Он остановился, озадаченный. Как бы сильно ни хлестал дождь, после трехнедельной суши земля жадно впитывала влагу и никаких ручьев на тропе к дому быть не могло. Однако же вот, чавкало. Следовательно, он потерял тропу и попал в болото.
Стрелка разом бросило в жар. Как он мог сбиться с хоженого-перехоженого пути? Что за морок напал? И винить чью-то злую волю не приходилось: в комнату Маргарет его завели, но сюда-то забрел сам. Он рывком обернулся. Невмочь было оставаться спиной к черным слепым провалам между деревьями. Стрелок отскочил, привалился спиной к неохватному стволу. Прошла минута, другая… Кругом все было тихо. Он огляделся, пытаясь сообразить, где находится и куда надо идти. Стоял на небольшой поляне, окруженной густым кустарником. Таких полян в лесу сотни.
Что же с ним творится? Никогда он не боялся леса. Забредая за многие мили от дома, знал: по тем или иным приметам найдет обратную дорогу, вернется. Тем беспомощнее чувствовал себя сейчас, заблудившись в двух шагах от дома. Постарался успокоиться, рассудить здраво. В лес он вступил никак не больше часа назад. Значит, до Гнилой трясины дойти не успел и всего лишь попал в Приречную топь… Открытие это неприятно поразило Стрелка. Получалось, он прошел мимо собственного дома.
Дождевые струи поредели. Стрелок взглянул вверх, нетерпеливо ожидая, не выглянет ли луна. Рядом хрустнула ветка. Охотник мгновенно обернулся. Из темной гущи листвы на него смотрели глаза. Огромные, удлиненные, нечеловеческие. Словно по волшебству, прекратился дождь, полная белая луна выплыла из-за облаков. Глаза — озера лунного света — приблизились, с мокрых веток на Стрелка обильно посыпались дождевые капли, и белый олень не спеша выступил из зарослей. Стрелок не шевелился. Олень стоял в двух шагах. Влажная шкура его серебрилась в лунном свете, дождевые капли поблескивали на ветвистых рогах, словно драгоценные камни в короне. Вот он изогнул шею и взглянул человеку прямо в глаза. Затем медленно, осыпая капли с трепещущих ветвей, удалился.
Стрелок вдруг сообразил, где находится. Он стоял под огромным, насчитывавшим не одну сотню лет дубом. Впереди и впрямь была топь, а сзади, в нескольких минутах ходьбы, — дом.
* * *
В очаге пылал огонь, по комнате разливался аромат жаркого. Менестрель повернул вертел. С кусков крольчатины в очаг закапал сок, зашипел на поленьях.
— Заходи, — дружелюбно предложил Менестрель хозяину. — Через минуту будет готово. Можешь пока заняться бужениной, она у тебя отменная. Да ступай переоденься, ты весь мокрый. Как раз и мясо дожарится.
Наконец они уселись за стол и воздали должное ужину. Когда с едой было покончено, Менестрель спросил:
— Что случилось? На тебе лица нет.
Стрелок устало засмеялся.
— Да… Себе дивлюсь. Только что мимо дома промчался. Знаешь, как заяц бежит: глаза в разные стороны, ничего перед собой не видит. Эдак, если хорошо разогнаться, можно и невесту мимо алтаря провести.
Менестрель не принял шутливого тона.
— Спрашиваю, что случилось.
— Побывал в замке.
Менестрель кивнул:
— Я так и думал.
— Меня провели в комнаты Аннабел, и некоторое время мы разговаривали там, потом прошли в часовню, а потом… Понимаешь, мне удалось убедить Аннабел прилечь отдохнуть, иначе она не выдержала бы завтрашнего дня. Я ушел затемно. И вот во дворе… меня нагнали и, якобы от имени Аннабел, попросили вернуться.
— Дальше. — Менестрель напряженно смотрел на него.
— Привели в комнаты, где много лет никто не жил. В комнаты, точь-в-точь похожие на покои Аннабел.
— Что?
— Поначалу я решил, что с ума схожу. Затем догадался. Это были комнаты ее умершей сестры.
Менестрель стиснул край стола. Глядя на его побелевшие пальцы, Стрелок вспомнил судорожно сжатые руки Аннабел.
— Ты уверен? — спросил Менестрель.
— Да, там висел ее портрет… Не могу взять в толк, кому и зачем понадобилось приводить меня туда… Кругом паутина — гуще, чем в лесу, пыль, книги мышами погрызены…
— Постой, — Менестрель тер рукой лоб, пытаясь собраться с мыслями, — о чем вы с Аннабел говорили?
— О ее отце, конечно… Аннабел страшно горюет. Я не знал… не думал, что они с отцом были так привязаны друг к другу. Короли обычно плохо ладят с наследниками: те дышат в затылок. А тут еще и слухи о короле-тиране, насильно выдавшем дочь замуж. Это ложь, понимаешь?
— Да, — откликнулся Менестрель. — Ее никто не сумел бы принудить. Никто и никогда. Никто не совладал бы с ней, не уступи сама…
— Ты знал ее? — удивленно начал Стрелок, но тут же вспомнил: Менестрель бывал в этих краях, а король охотно приглашал ко двору певцов и поэтов… Интересно, что заставило певца покинуть королевство на долгих семь лет? — Подожди. Получается, ты ушел, когда Маргарет выдали замуж?
Менестрель не ответил. Вряд ли он вообще слышал вопрос. Стрелок вдруг совершенно отчетливо представил день, когда они встретились с певцом в покинутом храме. Как внимательно Менестрель разглядывал Аннабел, вслушивался в звук ее голоса, словно принцесса ему кого-то напомнила; как на ее вопрос о Каралдоре отрезал: «Что можно сказать о королевстве, где убивают своих королев».
Стрелку все стало ясно — словно две узкие извилистые тропы сошлись в широкую прямую дорожку.
В лесном храме встречался певец с принцессой Маргарет. Потому и свернул с дороги, чтобы вновь взглянуть на заброшенное святилище. Аннабел слышала о лесном храме от сестры, вот и захотела туда отправиться.
И тотчас в ушах Стрелка зазвучал тихий, печальный голос Аннабел: «Говорят, что люди, воззвавшие к королеве Инир, после смерти превращаются в оленей. Бродят по лесной чаще — неуязвимые для стрел».
Верил ли в это певец? Хотел верить!
…Менестрель перевел дыхание и огляделся с видом человека, напрочь забывшего, где он находится. Встал, подошел к окну, отворил ставни. Из окна потянуло холодом, запахом сырой земли. Уже рассвело. Ветер потревожил деревья, застучали по крыше капли. Глядя в окно, Менестрель сказал:
— Я последовал за ней в Каралдор… Но ничем уже не мог помочь.
Стрелок провел рукой по столу, словно сметая невидимый сор. И суток не прошло с того момента, как он гадал: кто был возлюбленным Маргарет, что с ним случилось, как пережил удар?
— Как же ты?..
Менестрель привычным движением подхватил лютню:
— Певунья… С ней я был обручен прежде, чем с Маргарет. Она удержала…
И лязгнул зловеще засов за спиною,
И лопнула, вздрогнув, струна.
Ваш голос затих отзвеневшей струною,
А в небе погасла луна.
И грустно смеяться, и весело плакать,
В ночи у ограды стою…
Но — прочь от ворот! Вас оплачет собака
И в церкви потом отпоют.
Идти ли направо, идти ли налево,
Рвануться вперед иль вернуться назад,
А в замке уснула навек королева,
Певцу подарившая взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Стрелка разом бросило в жар. Как он мог сбиться с хоженого-перехоженого пути? Что за морок напал? И винить чью-то злую волю не приходилось: в комнату Маргарет его завели, но сюда-то забрел сам. Он рывком обернулся. Невмочь было оставаться спиной к черным слепым провалам между деревьями. Стрелок отскочил, привалился спиной к неохватному стволу. Прошла минута, другая… Кругом все было тихо. Он огляделся, пытаясь сообразить, где находится и куда надо идти. Стоял на небольшой поляне, окруженной густым кустарником. Таких полян в лесу сотни.
Что же с ним творится? Никогда он не боялся леса. Забредая за многие мили от дома, знал: по тем или иным приметам найдет обратную дорогу, вернется. Тем беспомощнее чувствовал себя сейчас, заблудившись в двух шагах от дома. Постарался успокоиться, рассудить здраво. В лес он вступил никак не больше часа назад. Значит, до Гнилой трясины дойти не успел и всего лишь попал в Приречную топь… Открытие это неприятно поразило Стрелка. Получалось, он прошел мимо собственного дома.
Дождевые струи поредели. Стрелок взглянул вверх, нетерпеливо ожидая, не выглянет ли луна. Рядом хрустнула ветка. Охотник мгновенно обернулся. Из темной гущи листвы на него смотрели глаза. Огромные, удлиненные, нечеловеческие. Словно по волшебству, прекратился дождь, полная белая луна выплыла из-за облаков. Глаза — озера лунного света — приблизились, с мокрых веток на Стрелка обильно посыпались дождевые капли, и белый олень не спеша выступил из зарослей. Стрелок не шевелился. Олень стоял в двух шагах. Влажная шкура его серебрилась в лунном свете, дождевые капли поблескивали на ветвистых рогах, словно драгоценные камни в короне. Вот он изогнул шею и взглянул человеку прямо в глаза. Затем медленно, осыпая капли с трепещущих ветвей, удалился.
Стрелок вдруг сообразил, где находится. Он стоял под огромным, насчитывавшим не одну сотню лет дубом. Впереди и впрямь была топь, а сзади, в нескольких минутах ходьбы, — дом.
* * *
В очаге пылал огонь, по комнате разливался аромат жаркого. Менестрель повернул вертел. С кусков крольчатины в очаг закапал сок, зашипел на поленьях.
— Заходи, — дружелюбно предложил Менестрель хозяину. — Через минуту будет готово. Можешь пока заняться бужениной, она у тебя отменная. Да ступай переоденься, ты весь мокрый. Как раз и мясо дожарится.
Наконец они уселись за стол и воздали должное ужину. Когда с едой было покончено, Менестрель спросил:
— Что случилось? На тебе лица нет.
Стрелок устало засмеялся.
— Да… Себе дивлюсь. Только что мимо дома промчался. Знаешь, как заяц бежит: глаза в разные стороны, ничего перед собой не видит. Эдак, если хорошо разогнаться, можно и невесту мимо алтаря провести.
Менестрель не принял шутливого тона.
— Спрашиваю, что случилось.
— Побывал в замке.
Менестрель кивнул:
— Я так и думал.
— Меня провели в комнаты Аннабел, и некоторое время мы разговаривали там, потом прошли в часовню, а потом… Понимаешь, мне удалось убедить Аннабел прилечь отдохнуть, иначе она не выдержала бы завтрашнего дня. Я ушел затемно. И вот во дворе… меня нагнали и, якобы от имени Аннабел, попросили вернуться.
— Дальше. — Менестрель напряженно смотрел на него.
— Привели в комнаты, где много лет никто не жил. В комнаты, точь-в-точь похожие на покои Аннабел.
— Что?
— Поначалу я решил, что с ума схожу. Затем догадался. Это были комнаты ее умершей сестры.
Менестрель стиснул край стола. Глядя на его побелевшие пальцы, Стрелок вспомнил судорожно сжатые руки Аннабел.
— Ты уверен? — спросил Менестрель.
— Да, там висел ее портрет… Не могу взять в толк, кому и зачем понадобилось приводить меня туда… Кругом паутина — гуще, чем в лесу, пыль, книги мышами погрызены…
— Постой, — Менестрель тер рукой лоб, пытаясь собраться с мыслями, — о чем вы с Аннабел говорили?
— О ее отце, конечно… Аннабел страшно горюет. Я не знал… не думал, что они с отцом были так привязаны друг к другу. Короли обычно плохо ладят с наследниками: те дышат в затылок. А тут еще и слухи о короле-тиране, насильно выдавшем дочь замуж. Это ложь, понимаешь?
— Да, — откликнулся Менестрель. — Ее никто не сумел бы принудить. Никто и никогда. Никто не совладал бы с ней, не уступи сама…
— Ты знал ее? — удивленно начал Стрелок, но тут же вспомнил: Менестрель бывал в этих краях, а король охотно приглашал ко двору певцов и поэтов… Интересно, что заставило певца покинуть королевство на долгих семь лет? — Подожди. Получается, ты ушел, когда Маргарет выдали замуж?
Менестрель не ответил. Вряд ли он вообще слышал вопрос. Стрелок вдруг совершенно отчетливо представил день, когда они встретились с певцом в покинутом храме. Как внимательно Менестрель разглядывал Аннабел, вслушивался в звук ее голоса, словно принцесса ему кого-то напомнила; как на ее вопрос о Каралдоре отрезал: «Что можно сказать о королевстве, где убивают своих королев».
Стрелку все стало ясно — словно две узкие извилистые тропы сошлись в широкую прямую дорожку.
В лесном храме встречался певец с принцессой Маргарет. Потому и свернул с дороги, чтобы вновь взглянуть на заброшенное святилище. Аннабел слышала о лесном храме от сестры, вот и захотела туда отправиться.
И тотчас в ушах Стрелка зазвучал тихий, печальный голос Аннабел: «Говорят, что люди, воззвавшие к королеве Инир, после смерти превращаются в оленей. Бродят по лесной чаще — неуязвимые для стрел».
Верил ли в это певец? Хотел верить!
…Менестрель перевел дыхание и огляделся с видом человека, напрочь забывшего, где он находится. Встал, подошел к окну, отворил ставни. Из окна потянуло холодом, запахом сырой земли. Уже рассвело. Ветер потревожил деревья, застучали по крыше капли. Глядя в окно, Менестрель сказал:
— Я последовал за ней в Каралдор… Но ничем уже не мог помочь.
Стрелок провел рукой по столу, словно сметая невидимый сор. И суток не прошло с того момента, как он гадал: кто был возлюбленным Маргарет, что с ним случилось, как пережил удар?
— Как же ты?..
Менестрель привычным движением подхватил лютню:
— Певунья… С ней я был обручен прежде, чем с Маргарет. Она удержала…
И лязгнул зловеще засов за спиною,
И лопнула, вздрогнув, струна.
Ваш голос затих отзвеневшей струною,
А в небе погасла луна.
И грустно смеяться, и весело плакать,
В ночи у ограды стою…
Но — прочь от ворот! Вас оплачет собака
И в церкви потом отпоют.
Идти ли направо, идти ли налево,
Рвануться вперед иль вернуться назад,
А в замке уснула навек королева,
Певцу подарившая взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136