— прорычал у меня за спиною Ришкаан. — Они привнесли в мир лишь мрак и скверну. Прабабушка моей матери была околдована Владыкой демонов в расцвете своей юности, она была разлучена с дочерью, когда та только начинала летать, — как и все остальные члены моего семейства, какие только существовали. Я всегда буду непоколебимо считать, что гедри движимы лишь злыми помыслами».
«Это твой выбор, Ришкаан из рода кантришакримов, но ты не можешь говорить за весь Род, — речь Акора звенела чисто и твердо. — А теперь все замолчите, во имя наших же законов, и пусть она продолжает».
Я набрала в грудь побольше воздуха.
— Я никогда не слышала, чтобы среди вашего народа появлялся целитель, — сказала я спокойно. — Был ли когда-нибудь хоть один?
Все хранили молчание.
«Нет, госпожа, — ответил Шикрар, стараясь не выказывать в голосе тихого восторга. — Ты права. Никто из нас никогда не обладал таким даром».
— Сейчас многие из моего народа являются целителями. Они теперь искуснее, чем были раньше, какими их помните вы, — если вы знаете о них лишь то, что поведал мне Акор, когда рассказывал историю о Владыке демонов. Лишь сутки назад Акор принес меня в лагерь, когда я была на пороге смерти. Руки мои были так сильно обожжены, что я думала, они никогда больше мне не послужат. Мною занялся целитель и — так мне потом рассказали — потратил на меня всю свою силу. И в это же утро я была здорова, и мне почти удалось сбежать из плена. Из плена, в котором меня держали ради темных целей, к каким я сама не имела отношения. Я могла бы облегчить себе участь, рассказав про вас купцу Марику, но я этого не сделала — наоборот, незадолго до того я предупредила вас, чтобы вы его остерегались.
— Среди вашего народа есть целители, и вы не предатели, — послышался голос — смысл слов мне перевел Акор. — Первое возможно благодаря воле Ветров, второе — лишь из-за отсутствия слабости. Но ни то ни другое не является истинным достижением твоих сородичей. Что еще можешь ты добавить, дабы восхвалить свое племя?
— Великодушие и смелость! — бросила я в ответ. — Я знаю, вы слышали о том, что я была на волосок от гибели. Я спасала жизнь Миражэй и ее сыну — мне пришлось вытаскивать ребенка… малыша из тела матери голыми руками, хотя я почти догадывалась, чего мне это будет стоить.
На мгновение я умолкла, потом заговорила вновь.
— И почему, думаете вы, я все-таки это сделала? — спросила я спокойно. Повернувшись к Акору, я повторила: — Вот ты, Акор, возлюбленный мой. Как ты думаешь, почему я сделала это?
Раскрыв рот для ответа, он, однако, передумал и, выражая своим видом Любопытство (так мне показалось) произнес:
— Я не знаю. Почему?
Акхор
— Она ослеплена тобою, Акхор, она и сама прыгнула бы в огонь, попроси ты ее об этом, — прорычал позади меня Ришкаан на языке гедри.
— Не прыгнула бы! — прокричала она ему в ответ. Глаза ее полыхали; будь она одной из нас, положение ее тела выражало бы сейчас одновременно Вызов и Вразумление. — Я не малое дитя! Я взрослая женщина, а не молоденькая дурочка, и не покончила бы с собой из-за любви. Даже из-за кого-то, кто дорог мне так сильно, как Акор, — она бросила на меня быстрый взгляд, пока я переводил ее слова, словно извиняясь; однако ее воинственная кровь кипела, и ей некогда было думать о подобных тонкостях.
— Я помогла Миражэй, потому что хотела помочь, а не из-за того, что меня попросил Акор. Я обучилась повивальному мастерству, помогая женщинам моего народа, и не раз способствовала новорожденным появиться на свет. Я оказала бы помощь любому существу, если бы оно страдало при родах. Я видела в Миражэй свою ближнюю, терзаемую муками, — поэтому и не остановилась перед угрозой обжечь до костей руки и заработать лихорадку; мне хотелось спасти ее и малыша.
Голос ее повысился — сокрушение и гнев, слышавшиеся в нем, разносились по всему Большому гроту.
— Кто из вас сделал бы такое для кого-нибудь из моего народа? И каким образом? У вас бы ничего не вышло — ваши когти созданы лишь для того, чтобы рвать и умерщвлять. Этим своим грозным оружием вы едва ли сможете коснуться какого-нибудь моего сородича, не поранив его. Вот чему следует вам учиться, родичи моего возлюбленного! Прикасаться не разрушая!
Ропот недовольства быстро возрастал, и тревожный напев слышался теперь явственно. Мои сородичи разволновались, в гневе забив крыльями.
«Как смеешь ты вести такие речи! Мы — старейшие из четырех народов и вправе повелевать вами! — вскричал Ришкаан на Языке Истины, не придавая значения тому, что Шикрар велел ему замолчать. — Это известно всем. А иначе почему вы созданы гораздо меньше и слабее нас, почему жизни ваши столь скоротечны и вы не помните опыта предков, который мог бы сослужить вам службу? Тебе следует проявлять почтение!»
— Почтение нужно заслужить, — выкрикнула она ему в ответ. — Узнайте мой народ, прежде чем порицать. Вы готовы были приговорить меня к смерти или изгнанию, даже не выслушав меня. Как смеете вы брать на себя право такого суда? Кто сказал, что вы можете распоряжаться нашей жизнью или смертью? Мы что, так ужасны, так злобны, что нас должно убивать на месте? Богиня милостивая! Как это смело!
Несколько ночей назад один из моих родичей был убит за то, что посмел пересечь Рубеж. Акор сказал мне, что этот дуралей путался с ракшасами. Не спорю, может, так оно и было до некоторой степени. Возможно, у него просто был с собой какой-нибудь амулет, приносящий удачу, а может, и кое-что посерьезнее. Но неужели смерть — единственный ответ? Его звали Перрин, и хотя я не была с ним лично знакома, но мы путешествовали вместе. Он был молод и глуп — юности это свойственно. В юном возрасте мы все допускаем ошибки.
Может быть, Перрин и заслуживал смерти, о кантри, но возможно, что и нет. Вы слишком связаны своими законами, существа Порядка, законы управляют вашей жизнью. Они убивают вас! Раз вы забываете, как нужно ценить время, упускаете возможность радоваться каждому отдельному дню, пусть даже он так недолог, стало быть, вы забываете, как должно ценить и саму жизнь. Даже — и в особенности — свою собственную.
Глаза ее сверкали, она стояла выпрямившись, обратившись лицом к роду, от нее сиянием исходила смелость, а сердце было столь благородно и яростно — никто из моих сородичей, когда либо живущих, не мог похвастаться подобным. Она продолжала:
— Думаю, что каждый раз во время листосбора хотя бы один из моих родичей осмеливался пересечь Рубеж, несмотря на договор. Так ли это?
«Да, это так», — ответил я ей.
— И какова же была судьба этого одного — или двух, или сколько там их бывало?
«По условиям договора, они сами обрекали себя на смерть, решившись пересечь границу!» — прорычал Ришкаан.
— Смерть! Каждый раз смерть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
«Это твой выбор, Ришкаан из рода кантришакримов, но ты не можешь говорить за весь Род, — речь Акора звенела чисто и твердо. — А теперь все замолчите, во имя наших же законов, и пусть она продолжает».
Я набрала в грудь побольше воздуха.
— Я никогда не слышала, чтобы среди вашего народа появлялся целитель, — сказала я спокойно. — Был ли когда-нибудь хоть один?
Все хранили молчание.
«Нет, госпожа, — ответил Шикрар, стараясь не выказывать в голосе тихого восторга. — Ты права. Никто из нас никогда не обладал таким даром».
— Сейчас многие из моего народа являются целителями. Они теперь искуснее, чем были раньше, какими их помните вы, — если вы знаете о них лишь то, что поведал мне Акор, когда рассказывал историю о Владыке демонов. Лишь сутки назад Акор принес меня в лагерь, когда я была на пороге смерти. Руки мои были так сильно обожжены, что я думала, они никогда больше мне не послужат. Мною занялся целитель и — так мне потом рассказали — потратил на меня всю свою силу. И в это же утро я была здорова, и мне почти удалось сбежать из плена. Из плена, в котором меня держали ради темных целей, к каким я сама не имела отношения. Я могла бы облегчить себе участь, рассказав про вас купцу Марику, но я этого не сделала — наоборот, незадолго до того я предупредила вас, чтобы вы его остерегались.
— Среди вашего народа есть целители, и вы не предатели, — послышался голос — смысл слов мне перевел Акор. — Первое возможно благодаря воле Ветров, второе — лишь из-за отсутствия слабости. Но ни то ни другое не является истинным достижением твоих сородичей. Что еще можешь ты добавить, дабы восхвалить свое племя?
— Великодушие и смелость! — бросила я в ответ. — Я знаю, вы слышали о том, что я была на волосок от гибели. Я спасала жизнь Миражэй и ее сыну — мне пришлось вытаскивать ребенка… малыша из тела матери голыми руками, хотя я почти догадывалась, чего мне это будет стоить.
На мгновение я умолкла, потом заговорила вновь.
— И почему, думаете вы, я все-таки это сделала? — спросила я спокойно. Повернувшись к Акору, я повторила: — Вот ты, Акор, возлюбленный мой. Как ты думаешь, почему я сделала это?
Раскрыв рот для ответа, он, однако, передумал и, выражая своим видом Любопытство (так мне показалось) произнес:
— Я не знаю. Почему?
Акхор
— Она ослеплена тобою, Акхор, она и сама прыгнула бы в огонь, попроси ты ее об этом, — прорычал позади меня Ришкаан на языке гедри.
— Не прыгнула бы! — прокричала она ему в ответ. Глаза ее полыхали; будь она одной из нас, положение ее тела выражало бы сейчас одновременно Вызов и Вразумление. — Я не малое дитя! Я взрослая женщина, а не молоденькая дурочка, и не покончила бы с собой из-за любви. Даже из-за кого-то, кто дорог мне так сильно, как Акор, — она бросила на меня быстрый взгляд, пока я переводил ее слова, словно извиняясь; однако ее воинственная кровь кипела, и ей некогда было думать о подобных тонкостях.
— Я помогла Миражэй, потому что хотела помочь, а не из-за того, что меня попросил Акор. Я обучилась повивальному мастерству, помогая женщинам моего народа, и не раз способствовала новорожденным появиться на свет. Я оказала бы помощь любому существу, если бы оно страдало при родах. Я видела в Миражэй свою ближнюю, терзаемую муками, — поэтому и не остановилась перед угрозой обжечь до костей руки и заработать лихорадку; мне хотелось спасти ее и малыша.
Голос ее повысился — сокрушение и гнев, слышавшиеся в нем, разносились по всему Большому гроту.
— Кто из вас сделал бы такое для кого-нибудь из моего народа? И каким образом? У вас бы ничего не вышло — ваши когти созданы лишь для того, чтобы рвать и умерщвлять. Этим своим грозным оружием вы едва ли сможете коснуться какого-нибудь моего сородича, не поранив его. Вот чему следует вам учиться, родичи моего возлюбленного! Прикасаться не разрушая!
Ропот недовольства быстро возрастал, и тревожный напев слышался теперь явственно. Мои сородичи разволновались, в гневе забив крыльями.
«Как смеешь ты вести такие речи! Мы — старейшие из четырех народов и вправе повелевать вами! — вскричал Ришкаан на Языке Истины, не придавая значения тому, что Шикрар велел ему замолчать. — Это известно всем. А иначе почему вы созданы гораздо меньше и слабее нас, почему жизни ваши столь скоротечны и вы не помните опыта предков, который мог бы сослужить вам службу? Тебе следует проявлять почтение!»
— Почтение нужно заслужить, — выкрикнула она ему в ответ. — Узнайте мой народ, прежде чем порицать. Вы готовы были приговорить меня к смерти или изгнанию, даже не выслушав меня. Как смеете вы брать на себя право такого суда? Кто сказал, что вы можете распоряжаться нашей жизнью или смертью? Мы что, так ужасны, так злобны, что нас должно убивать на месте? Богиня милостивая! Как это смело!
Несколько ночей назад один из моих родичей был убит за то, что посмел пересечь Рубеж. Акор сказал мне, что этот дуралей путался с ракшасами. Не спорю, может, так оно и было до некоторой степени. Возможно, у него просто был с собой какой-нибудь амулет, приносящий удачу, а может, и кое-что посерьезнее. Но неужели смерть — единственный ответ? Его звали Перрин, и хотя я не была с ним лично знакома, но мы путешествовали вместе. Он был молод и глуп — юности это свойственно. В юном возрасте мы все допускаем ошибки.
Может быть, Перрин и заслуживал смерти, о кантри, но возможно, что и нет. Вы слишком связаны своими законами, существа Порядка, законы управляют вашей жизнью. Они убивают вас! Раз вы забываете, как нужно ценить время, упускаете возможность радоваться каждому отдельному дню, пусть даже он так недолог, стало быть, вы забываете, как должно ценить и саму жизнь. Даже — и в особенности — свою собственную.
Глаза ее сверкали, она стояла выпрямившись, обратившись лицом к роду, от нее сиянием исходила смелость, а сердце было столь благородно и яростно — никто из моих сородичей, когда либо живущих, не мог похвастаться подобным. Она продолжала:
— Думаю, что каждый раз во время листосбора хотя бы один из моих родичей осмеливался пересечь Рубеж, несмотря на договор. Так ли это?
«Да, это так», — ответил я ей.
— И какова же была судьба этого одного — или двух, или сколько там их бывало?
«По условиям договора, они сами обрекали себя на смерть, решившись пересечь границу!» — прорычал Ришкаан.
— Смерть! Каждый раз смерть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136