, пробившихся меж корней деревьев. Диармид жарил на зеленом вертеле двух голубок, досадуя на себя из-за третьей — пропавшей зря — стрелы.
— Петуха не мешало бы откормить, — размышлял он вслух, доедая сердце голубки. — Иначе зачем же ты его спасла?
«Ради его собственного блага», — отвечала Имриен, просовывая меж прутьев клетки пучки травы и несчастных червячков.
Пусть эрт даже не надеется, этой птицы ему не получить.
Внезапный порыв бриза пронес над головами сухие листья. Над вершинами хребта Альдерстоун сгущались грозовые тучи — темные и устрашающие, с блестящими, точно бриллианты, краями. Ветра сдували венцы этих небесных башен, превращая их в наковальни. Сердца туч кипели черной злобой. Вокруг Опаленного Кряжа так и клубились волны стального оттенка — казалось, он притягивает их к себе.
Тут кто-то завыл. Вой доносился то с одной, то с другой стороны, причем, как и в случае с бобри, сразу было ясно: ужасный, нечеловеческий звук мог зародиться только в глотке невообразимо огромной и лютой твари. В нем было нечто настолько негармоничное, что волосы шевелились на голове, словно кто-то скреб ногтем по грифелю.
— Базан? — с нарочитой небрежностью спросил Диармид.
— В этих краях водится его братец Ойувы. Вой этого существа предупреждает о надвигающейся грозе. Но иногда, как видите, он запаздывает.
Сверкнула зубчатая стрела белой молнии, соединив на миг бурлящую тучу с острым пиком Опаленного Кряжа. Вдали с треском прокатился гром. Ветер коварно налетел из-за валунов и принялся трепать пламя костра. К небу взлетели снопы искр. На землю упала тяжелая капля. За ней еще одна. Обе с шипением испарились.
— Придется поискать укрытие, — сказал дайнаннец, забросал костер и привычно спрятал от дождя снятую тетиву за пазуху.
Небесные молоты грохотали по наковальням туч, так что земля сотрясалась. Вот расцвела еще одна молния, и в ее бело-голубом свете путники увидели невероятное зрелище. За сотню шагов от лагеря в черном небе висел гигантский валун. Короткая вспышка обманула людей: в этом они убедились, когда с громовым раскатом обломок скалы рухнул совсем близко. Грязь и галька брызнули во все стороны. Земля под ногами задрожала.
— Сюда, за мной! — закричал Торн.
В ушах Имриен так гудело, что она не разобрала ни слова. Но другая молния явила дайнаннца убегающим прочь, с ястребом на плече и в полном вооружении. Девушка подхватила клетку и бросилась следом. Эрт не отставал.
Голубая вспышка высветила разбитый вдребезги валун; за ним уже летел второй. Скала крошилась, вниз полетели обломки величиной с человеческую голову. На землю падали первые крупные капли дождя. Друзья петляли между холмами, поросшими колючей травой, и разбросанными глыбами, пока не попали в глубокую колею, которая уводила вниз. Каменные стены возносились все выше над головами и в конце концов сомкнулись, образовав узкий тоннель. Свет молний сюда не проникал, зато громы и грохот падающих глыб усиливались многократно. Кругом была полная тьма.
— Стойте! Я ничего не вижу! — воскликнул Диармид.
У Имриен отлегло от сердца: во мраке девушка «онемела» окончательно.
— Хорошо, давайте отдышимся, — успокаивающим тоном произнесла смутная тень Торна. — Подождите чуть-чуть, и ваши глаза привыкнут.
Вскоре зрение путников прояснилось. Они увидели, что находятся в грубо высеченном коридоре, что спускается в неведомые глубины Эриса. Имриен поначалу дивилась, как можно разглядеть здесь хоть что-нибудь, но потом заметила знакомые грибы, издающие слабое голубоватое мерцание.
— Пора идти дальше, — сказал дайнаннец. — Фоавры могут неосторожно завалить вход.
Лишь через несколько ярдов путники остановились. Диармид обессилено прислонился к стене.
— Фоавры? — уныло переспросил он. — Да уж, от этих исполинов не отговоришься. У них же мозги гранитные, ума ни крошки, а языки из базальта, если и вымолвят два-три слова, все равно ничего не разберешь. Думаете, кто-нибудь из людей хоть раз говорил с каменюками?
— Думаешь, каменюки знают, кто такие люди? — в тон эрту спросил дайнаннец. — Фоавры столько веков борются в этой долине, что уже забыли зачем. Но с каждой грозой сражение возобновляется.
Стены задрожали от нового удара так, что посыпалась мелкая галька.
— Значит, когда буря утихнет, все прекратится?
— Надеюсь. Фоавры очень своенравны.
Холод подземелий, сырые стены которых не ведали солнца, начал закрадываться в жилы Имриен. Девушка посмотрела на петушка: тот казался полумертвым. Имриен спасла птицу не думая, повинуясь нежданному порыву, но теперь ощутила страстное желание сохранить ей жизнь. Она вытащила пленника из клетки и прижала к себе; тот побрыкался ледяными чешуйчатыми лапками, вскоре согрелся и успокоился. Торн укутал Имриен своим плащом; одна из складок завернулась вокруг петуха.
— У Певунчика нынче самая роскошная постель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122