Отберите среди своих людей самых надежных и обыщите замок. Магистр не успел вывезти награбленное. Выставьте караул.
Процессия приблизилась. Драйм держался на ногах твердо, шагал легко. Воины закричали, приветствуя его. Драйм ответил взмахом руки. Гильда с Плутом не выдержали, бросились навстречу. Вскочили и остальные, подошли ближе. Артур порывисто обнял брата.
— Все в порядке, — твердил Драйм, здоровой рукой отпихивая Либурне, выросшего словно из-под земли.
Магистр был одет в темный дорожный плащ — ни шелков, ни драгоценностей. «С лица спал, — отметил Плут. — Я бы его и не узнал в толпе».
Магистр только от лорда Гаральда узнал, кто ныне носит венец. На Короля с королевой взирал угрюмо, на Артура — пренебрежительно, на Плута — с яростью, на актеров — с ненавистью. По Гильде с Оружейником скользнул глазами — не помню таких. Так же посмотрел на Менестреля — и невольно задержал взгляд.
Артур кивнул Драйму:
— Говори.
Драйм плечом повел: что тут говорить?
— Твой брат не может пожаловаться, — выпалил Магистр. — Не всякого гостя я принимал, как его. Лучшие покои отвел, кушанья со своего стола посылал.
Лицо Артура исказила непередаваемая гримаса издевки, ненависти и презрения. И тут Драйм промолвил:
— Это правда.
Артур онемел. Гонец Магистра, стоявший меж двух стражников, решил: «Я, кажется, ясновидящий».
— Может, он и руку сам себе искалечил? — процедил Артур.
— Верно. Сам, — живо подтвердил Магистр.
— Ты… — начал было Артур, но тут Драйм положил здоровую руку ему на плечо:
— Оставьте. Он говорит правду.
— Ты что, выгораживать его взялся? — вскипел Артур.
— Нет, — Драйм смутился. — Просто я… Чтобы не бояться.
— Ясно. — Артур обернулся к стражникам, охранявшим гонца: — Отпустите его.
Гонец исчез в мгновение ока.
Магистр окинул тяжелым взглядом Короля с королевой, потом обратил к Артуру белые от бешенства глаза.
— Ты, я вижу, опять в милости. За какие же заслуги тебя так жалуют? За то, что Стрелка пытался убить да королеву год взаперти держал? Неужто людям нравится, когда их предают? Похоже на то. Ты был жесток — и вновь возвысился. Я милости расточал, и вот — всеми покинут. И лорды оставили, и Лурх — плевать, что власть ему дал, войско доверил. Даже Гирсель-щенок, которого я на улице подобрал и два года кормил. Ладно. Теперь вам с этими тварями управляться. Ох нахлебаетесь! Еще вспомните меня. Я дал этим псам свободу. Они и радуются. Друг друга обкрадывают, детьми своими торгуют, бражничают, распутничают…
— Ты скроил их по своему образу и подобию, — холодно произнесла Аннабел. — Что ж сетуешь? Освободил их от совести…
— Моя совесть чиста. Ничего дурного я не делал.
— Конечно, — издевательски засмеялся Артур. — Где тебе знать разницу между хорошим и дурным.
Магистр уставился на него в упор. Спросил с ухмылочкой:
— Красть — хорошо или дурно? — указал пальцем на Плута. — Что ж этот вор у вас в героях ходит?
Плут возмущенно дернулся, но его опередил Менестрель. Заговорил спокойно:
— Убивать — хорошо или дурно? Один — ребенка защищал, бандита сразил. Другой — вдову зарезал ради денег. Один — добро сотворил, другой — зло. И ты не лги, будто добро и зло могут меняться местами. Сказать, что спасший ребенка гнусность содеял, а вдову умертвивший — благо, не осмелится никто и через сто лет.
Не отвечая Менестрелю, Магистр с гаденькой улыбкой обратился к Артуру:
— А человека оборотнем объявить, живому пышные похороны устроить, это как: добро или зло?
У Артура запылали щеки. Плясунья сжала кулачки — нет горше муки, чем когда унижают того, кого любишь. Артур, едва сдерживаясь, ответил:
— Я за содеянное сполна расплачиваюсь, — и добавил сквозь зубы: — Особенно за то, что тебе силу дал.
Яростью сверкнули глаза Магистра. Он вскричал:
— Хороша благодарность! На престол тебя возвел, от всех хлопот избавил. Посмотри, как расцвела страна. Кругом замки прекрасные высятся, лавки ломятся от заморских товаров…
Флейтист со Скрипачом переглянулись и в такт покачали головами. Оружейник присвистнул. Артур нарочито внимательно осмотрелся по сторонам, сказал с нескрываемым сарказмом:
— Да, красота неописуемая. Особенно изгаженные леса и поля глаза радуют.
— Замки построены, потому что народ ограблен, — поддержал Оружейник. — Лавки ломятся, потому что никто ничего купить не может — не на что.
— Да и где ломятся? — вмешался Флейтист. — Разве что в столице. А в маленьких городах и деревнях… — Он только рукой махнул.
— За два года ты разрушил то, что создавалось десятилетиями, — сказала Аннабел. — Никакие захватчики так бы не преуспели.
— Я разрушил? — переспросил Магистр. — Все королевство — я один? А может, ваши драгоценные подданные постарались? Я лишь преподавал урок — они учились. И с какой готовностью!
— Да, верно, ты научил их не думать друг о друге, не заботиться о близких, не щадить тех, кто слабее. Ничему другому ты научить и не сумел бы. Зло способно только разрушать.
— Добро без зла невозможно. — В голосе Магистра появились снисходительные, поучающие нотки. — Они существуют вместе, как горы и долины, свет и тень, день и ночь…
Менестрель усмехнулся:
— Ты и впрямь воображаешь, будто ночь, сменяя день, о своей выгоде печется? Зло начинается там, где ради собственной корысти топчут других.
Магистр раскрыл рот, но тут его перебила Плясунья, потерявшая всякое терпение:
— Добро без зла невозможно? Попробуй мне доказать, Шорк, что, если перестанут измываться над женщинами и детьми, мир рухнет. Или женщина, над которой не надругались, не поймет сладости любви?
— Или мать, у которой не убили ребенка, не испытает вполне счастья материнства? — подхватила Гильда, утратив свое обычное спокойствие.
Шорк глянул на Плясунью так, что ей захотелось спрятаться за спины друзей. Вытянув жирный палец, Магистр потряс им у нее перед носом:
— Знаю, почему ты меня ненавидишь. Моим актерам рукоплескали. А на твои пляски никто нынче глядеть не хочет.
— Неправда! — вскипел Флейтист.
— Правда, — засмеялся Магистр. — И от твоей музыки всех воротит.
— Нелегко нам придется, — заметил Король. — Надо будет вновь у людей хороший вкус воспитывать.
Шорк исподлобья посмотрел на зеленоглазого властелина и понял, что разговор окончен. Снова оглядел всех — словно ножом полоснул.
— А вы неплохо спелись. Кто править станет? Одна королева при двух королях, одна жена при двух мужьях…
Пальцы Артура сомкнулись на рукояти «Грифона». Шорк отпрянул в сторону, испуганный не столько движением Артура, сколько взглядом Короля.
— Вы дали слово! — Шорк побледнел до желтизны, привалился к березовому стволу.
Король отвернулся. Артур спросил, поигрывая клинком:
— К чести и милосердию взываешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Процессия приблизилась. Драйм держался на ногах твердо, шагал легко. Воины закричали, приветствуя его. Драйм ответил взмахом руки. Гильда с Плутом не выдержали, бросились навстречу. Вскочили и остальные, подошли ближе. Артур порывисто обнял брата.
— Все в порядке, — твердил Драйм, здоровой рукой отпихивая Либурне, выросшего словно из-под земли.
Магистр был одет в темный дорожный плащ — ни шелков, ни драгоценностей. «С лица спал, — отметил Плут. — Я бы его и не узнал в толпе».
Магистр только от лорда Гаральда узнал, кто ныне носит венец. На Короля с королевой взирал угрюмо, на Артура — пренебрежительно, на Плута — с яростью, на актеров — с ненавистью. По Гильде с Оружейником скользнул глазами — не помню таких. Так же посмотрел на Менестреля — и невольно задержал взгляд.
Артур кивнул Драйму:
— Говори.
Драйм плечом повел: что тут говорить?
— Твой брат не может пожаловаться, — выпалил Магистр. — Не всякого гостя я принимал, как его. Лучшие покои отвел, кушанья со своего стола посылал.
Лицо Артура исказила непередаваемая гримаса издевки, ненависти и презрения. И тут Драйм промолвил:
— Это правда.
Артур онемел. Гонец Магистра, стоявший меж двух стражников, решил: «Я, кажется, ясновидящий».
— Может, он и руку сам себе искалечил? — процедил Артур.
— Верно. Сам, — живо подтвердил Магистр.
— Ты… — начал было Артур, но тут Драйм положил здоровую руку ему на плечо:
— Оставьте. Он говорит правду.
— Ты что, выгораживать его взялся? — вскипел Артур.
— Нет, — Драйм смутился. — Просто я… Чтобы не бояться.
— Ясно. — Артур обернулся к стражникам, охранявшим гонца: — Отпустите его.
Гонец исчез в мгновение ока.
Магистр окинул тяжелым взглядом Короля с королевой, потом обратил к Артуру белые от бешенства глаза.
— Ты, я вижу, опять в милости. За какие же заслуги тебя так жалуют? За то, что Стрелка пытался убить да королеву год взаперти держал? Неужто людям нравится, когда их предают? Похоже на то. Ты был жесток — и вновь возвысился. Я милости расточал, и вот — всеми покинут. И лорды оставили, и Лурх — плевать, что власть ему дал, войско доверил. Даже Гирсель-щенок, которого я на улице подобрал и два года кормил. Ладно. Теперь вам с этими тварями управляться. Ох нахлебаетесь! Еще вспомните меня. Я дал этим псам свободу. Они и радуются. Друг друга обкрадывают, детьми своими торгуют, бражничают, распутничают…
— Ты скроил их по своему образу и подобию, — холодно произнесла Аннабел. — Что ж сетуешь? Освободил их от совести…
— Моя совесть чиста. Ничего дурного я не делал.
— Конечно, — издевательски засмеялся Артур. — Где тебе знать разницу между хорошим и дурным.
Магистр уставился на него в упор. Спросил с ухмылочкой:
— Красть — хорошо или дурно? — указал пальцем на Плута. — Что ж этот вор у вас в героях ходит?
Плут возмущенно дернулся, но его опередил Менестрель. Заговорил спокойно:
— Убивать — хорошо или дурно? Один — ребенка защищал, бандита сразил. Другой — вдову зарезал ради денег. Один — добро сотворил, другой — зло. И ты не лги, будто добро и зло могут меняться местами. Сказать, что спасший ребенка гнусность содеял, а вдову умертвивший — благо, не осмелится никто и через сто лет.
Не отвечая Менестрелю, Магистр с гаденькой улыбкой обратился к Артуру:
— А человека оборотнем объявить, живому пышные похороны устроить, это как: добро или зло?
У Артура запылали щеки. Плясунья сжала кулачки — нет горше муки, чем когда унижают того, кого любишь. Артур, едва сдерживаясь, ответил:
— Я за содеянное сполна расплачиваюсь, — и добавил сквозь зубы: — Особенно за то, что тебе силу дал.
Яростью сверкнули глаза Магистра. Он вскричал:
— Хороша благодарность! На престол тебя возвел, от всех хлопот избавил. Посмотри, как расцвела страна. Кругом замки прекрасные высятся, лавки ломятся от заморских товаров…
Флейтист со Скрипачом переглянулись и в такт покачали головами. Оружейник присвистнул. Артур нарочито внимательно осмотрелся по сторонам, сказал с нескрываемым сарказмом:
— Да, красота неописуемая. Особенно изгаженные леса и поля глаза радуют.
— Замки построены, потому что народ ограблен, — поддержал Оружейник. — Лавки ломятся, потому что никто ничего купить не может — не на что.
— Да и где ломятся? — вмешался Флейтист. — Разве что в столице. А в маленьких городах и деревнях… — Он только рукой махнул.
— За два года ты разрушил то, что создавалось десятилетиями, — сказала Аннабел. — Никакие захватчики так бы не преуспели.
— Я разрушил? — переспросил Магистр. — Все королевство — я один? А может, ваши драгоценные подданные постарались? Я лишь преподавал урок — они учились. И с какой готовностью!
— Да, верно, ты научил их не думать друг о друге, не заботиться о близких, не щадить тех, кто слабее. Ничему другому ты научить и не сумел бы. Зло способно только разрушать.
— Добро без зла невозможно. — В голосе Магистра появились снисходительные, поучающие нотки. — Они существуют вместе, как горы и долины, свет и тень, день и ночь…
Менестрель усмехнулся:
— Ты и впрямь воображаешь, будто ночь, сменяя день, о своей выгоде печется? Зло начинается там, где ради собственной корысти топчут других.
Магистр раскрыл рот, но тут его перебила Плясунья, потерявшая всякое терпение:
— Добро без зла невозможно? Попробуй мне доказать, Шорк, что, если перестанут измываться над женщинами и детьми, мир рухнет. Или женщина, над которой не надругались, не поймет сладости любви?
— Или мать, у которой не убили ребенка, не испытает вполне счастья материнства? — подхватила Гильда, утратив свое обычное спокойствие.
Шорк глянул на Плясунью так, что ей захотелось спрятаться за спины друзей. Вытянув жирный палец, Магистр потряс им у нее перед носом:
— Знаю, почему ты меня ненавидишь. Моим актерам рукоплескали. А на твои пляски никто нынче глядеть не хочет.
— Неправда! — вскипел Флейтист.
— Правда, — засмеялся Магистр. — И от твоей музыки всех воротит.
— Нелегко нам придется, — заметил Король. — Надо будет вновь у людей хороший вкус воспитывать.
Шорк исподлобья посмотрел на зеленоглазого властелина и понял, что разговор окончен. Снова оглядел всех — словно ножом полоснул.
— А вы неплохо спелись. Кто править станет? Одна королева при двух королях, одна жена при двух мужьях…
Пальцы Артура сомкнулись на рукояти «Грифона». Шорк отпрянул в сторону, испуганный не столько движением Артура, сколько взглядом Короля.
— Вы дали слово! — Шорк побледнел до желтизны, привалился к березовому стволу.
Король отвернулся. Артур спросил, поигрывая клинком:
— К чести и милосердию взываешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136