Он выдержал паузу. Теперь Тарон глядел ему прямо в глаза.
— Если же тебя удерживает стыд…
Тарон отвернулся. Давно носил он доспехи, разным хозяевам служил, немало крови пролил. Прощался с Мэй юным и беззаботным, возвратится поседевшим, с тяжелым грузом на сердце. Смеет ли возвратиться?
— Что минуло, то минуло, — пробормотал он. — Прежнего не вернуть.
— Я знаю одно, — откликнулся лучник, — случается, потеряв все, даже собственное имя, человек вдруг обретает много больше, чем имел.
Тарон не шевелился. О чем говорит зеленоглазый? Неужели можно начать сначала? Распахнуть дверь без стука, принять в объятия Мэй. «Пополнела, постарела? Нет — расцвела!» Починить забор, залатать крышу, погнать стадо в поле…
Он промолвил:
— Меня прозвали Тароном, потому что я родом из Тарна. А вообще-то, мое имя Огл.
— Еще раз повторяю, Огл, ты свободен. Если вздумаешь вернуться в столицу, попроси кого-нибудь из жителей селения проводить тебя. Если же решишь направиться в Тарн — ступай вдоль этого ручья, он выведет к реке, а там берегом доберешься.
— Я знаю. — Тарон впервые улыбнулся, и улыбка у него получилась какой-то беззащитной, детской. — Бывал здесь.
— Тогда доброго пути, Огл.
* * *
«Если попадешься, должен умереть молча! Понял? Молча!» Когда Плута привели в замок Магистра, там гремел пир. Из узких окон во двор падали лучи света. Доносились раскаты хохота, музыка, женский визг.
Начальник стражи хмуро оглядел пленника.
— Пир кончится — доложу хозяину. А пока посидит внизу.
О подземельях Магистра Плут наслушался достаточно. Горожане говорили об этом шепотом, испуганно оглядываясь. Кто попадал сюда, мог считать себя заживо погребенным. Возврата не было.
В подземелье не долетали хмельные выкрики пирующих, не достигали волны теплого воздуха. Влажные стены, шорох срывающихся с потолка капель, писк крыс. О многом успел подумать Плут, стараясь получше устроиться на охапке гнилой соломы. Представлял, как повернется в замке ржавый ключ и повлекут его на допрос к Магистру. А он, на беду, знает весь план освобождения Турга. «Ты должен умереть молча!»
Думал Плут и о том, как глупо попался. Все могло сложиться иначе! Вспоминал, как тепла и мягка летом дорожная пыль… Как вкусна вода в роднике близ Урочья… И что никогда он не заходил дальше Бархазских гор… В сами горы тоже не поднимался, хоть снеговые шапки манили. Полагал, еще успеет. Не успел. И все же за двадцать лет он совершил немало. Настоящих друзей обрел — многие ли этим похвастаться могут? Делу достойному послужил. Теперь бы достало сил умереть молча. Нет, умирать неохота…
Беспорядочно метались мысли: вырыть подкоп, перебить стражу, притвориться мертвым…
Со скрипом отворились двери. Грубый голос потребовал:
— Выходи.
Плут с трудом поднялся — ноги мгновенно онемели. В коридоре дожидались стражники. Сухо потрескивали факелы. Ступеньку за ступенькой одолевал Плут винтовую лестницу. Магистр ждал его, и миг встречи неотвратимо приближался. Страшнее всего было переступить порог.
Огромный зал тонул в полумраке. Горели только факелы в руках двух стражников, сопровождавших Плута. Поблескивали тканные золотом занавеси и золоченые столбы, поддерживавшие балдахин над креслом хозяина. Дым курильниц наполнял воздух пряными ароматами.
Лица сидевшего в кресле человека было не различить, виднелся лишь черный силуэт. Зато густой голос звучал громко и властно:
— Так это ты передал письмо королеве? — И, внезапно упав почти до шепота, голос нежно вопросил: — Подумай, стоит ли запираться?
Плут замотал головой:
— Что я, враг себе?
— Вот и поведай, — вкрадчиво продолжал голос, — кто написал письмо, кто скрепил его печатью и кому ты передал ответ. Где этот человек ныне?
— Постой, — запинаясь, промолвил Плут. — Не так сразу. — Он не решил еще, какая из шести спешно выдуманных историй подойдет больше. — Дай дух перевести… Можно глоток вина?
— Налей ему вина, Алб, — ласково откликнулся голос. — Последнюю просьбу надо исполнить.
Если слова о последней просьбе и не расстроили Плута окончательно, то потому лишь, что все внимание его сосредоточилось на Албе. Вздрогнув, Плут вперил взгляд во тьму. До сих пор ему казалось, будто, кроме стражников и Магистра, в зале никого нет. У возвышения, на котором стояло кресло хозяина, что-то зашевелилось, из тьмы выплыла грузная фигура. Плут нетерпеливо вгляделся в лицо Алба. Да, несомненно, это был тот самый человек, который приходил с донесениями к Мелпу. Алб, не подозревая о том, что жизнь его повисла на волоске, хмуро покосился на Плута.
Плут взял кубок. Руки его дрожали, и вино расплескалось. Плут не собирался скрывать от Магистра свой испуг, напротив. Магистр должен был упиваться тем, какой страх нагнал на пленника. Плут выбил зубами о край кубка звонкую дробь. Магистр остался доволен.
— Говори.
Плут, задыхаясь, словно от быстрого бега — больших усилий это ему не стоило, — начал рассказ:
— Я возвращался из Арча в столицу…
— Ты здесь живешь? — перебил Магистр.
— Нет.
— Где же твой дом?
— У меня нет дома. — И Плут пояснил: — Замок иметь не могу, лачугу — не хочу.
Магистр усмехнулся.
— Что ты делал в Арче?
— Дозволь умолчать. Моей спине до сих пор больно вспоминать об этом.
— Почему?
— Потому что арчинский палач в своем деле мастер.
Магистр расхохотался.
— Ты отведал плетей?
— Отведал? К чему скромничать — вволю ими насытился.
Магистр от души веселился.
— Что же ты натворил?
— Позаимствовал у жителей Арча несколько вещиц.
— И жители запечатлели свою благодарность на твоей спине?
Плут поежился:
— Увы.
— Так ты неудачник, — холодно заключил Магистр.
Подобного Плут стерпеть не мог. Он всегда готов был постоять за честь ремесла.
— Я промышлял в Арче три месяца. Монахи, рыцари, торговцы — все отдали дань моей ловкости.
— Но в конце концов ты попался.
— Случайность, — возразил Плут. — Попытался сбыть золотую цепь ее прежнему владельцу.
Магистр вновь грубо расхохотался:
— Однако ты дерзок.
— Попробуй упомни их всех. Я пощупал карманы сотням.
— Не преувеличивай.
— Ну уж нескольким десяткам я облегчил кошельки. Если бы так просто можно было облегчить их совесть!
— Думаю, это не проще, чем укоротить твой язык. И так же необходимо.
Плут поперхнулся.
— Рассказывай, что последовало.
— Можешь догадаться. — Плут почесал спину. — Подлечил я свои рубцы и зашагал в столицу. Есть охота, в карманах ветер свистит. Перебивался, чем мог, — в придорожных трактирах богачи не останавливаются. И на подступах к столице… Да, правильно, я только Росянку миновал… Вижу, сидит у обочины человек, будто поджидает кого. У меня сердце ёкнуло, я об этих молодцах слышал — нож под ребра, и лишь потом увидят, что зря старались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136