Впрочем, человеку кажется, что он САМсоздаёт каждую ступень. Ему не дано увидеть, что вся лестница уже ПРЕДСУЩЕСТВУЕТ ЗАРАНЕЕ.
— Если бы узнал — умер бы от тоски, — улыбнулся старик.
— Может быть… Редко кто видит эту лестницу на дальность одного пролёта. А если и видит… Вот мы, искатели Совершенного Пути, достигли, прямо скажем, немалого за все эти столетия. Но все мы сидим внутри того же колеса, на той же лестнице.
— Тот, кто придумал эту лестницу и закинул на неё человека, очень хитёр. Он манит нас иллюзией выхода, иллюзией свободы и нечеловеческого блаженства в единстве с миром, но на самом деле обделывает, используя наши страсти и стремления, свои собственные дела, которые уж никак не совпадают с нашими.
— Ещё как используя! — усмехнулся Сфагам. — И слепота не видящих лестницу во многом связана с тем, что они не хотят в это поверить. Тем более что многие из них неплохо устроились на этих ступенях — гуляют вдоль по ним, моют их, устилают коврами…
— Да, Сфагам, твоя мысль проникла глубоко. Ведь не зря же старые патриархи призывали учиться единению с миром у неродившихся младенцев. Мне близки твои мысли. Ты к тому же помог мне понять, почему мне не нравится учение этого пророка. Дело даже не в том, что он считает себя по меньшей мере родным братом того, кто создал эту самую лестницу. Он убеждён, что цели человека и цели создавшего лестницу совпадают и наверху ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЕСТЬ ВЫХОД! Он думает, что способен увести людей с лестницы! Причём всех сразу — всех, кто ему поверит! Неплохо, а? А ведь людям, особенно слабым, так хочется в это поверить!
Последние слова настоятель произнёс в сильном возбуждении, подавшись вперёд и склонившись низко над столом.
— Если люди поверят, что они сами хозяева на лестнице, — они сделают самый решающий и необратимый шаг прочь от естества. А когда они поймут, что это не так и что вырваться из этой ловушки невозможно, — вот тогда они озлобятся. Озлобятся так, что начнут чистить ступени друг от друга, и тогда все наши войны и бесчинства покажутся детскими забавами.
— Вот-вот. Сначала они попытаются вернуться к первым ступеням, а потом всё начнётся сначала… Не знаю, может быть, главному строителю именно этого и надо. Твое Большое Время наступило, Сфагам.
— Что ж, мне бы надо получше понять этих самых…
— Ты их всегда найдёшь в левом крыле. Но не торопись, время ещё есть.
— Да… сегодня я хотел бы повидать своих старых приятелей.
— Конечно. Они тебя всё время вспоминали. А вечером я жду твоих рассказов.
Сфагам вышел от патриарха с лёгким сердцем. Всё складывалось в точном соответствии с его предчувствиями. К тому же та ноющая боль недосказанности, которая возникла между ними в день его отъезда из Братства и мучила его всё это время, растаяла без следа.
Глава 22
— Что там за шум? — Анмист повернул голову в сторону улицы, откуда всё громче доносились звуки голосов.
— Чудака этого хоронят, который вчера себя зарезал, — ответила Гембра. Она сидела лицом к окну и, не отрываясь от разговора, наблюдала за тем, что происходило на улице.
Уже не в первый раз они встречались в этом тихом полутёмном кабачке свидом на площадь, в дальнем конце которой возвышался величественный Храм Богов Неба. Здесь было спокойно и уютно. Редкие посетители всегда вели себя степенно и не мешали неспешному разговору.
Новый знакомый вызывал у Гембры непростые чувства. Своим умом, невозмутимостью и необычными способностями он напоминал ей Сфагама. Но тот был сдержан, а Анмист, скорее, холоден. Если Сфагам пытался вжиться в мир, то Анмист почти не скрывал своей пресыщенности жизнью. А ещё в его словах время от времени проскальзывали нотки брезгливости и едва заметного высокомерия. Конечно же, Гембра не могла со всей ясностью объяснить себе всё это, тем более что Анмист всё же с немалой силой притягивал её к себе. Он внимательно слушал её рассказы, особенно обо всём, что касалось Сфагама. Ей это нравилось. И хотя явно повышенное внимание нового приятеля не могло не пробудить в ней лёгкие нотки настороженности, при том ещё, что Анмист почти ничего не говорил о себе, всё же открытость её натуры брала верх. А кроме того, Гембра заметила, что даже за те несколько дней, что они были знакомы, внешность Анмиста неуловимо, но явственно изменилась. Казалось, что его лицо приобретает всё более завершённую и отточенную форму, словно скульптура, когда резец мастера завершает последние, самые мелкие и тонкие детали. Это создавало особую интригу — затягивающую и немного страшноватую. Иногда её даже немного влекло к нему, но тут же просыпалось непререкаемое убеждение, что Сфагама ей никто не заменит. Даже самый умный и сильный… И ещё… Сфагам никогда не демонстрировал своего превосходства, даже тогда, когда от него этого ждали. Именно это необычайно редкое качество поразило и подкупало её в начале их знакомства. Анмист же делал это постоянно — тонко, изысканно, мастерски… Никто из мужчин, которых Гембра знала раньше, даже близко не мог подойти к таким высотам изощрённого самоутверждения. Но она была уже достаточно опытна, чтобы не попадаться в эти сети. К тому же подобная манера Анмиста вовсе не говорила о каких-то особых намерениях. Такова была его натура — он просто не мог иначе…
— Смотри, какая птица! — воскликнула Гембра, показывая пальцем в окно.
Огромный красный попугай необычными танцующими зигзагами пропорхал мимо окна и устремился к дальнему краю площади.
— Пойдём, посмотрим…
— Да, любопытно… — Анмист бросил на стол монетку и вслед за Гемброй направился к выходу. Они вышли из глубокой тени узкой улочки на ярко освещённую площадь, следя за прихотливыми перемещениями диковинной птицы. Попугай то взмывал вверх, то планировал, едва не задевая людские головы. Но его, как ни странно, никто не замечал. И когда он сделал два низких круга над столпившимися вокруг погребальных носилок людьми, никто даже не бросил взгляда вверх.
Когда Гембра и Анмист подошли вплотную, попугай вовсе исчез из виду, словно растворился в воздухе.
— Интересно, о чём это они там?… — спросила Гембра, осторожно протискиваясь через спины собравшихся.
— Действительно интересно… Иначе я не насчитал бы здесь уже четырёх тайных соглядатаев, — тихо ответил Анмист, стараясь не отставать от Гембры.
— …Будем же твёрды, как наш возлюбленный брат, которого мы провожаем сегодня в царство вечного покоя! — возбуждённо говорил низкорослый лобастый человек с недлинной, но сильно растрёпанной черной бородой. — Оковы тленного мира не властны более над ним, и душа его уже познала объятья нашего единого небесного отца. Как сказал Пророк, за луч света. протянутый отцом, можно ухватиться и подняться ввысь, за взгляд сомнения, брошенный пролетающим над бездной, силы зла могут утянуть вниз!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Если бы узнал — умер бы от тоски, — улыбнулся старик.
— Может быть… Редко кто видит эту лестницу на дальность одного пролёта. А если и видит… Вот мы, искатели Совершенного Пути, достигли, прямо скажем, немалого за все эти столетия. Но все мы сидим внутри того же колеса, на той же лестнице.
— Тот, кто придумал эту лестницу и закинул на неё человека, очень хитёр. Он манит нас иллюзией выхода, иллюзией свободы и нечеловеческого блаженства в единстве с миром, но на самом деле обделывает, используя наши страсти и стремления, свои собственные дела, которые уж никак не совпадают с нашими.
— Ещё как используя! — усмехнулся Сфагам. — И слепота не видящих лестницу во многом связана с тем, что они не хотят в это поверить. Тем более что многие из них неплохо устроились на этих ступенях — гуляют вдоль по ним, моют их, устилают коврами…
— Да, Сфагам, твоя мысль проникла глубоко. Ведь не зря же старые патриархи призывали учиться единению с миром у неродившихся младенцев. Мне близки твои мысли. Ты к тому же помог мне понять, почему мне не нравится учение этого пророка. Дело даже не в том, что он считает себя по меньшей мере родным братом того, кто создал эту самую лестницу. Он убеждён, что цели человека и цели создавшего лестницу совпадают и наверху ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЕСТЬ ВЫХОД! Он думает, что способен увести людей с лестницы! Причём всех сразу — всех, кто ему поверит! Неплохо, а? А ведь людям, особенно слабым, так хочется в это поверить!
Последние слова настоятель произнёс в сильном возбуждении, подавшись вперёд и склонившись низко над столом.
— Если люди поверят, что они сами хозяева на лестнице, — они сделают самый решающий и необратимый шаг прочь от естества. А когда они поймут, что это не так и что вырваться из этой ловушки невозможно, — вот тогда они озлобятся. Озлобятся так, что начнут чистить ступени друг от друга, и тогда все наши войны и бесчинства покажутся детскими забавами.
— Вот-вот. Сначала они попытаются вернуться к первым ступеням, а потом всё начнётся сначала… Не знаю, может быть, главному строителю именно этого и надо. Твое Большое Время наступило, Сфагам.
— Что ж, мне бы надо получше понять этих самых…
— Ты их всегда найдёшь в левом крыле. Но не торопись, время ещё есть.
— Да… сегодня я хотел бы повидать своих старых приятелей.
— Конечно. Они тебя всё время вспоминали. А вечером я жду твоих рассказов.
Сфагам вышел от патриарха с лёгким сердцем. Всё складывалось в точном соответствии с его предчувствиями. К тому же та ноющая боль недосказанности, которая возникла между ними в день его отъезда из Братства и мучила его всё это время, растаяла без следа.
Глава 22
— Что там за шум? — Анмист повернул голову в сторону улицы, откуда всё громче доносились звуки голосов.
— Чудака этого хоронят, который вчера себя зарезал, — ответила Гембра. Она сидела лицом к окну и, не отрываясь от разговора, наблюдала за тем, что происходило на улице.
Уже не в первый раз они встречались в этом тихом полутёмном кабачке свидом на площадь, в дальнем конце которой возвышался величественный Храм Богов Неба. Здесь было спокойно и уютно. Редкие посетители всегда вели себя степенно и не мешали неспешному разговору.
Новый знакомый вызывал у Гембры непростые чувства. Своим умом, невозмутимостью и необычными способностями он напоминал ей Сфагама. Но тот был сдержан, а Анмист, скорее, холоден. Если Сфагам пытался вжиться в мир, то Анмист почти не скрывал своей пресыщенности жизнью. А ещё в его словах время от времени проскальзывали нотки брезгливости и едва заметного высокомерия. Конечно же, Гембра не могла со всей ясностью объяснить себе всё это, тем более что Анмист всё же с немалой силой притягивал её к себе. Он внимательно слушал её рассказы, особенно обо всём, что касалось Сфагама. Ей это нравилось. И хотя явно повышенное внимание нового приятеля не могло не пробудить в ней лёгкие нотки настороженности, при том ещё, что Анмист почти ничего не говорил о себе, всё же открытость её натуры брала верх. А кроме того, Гембра заметила, что даже за те несколько дней, что они были знакомы, внешность Анмиста неуловимо, но явственно изменилась. Казалось, что его лицо приобретает всё более завершённую и отточенную форму, словно скульптура, когда резец мастера завершает последние, самые мелкие и тонкие детали. Это создавало особую интригу — затягивающую и немного страшноватую. Иногда её даже немного влекло к нему, но тут же просыпалось непререкаемое убеждение, что Сфагама ей никто не заменит. Даже самый умный и сильный… И ещё… Сфагам никогда не демонстрировал своего превосходства, даже тогда, когда от него этого ждали. Именно это необычайно редкое качество поразило и подкупало её в начале их знакомства. Анмист же делал это постоянно — тонко, изысканно, мастерски… Никто из мужчин, которых Гембра знала раньше, даже близко не мог подойти к таким высотам изощрённого самоутверждения. Но она была уже достаточно опытна, чтобы не попадаться в эти сети. К тому же подобная манера Анмиста вовсе не говорила о каких-то особых намерениях. Такова была его натура — он просто не мог иначе…
— Смотри, какая птица! — воскликнула Гембра, показывая пальцем в окно.
Огромный красный попугай необычными танцующими зигзагами пропорхал мимо окна и устремился к дальнему краю площади.
— Пойдём, посмотрим…
— Да, любопытно… — Анмист бросил на стол монетку и вслед за Гемброй направился к выходу. Они вышли из глубокой тени узкой улочки на ярко освещённую площадь, следя за прихотливыми перемещениями диковинной птицы. Попугай то взмывал вверх, то планировал, едва не задевая людские головы. Но его, как ни странно, никто не замечал. И когда он сделал два низких круга над столпившимися вокруг погребальных носилок людьми, никто даже не бросил взгляда вверх.
Когда Гембра и Анмист подошли вплотную, попугай вовсе исчез из виду, словно растворился в воздухе.
— Интересно, о чём это они там?… — спросила Гембра, осторожно протискиваясь через спины собравшихся.
— Действительно интересно… Иначе я не насчитал бы здесь уже четырёх тайных соглядатаев, — тихо ответил Анмист, стараясь не отставать от Гембры.
— …Будем же твёрды, как наш возлюбленный брат, которого мы провожаем сегодня в царство вечного покоя! — возбуждённо говорил низкорослый лобастый человек с недлинной, но сильно растрёпанной черной бородой. — Оковы тленного мира не властны более над ним, и душа его уже познала объятья нашего единого небесного отца. Как сказал Пророк, за луч света. протянутый отцом, можно ухватиться и подняться ввысь, за взгляд сомнения, брошенный пролетающим над бездной, силы зла могут утянуть вниз!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108