С ног до головы — в черное.
Обо всем забыл в тот момент Артур. О пальцах Плясуньи, лежавших в его руке; об обещании, данном актерам; о Стрелке, добывшем ему славу своей победой; о песнях Менестреля… Обо всем забыл и с пересохшим горлом ждал только слов гонца.
— Ваша светлость, Великий Лорд! Король, государь наш, умер.
Собравшихся за столом, всех, кроме Артура, новость застала врасплох. Кое-какие слухи о болезни короля ходили в народе, но кто же знал, что так скоро… Музыканты обреченно переглянулись. Представление в замке срывалось, и если бы этой одной печалью дело ограничилось. Что теперь будет? Чего ждать от завтрашнего дня? Бояться или надеяться? Пора перемен — тревожная пора. Опыт подсказывает — перемены редко бывают к лучшему. Принцесса молода… Сумеет ли удержать власть? Или перессорятся сеньоры ее, разорвут на клочки королевство, разорят подданных; и тот, кто не поляжет в сече, защищая своего господина, побредет в рубище по дорогам?
Плясунья осторожно высвободила руку, горько взглянула на Артура. Понимала — он уже не здесь, не с нею. Летит впереди войска на белом коне в атаку на каралдорцев или держит речь перед лордами Королевского Совета… Так что не будет для нее ни представления в замке, ни рукоплесканий восхищенных зрителей, ни улыбки Артура… Пыльная дорога ждет ее — как обычно… Хорошо, можно не стыдиться слез: верноподданной должно оплакивать своего монарха.
Стрелок думал об Аннабел. Каково ей сейчас. Праздник обернулся трауром. На этом свете у нее не осталось ни одного родного человека… Он-то хорошо знал, что такое оказаться в одиночестве.
Артур жестом отпустил гонца, обернулся к сотрапезникам:
— Прошу простить меня. Удары судьбы страшны и внезапны. Я должен немедленно вернуться в замок.
Он говорил тихо, вкрадчиво, но в голосе прорывалась дрожь внутреннего возбуждения. Сдернув с пальца перстень с печатью, Артур протянул его Плясунье:
— Прими на память, красавица. Свидимся в лучшие времена. Приходи в замок, когда окончится траур. Покажешь перстень — стража пропустит.
Плясунья сжала в кулачке подарок. Еще раз с надеждой взглянула на Артура. Тот уже прощался со Стрелком и Менестрелем, подталкивал не спешившего уходить Драйма.
Наконец блистательный вельможа покинул таверну. Плясунья взглянула на перстень, лежавший на ладони.
— Великий Лорд… Почти король, — прошептала она. И вздрогнула, потому что за спиной ее эхом прозвучал голос Менестреля:
— Почти король.
* * *
Ветер стремительно гнал низкие тучи. Они клубились, разлетались лохмотьями, сливались в одно целое. Поминутно выглядывала и вновь исчезала луна. По воде бежала мелкая рябь, дрожало и дробилось лунное отражение. Ивы, росшие по краям рва, вспыхивали серебристым светом и сразу же растворялись во тьме. Близилась гроза.
Внизу, в домах, ярко горели огни, из распахнутых дверей таверн падали широкие полосы света, доносились громкие хмельные голоса, песни, смех — горожане еще ничего не знали.
Темная громада замка была погружена в молчание. Тишину нарушали только шаги часовых на башнях. Страже в воротах Стрелок показал браслет, выигранный в состязании. Вручая награду, Аннабел говорила: браслет послужит пропуском в замок.
…Юный паж почти бежал, спеша указать Стрелку дорогу. Затем паж исчез, и Стрелок остался один в пустом просторном зале, выходы из которого закрывали гобелены, два огромных полотна, изображавших спор между Жизнью и Смертью. На одном из них багрово-черный закат горел над залитой кровью землей. Отовсюду слетались вороны — крупные, черные, с лоснящимися перьями. Усаживались на разрубленные доспехи, алые от крови и солнечных лучей. На другом — глянцевые зеленые листья оплетали стены разрушенной крепости. И мальчишка, укрывшийся в зарослях диких роз и вьюнка, вырезал из дерева остроклювую чайку.
Внезапно полотно откинулось, и в проеме двери черной тенью появилась принцесса. У нее было потускневшее, измученное, застывшее лицо, как у человека, обессилевшего от горя, когда слезы иссякают и приходит состояние тяжкого оцепенения. Поймав исполненный сочувствия взгляд Стрелка, Аннабел с новой силой ощутила свою утрату. Губы ее задрожали и ресницы намокли, но она не расплакалась. Взяв Стрелка за руку, провела в свои покои.
Они присели рядом у очага. Над городом уже бушевала гроза. Плотно закрытые ставни вздрагивали под напором ветра. Пламя свечей то опадало, то вытягивалось вверх. Свет играл на расшитых серебром стенных драпировках, золотил струны стоявшей в углу арфы. Узкий серебряный обруч Аннабел вспыхивал алым, словно раскаленный в пламени.
— Я не успела проститься с отцом, — тихо произнесла Аннабел. — Это случилось, когда мы возвращались с турнира… Не надо мне было слушать отца. Он настоял… Я предлагала отложить празднество… до его выздоровления…
— Он, наверное, предчувствовал, — осторожно промолвил Стрелок, — и хотел, чтобы горожане всласть повеселились, перед тем как… оденутся в траур.
— Я надеялась, — прошептала Аннабел. — Знала, как серьезно он болен, но не ждала, что так скоро… Лорд Гаральд привез бархазского лекаря…
Она опустила голову, глотая слезы. Некоторое время оба молчали. Стрелок сидел так близко, что принцесса слышала его дыхание, чувствовала исходившее от него тепло. Не приди он, ей предстояло бы провести ночь в одиночестве в замковой часовне. Никого из придворных звать с собой не хотела, даже Артура. Ясно представляла, как скользнет по его красивому лицу гримаса неудовольствия. Великому Лорду некогда скорбеть. Надо собирать войско, воевать с Каралдором, удерживать вечно готовых взбунтоваться северных лордов — оплакивать короля нет ни сил, ни времени. Ей же предстояло отдать последний долг умершему. Когда Аннабел думала о каменных стенах и полах часовни, ее охватывал ужас. Камень, только холодный камень кругом, ни живой души… Стылый воздух… Тишина… Этот камень к утру высосет все силы.
Стрелок коснулся ее руки. Аннабел сжала его пальцы. Крепко. Так воин сжимает меч, корабельщик — весло.
— Он был славным королем… — проговорил Стрелок. — Доблестным воином.
— Да, это так. О его доблести говорили все. Мало кто знал, каким он был хорошим отцом. Мне редко доводилось слышать от него нежные слова… Отец вообще многословием не отличался… Лишь со времени болезни стал поверять мне то, что таил на сердце. Лишь тогда я поняла, как сильно он любил нас. Когда умерла сестра, я отдалась своему горю и ни разу не задумалась, каково отцу, — Маргарет была его любимицей…
Стрелок пошевелился, и Аннабел взглянула на него. По лицу охотника скользнула тень.
— Что случилось?
Стрелок помедлил.
— Говорят, король выдал дочь замуж насильно…
Аннабел чуть отстранилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Обо всем забыл в тот момент Артур. О пальцах Плясуньи, лежавших в его руке; об обещании, данном актерам; о Стрелке, добывшем ему славу своей победой; о песнях Менестреля… Обо всем забыл и с пересохшим горлом ждал только слов гонца.
— Ваша светлость, Великий Лорд! Король, государь наш, умер.
Собравшихся за столом, всех, кроме Артура, новость застала врасплох. Кое-какие слухи о болезни короля ходили в народе, но кто же знал, что так скоро… Музыканты обреченно переглянулись. Представление в замке срывалось, и если бы этой одной печалью дело ограничилось. Что теперь будет? Чего ждать от завтрашнего дня? Бояться или надеяться? Пора перемен — тревожная пора. Опыт подсказывает — перемены редко бывают к лучшему. Принцесса молода… Сумеет ли удержать власть? Или перессорятся сеньоры ее, разорвут на клочки королевство, разорят подданных; и тот, кто не поляжет в сече, защищая своего господина, побредет в рубище по дорогам?
Плясунья осторожно высвободила руку, горько взглянула на Артура. Понимала — он уже не здесь, не с нею. Летит впереди войска на белом коне в атаку на каралдорцев или держит речь перед лордами Королевского Совета… Так что не будет для нее ни представления в замке, ни рукоплесканий восхищенных зрителей, ни улыбки Артура… Пыльная дорога ждет ее — как обычно… Хорошо, можно не стыдиться слез: верноподданной должно оплакивать своего монарха.
Стрелок думал об Аннабел. Каково ей сейчас. Праздник обернулся трауром. На этом свете у нее не осталось ни одного родного человека… Он-то хорошо знал, что такое оказаться в одиночестве.
Артур жестом отпустил гонца, обернулся к сотрапезникам:
— Прошу простить меня. Удары судьбы страшны и внезапны. Я должен немедленно вернуться в замок.
Он говорил тихо, вкрадчиво, но в голосе прорывалась дрожь внутреннего возбуждения. Сдернув с пальца перстень с печатью, Артур протянул его Плясунье:
— Прими на память, красавица. Свидимся в лучшие времена. Приходи в замок, когда окончится траур. Покажешь перстень — стража пропустит.
Плясунья сжала в кулачке подарок. Еще раз с надеждой взглянула на Артура. Тот уже прощался со Стрелком и Менестрелем, подталкивал не спешившего уходить Драйма.
Наконец блистательный вельможа покинул таверну. Плясунья взглянула на перстень, лежавший на ладони.
— Великий Лорд… Почти король, — прошептала она. И вздрогнула, потому что за спиной ее эхом прозвучал голос Менестреля:
— Почти король.
* * *
Ветер стремительно гнал низкие тучи. Они клубились, разлетались лохмотьями, сливались в одно целое. Поминутно выглядывала и вновь исчезала луна. По воде бежала мелкая рябь, дрожало и дробилось лунное отражение. Ивы, росшие по краям рва, вспыхивали серебристым светом и сразу же растворялись во тьме. Близилась гроза.
Внизу, в домах, ярко горели огни, из распахнутых дверей таверн падали широкие полосы света, доносились громкие хмельные голоса, песни, смех — горожане еще ничего не знали.
Темная громада замка была погружена в молчание. Тишину нарушали только шаги часовых на башнях. Страже в воротах Стрелок показал браслет, выигранный в состязании. Вручая награду, Аннабел говорила: браслет послужит пропуском в замок.
…Юный паж почти бежал, спеша указать Стрелку дорогу. Затем паж исчез, и Стрелок остался один в пустом просторном зале, выходы из которого закрывали гобелены, два огромных полотна, изображавших спор между Жизнью и Смертью. На одном из них багрово-черный закат горел над залитой кровью землей. Отовсюду слетались вороны — крупные, черные, с лоснящимися перьями. Усаживались на разрубленные доспехи, алые от крови и солнечных лучей. На другом — глянцевые зеленые листья оплетали стены разрушенной крепости. И мальчишка, укрывшийся в зарослях диких роз и вьюнка, вырезал из дерева остроклювую чайку.
Внезапно полотно откинулось, и в проеме двери черной тенью появилась принцесса. У нее было потускневшее, измученное, застывшее лицо, как у человека, обессилевшего от горя, когда слезы иссякают и приходит состояние тяжкого оцепенения. Поймав исполненный сочувствия взгляд Стрелка, Аннабел с новой силой ощутила свою утрату. Губы ее задрожали и ресницы намокли, но она не расплакалась. Взяв Стрелка за руку, провела в свои покои.
Они присели рядом у очага. Над городом уже бушевала гроза. Плотно закрытые ставни вздрагивали под напором ветра. Пламя свечей то опадало, то вытягивалось вверх. Свет играл на расшитых серебром стенных драпировках, золотил струны стоявшей в углу арфы. Узкий серебряный обруч Аннабел вспыхивал алым, словно раскаленный в пламени.
— Я не успела проститься с отцом, — тихо произнесла Аннабел. — Это случилось, когда мы возвращались с турнира… Не надо мне было слушать отца. Он настоял… Я предлагала отложить празднество… до его выздоровления…
— Он, наверное, предчувствовал, — осторожно промолвил Стрелок, — и хотел, чтобы горожане всласть повеселились, перед тем как… оденутся в траур.
— Я надеялась, — прошептала Аннабел. — Знала, как серьезно он болен, но не ждала, что так скоро… Лорд Гаральд привез бархазского лекаря…
Она опустила голову, глотая слезы. Некоторое время оба молчали. Стрелок сидел так близко, что принцесса слышала его дыхание, чувствовала исходившее от него тепло. Не приди он, ей предстояло бы провести ночь в одиночестве в замковой часовне. Никого из придворных звать с собой не хотела, даже Артура. Ясно представляла, как скользнет по его красивому лицу гримаса неудовольствия. Великому Лорду некогда скорбеть. Надо собирать войско, воевать с Каралдором, удерживать вечно готовых взбунтоваться северных лордов — оплакивать короля нет ни сил, ни времени. Ей же предстояло отдать последний долг умершему. Когда Аннабел думала о каменных стенах и полах часовни, ее охватывал ужас. Камень, только холодный камень кругом, ни живой души… Стылый воздух… Тишина… Этот камень к утру высосет все силы.
Стрелок коснулся ее руки. Аннабел сжала его пальцы. Крепко. Так воин сжимает меч, корабельщик — весло.
— Он был славным королем… — проговорил Стрелок. — Доблестным воином.
— Да, это так. О его доблести говорили все. Мало кто знал, каким он был хорошим отцом. Мне редко доводилось слышать от него нежные слова… Отец вообще многословием не отличался… Лишь со времени болезни стал поверять мне то, что таил на сердце. Лишь тогда я поняла, как сильно он любил нас. Когда умерла сестра, я отдалась своему горю и ни разу не задумалась, каково отцу, — Маргарет была его любимицей…
Стрелок пошевелился, и Аннабел взглянула на него. По лицу охотника скользнула тень.
— Что случилось?
Стрелок помедлил.
— Говорят, король выдал дочь замуж насильно…
Аннабел чуть отстранилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136