в милицейской камере и в комнате летчиков.
Топор хотел ответить:
- Наверно, Жорку убили.
Но он не мог представить Жорку убитым. Такие, как он, не погибают. Скорее, погибнут все остальные жители Земли.
До глубокой ночи, до трех часов, он не верил, а потом вдруг как-то враз - словно под разрыв хлопушки - поверил. И заснул со слезой у угла глаза и мыслью, что так и не успел сказать Жорке какой он хороший. Топор по молодости лет еще не знал, что когда умирает кто-то очень близкий или очень родной, страшнее всего именно это чувство: чувство недосказанности.
- Ты проснешься, урод, или тебе по носопырке шарахнуть?
- Урод?
Только это слово протрезвило Топора. Он еще сильнее распахнул глаза, хотя они и без того уже были открыты, вгляделся в нечто белесое и мутное перед собой и чуть не закричал: "Жо-о-орка!"
Спасли губы. Они бы при всем желании не открылись до энергичной буквы "ж". Получилось глупое и глухое, как шорох разминаемых в пальцах сухой травы:
- Шо-о-огка...
- Не ори, - показывая пример, прохрипел в шепоте Жора Прокудин. Пошли во двор.
- А сколько это... вгемени?
- Без десяти четыре. Детское время.
Во дворе, при сером свете луны, Топор чуть было опять не поверил в то, что спит. На идущем впереди него человеке была надета матроска, и синий гюйс смотрелся на спине криво пришитым лоскутом. Вместо вареных джинсов на ногах колоколами болтались черные брючины. Топор еле сдержал желание спросить моряка, не ошибся ли он адресом.
Обернувшись, Жора Прокудин наконец-то во всей красе продемонстрировал свое небритое лицо. Только волосы, его чернявые, вечно перепутанные волосы лежали соломой. Где Прокудин смог достать такой клейкий бриолин, Топор не мог даже представить.
- Ты все-таки шив, - прошептал он.
- Чего-чего? - не понял Жора.
- Ты шив, шив, шив...
Повис на нем Топор.
- Ну, ты это... того, - попытался отцепить руки с шеи Прокудин. - Не хнычь... А то соплями меня всего измажешь...
- Ты все-таки шив... А как ты спашшя?.. Как?.. Сплыгнул с самолета?.. Шплыгнул?
- А нормально ты говорить не можешь? Без шипения...
- Ишо губы болят... И лицо...
- Да-а... У тебя точно сейчас лишо, а не лицо, - улыбнулся Жора Прокудин от вида того узкоглазо-азиатского, что смотрело сейчас на него.
- Я им не шкасал... Нишего не шкасал...
- Чего не сказал?
- Ну, про твой угон шамолета... Как сбег... Там, в машине...
- Ты прирожденный конспиратор, - похвалил Жора. - Тебе бы в начале века родиться... точно бы большевиком-подпольщиком стал.
- А где твоя одефда?
- Рыбам дал поносить.
- Каким гыбам?
- Ну, какие в Черном море есть?.. Скумбрия там, кефаль... Слушай, а Жанетка не уехала?
- Нет. Вешером поефда нету.
- А-а, ну да- - вечером, - самому себе перевел Жора Прокудин. - А этот... ну, моль бледная, стихоплет, свалил?
Тяжким вздохом Топор ответил лучше любых слов.
Если бы не приблудный поэт Бенедиктинов, он бы видел голую Жанетку не во сне, а наяву.
- Он ей вешь веши штихи шитал. Про любовь... Складно так... Она двафды плакала... Но вообфе-то стихи хорошие. Не то фто "Он уехал прошь на ношной электгичке..."
- С этим Пастернаком недорезанным я утром разберусь, - плюнул в сторону окна Жора Прокудин. - По полной форме. Будет вынос тела... А ты давай в темпе вальса одевайся! Еще не все фишки поставлены!
- Одевасса?.. А зашем? - удивился Топор.
- По пути объясню.
- А там сам что... так и пойдешь?
Жора Прокудин окинул взглядом свою матросскую форму, огромные ботинки - прогары и похвастался:
- Подарок Нейптуна! Понял?.. Меня морские погранцы в море подобрали. Наплел им, что на надувной шлюпке заплыл слишком далеко, а она того шш-шик и лопнула!
- Повегили?
- Ты меня обижаешь, Топор!.. Неужели я хоть раз в жизни сфальшивил? Ты видел актера, талантливее меня?
- А ты был актегом? - принял все за чистую монету Топор.
- Весь мир театр, милый мой! Просто одним достаются хорошие роли, а другим - плохие. Ты какую предпочитаешь?
- Ховофую...
- Ну, и умница!.. Иди переодевайся!.. Ты, кстати, деньги со стола тогда забрал?
- Ага.
- Вот это молодец! Я - не спонсор. Я не хочу финансировать реформу в армии, - провел ладонью по мягкому рукаву фланелевки и добавил: - и флота...
Глава тридцать шестая
ДОПРОС КОММУНИСТА-БУХГАЛТЕРА
У лысого мужичка руки оказались совсем не по возрасту крепкими. Загорелое изношенное лицо смотрелось на шесть десятков, руки - на сорок лет.
Когда они с трудом привязали мужичка к верстаку в сарае, Жору Прокудина и Топора уже можно было сушить. Отерев густой пот со лба рукавом, Жора посмотрел на черные пятки мужичка и спросил:
- Где Гвидонов?
- Я в милицию на вас заявлю, - ответил хозяин дома и дернулся под веревками.
Веревки были добротными. Как и все остальное в его сарае: верстак дубового дерева, мини-бетономешалка в углу, кадушка, инструменты, висящие на стене ровненько-ровненько, будто и не русским человеком был мужик, а немцем или шведом.
Он и не кричал, собственно, когда они вдвоем сорвали его с тепленькой постельки, не матюгался, а только угрожал милицией, точно не парни вязали его, а дети малые.
- Ладно, - согласился с юридической наивностью хозяина Жора Прокудин. - Сменим вопрос. Где остальные мешки?
- Я вас не знаю... Кто вы?..
- Народные мстители. Робин Гуды.
- В морской форме? - скосил глаза мужичок на жориков клеш.
- А что, у мстителей не может быть подразделение морских пехотинцев?
- Ты зря тронул меня, - с необычной злостью сказал мужичок.
Если бы на нем была одежда посерьезней, Жора Прокудин еще проникся бы тревогой, а на фоне застираной серой майки и трусов в алых маках - любая угроза воспринималась анекдотически.
- Так где мешки, хозяин? - заглянув в пустой барабан бетономешалки, поинтересовался Жора. - Говори сам, а то весь дом перероем.
- Ройте.
- Какой-то ты негостеприимный...
Милиция будет с вами гостеприимничать!
- Ты слышал? - спросил Прокудин сидящего на кадушке Топора. - Он меня уже заколебал своей милицией!.. Ты что, дядя, в органах служил?
Шея мужичка одеревенела, и он, расслабив ее, коснулся затылком верстака. На потолке полосами лежали тени от лампочки. Нестерпимо хотелось курить, но он посчитал бы позором для себя попросить сигарету у этих зверей. Моряка он почему-то не боялся. Болтуны не бывают злыми. Его тревожил урод с кривым носом. Он сидел на кадушке и пристально смотрел на ноги мужичка. Такого отечного и синюшного лица хозяин дома не видел еще ни разу. Человек, которого так обидели, не может быть милосердным.
- Значит, не скажешь, - подытожил Жора Прокудин.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите... Я - пенсионер. Сплю в собственном доме. Врагов не имею...
- Уже имеешь.
- Парни, вы меня с кем-то спутали, - снова напряг шею мужичок.
- Как тебя зовут-то?
- Вот видите! - обрадовался он. - Врываетесь в дом к незнакомому человеку, не разобравшись связываете его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Топор хотел ответить:
- Наверно, Жорку убили.
Но он не мог представить Жорку убитым. Такие, как он, не погибают. Скорее, погибнут все остальные жители Земли.
До глубокой ночи, до трех часов, он не верил, а потом вдруг как-то враз - словно под разрыв хлопушки - поверил. И заснул со слезой у угла глаза и мыслью, что так и не успел сказать Жорке какой он хороший. Топор по молодости лет еще не знал, что когда умирает кто-то очень близкий или очень родной, страшнее всего именно это чувство: чувство недосказанности.
- Ты проснешься, урод, или тебе по носопырке шарахнуть?
- Урод?
Только это слово протрезвило Топора. Он еще сильнее распахнул глаза, хотя они и без того уже были открыты, вгляделся в нечто белесое и мутное перед собой и чуть не закричал: "Жо-о-орка!"
Спасли губы. Они бы при всем желании не открылись до энергичной буквы "ж". Получилось глупое и глухое, как шорох разминаемых в пальцах сухой травы:
- Шо-о-огка...
- Не ори, - показывая пример, прохрипел в шепоте Жора Прокудин. Пошли во двор.
- А сколько это... вгемени?
- Без десяти четыре. Детское время.
Во дворе, при сером свете луны, Топор чуть было опять не поверил в то, что спит. На идущем впереди него человеке была надета матроска, и синий гюйс смотрелся на спине криво пришитым лоскутом. Вместо вареных джинсов на ногах колоколами болтались черные брючины. Топор еле сдержал желание спросить моряка, не ошибся ли он адресом.
Обернувшись, Жора Прокудин наконец-то во всей красе продемонстрировал свое небритое лицо. Только волосы, его чернявые, вечно перепутанные волосы лежали соломой. Где Прокудин смог достать такой клейкий бриолин, Топор не мог даже представить.
- Ты все-таки шив, - прошептал он.
- Чего-чего? - не понял Жора.
- Ты шив, шив, шив...
Повис на нем Топор.
- Ну, ты это... того, - попытался отцепить руки с шеи Прокудин. - Не хнычь... А то соплями меня всего измажешь...
- Ты все-таки шив... А как ты спашшя?.. Как?.. Сплыгнул с самолета?.. Шплыгнул?
- А нормально ты говорить не можешь? Без шипения...
- Ишо губы болят... И лицо...
- Да-а... У тебя точно сейчас лишо, а не лицо, - улыбнулся Жора Прокудин от вида того узкоглазо-азиатского, что смотрело сейчас на него.
- Я им не шкасал... Нишего не шкасал...
- Чего не сказал?
- Ну, про твой угон шамолета... Как сбег... Там, в машине...
- Ты прирожденный конспиратор, - похвалил Жора. - Тебе бы в начале века родиться... точно бы большевиком-подпольщиком стал.
- А где твоя одефда?
- Рыбам дал поносить.
- Каким гыбам?
- Ну, какие в Черном море есть?.. Скумбрия там, кефаль... Слушай, а Жанетка не уехала?
- Нет. Вешером поефда нету.
- А-а, ну да- - вечером, - самому себе перевел Жора Прокудин. - А этот... ну, моль бледная, стихоплет, свалил?
Тяжким вздохом Топор ответил лучше любых слов.
Если бы не приблудный поэт Бенедиктинов, он бы видел голую Жанетку не во сне, а наяву.
- Он ей вешь веши штихи шитал. Про любовь... Складно так... Она двафды плакала... Но вообфе-то стихи хорошие. Не то фто "Он уехал прошь на ношной электгичке..."
- С этим Пастернаком недорезанным я утром разберусь, - плюнул в сторону окна Жора Прокудин. - По полной форме. Будет вынос тела... А ты давай в темпе вальса одевайся! Еще не все фишки поставлены!
- Одевасса?.. А зашем? - удивился Топор.
- По пути объясню.
- А там сам что... так и пойдешь?
Жора Прокудин окинул взглядом свою матросскую форму, огромные ботинки - прогары и похвастался:
- Подарок Нейптуна! Понял?.. Меня морские погранцы в море подобрали. Наплел им, что на надувной шлюпке заплыл слишком далеко, а она того шш-шик и лопнула!
- Повегили?
- Ты меня обижаешь, Топор!.. Неужели я хоть раз в жизни сфальшивил? Ты видел актера, талантливее меня?
- А ты был актегом? - принял все за чистую монету Топор.
- Весь мир театр, милый мой! Просто одним достаются хорошие роли, а другим - плохие. Ты какую предпочитаешь?
- Ховофую...
- Ну, и умница!.. Иди переодевайся!.. Ты, кстати, деньги со стола тогда забрал?
- Ага.
- Вот это молодец! Я - не спонсор. Я не хочу финансировать реформу в армии, - провел ладонью по мягкому рукаву фланелевки и добавил: - и флота...
Глава тридцать шестая
ДОПРОС КОММУНИСТА-БУХГАЛТЕРА
У лысого мужичка руки оказались совсем не по возрасту крепкими. Загорелое изношенное лицо смотрелось на шесть десятков, руки - на сорок лет.
Когда они с трудом привязали мужичка к верстаку в сарае, Жору Прокудина и Топора уже можно было сушить. Отерев густой пот со лба рукавом, Жора посмотрел на черные пятки мужичка и спросил:
- Где Гвидонов?
- Я в милицию на вас заявлю, - ответил хозяин дома и дернулся под веревками.
Веревки были добротными. Как и все остальное в его сарае: верстак дубового дерева, мини-бетономешалка в углу, кадушка, инструменты, висящие на стене ровненько-ровненько, будто и не русским человеком был мужик, а немцем или шведом.
Он и не кричал, собственно, когда они вдвоем сорвали его с тепленькой постельки, не матюгался, а только угрожал милицией, точно не парни вязали его, а дети малые.
- Ладно, - согласился с юридической наивностью хозяина Жора Прокудин. - Сменим вопрос. Где остальные мешки?
- Я вас не знаю... Кто вы?..
- Народные мстители. Робин Гуды.
- В морской форме? - скосил глаза мужичок на жориков клеш.
- А что, у мстителей не может быть подразделение морских пехотинцев?
- Ты зря тронул меня, - с необычной злостью сказал мужичок.
Если бы на нем была одежда посерьезней, Жора Прокудин еще проникся бы тревогой, а на фоне застираной серой майки и трусов в алых маках - любая угроза воспринималась анекдотически.
- Так где мешки, хозяин? - заглянув в пустой барабан бетономешалки, поинтересовался Жора. - Говори сам, а то весь дом перероем.
- Ройте.
- Какой-то ты негостеприимный...
Милиция будет с вами гостеприимничать!
- Ты слышал? - спросил Прокудин сидящего на кадушке Топора. - Он меня уже заколебал своей милицией!.. Ты что, дядя, в органах служил?
Шея мужичка одеревенела, и он, расслабив ее, коснулся затылком верстака. На потолке полосами лежали тени от лампочки. Нестерпимо хотелось курить, но он посчитал бы позором для себя попросить сигарету у этих зверей. Моряка он почему-то не боялся. Болтуны не бывают злыми. Его тревожил урод с кривым носом. Он сидел на кадушке и пристально смотрел на ноги мужичка. Такого отечного и синюшного лица хозяин дома не видел еще ни разу. Человек, которого так обидели, не может быть милосердным.
- Значит, не скажешь, - подытожил Жора Прокудин.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите... Я - пенсионер. Сплю в собственном доме. Врагов не имею...
- Уже имеешь.
- Парни, вы меня с кем-то спутали, - снова напряг шею мужичок.
- Как тебя зовут-то?
- Вот видите! - обрадовался он. - Врываетесь в дом к незнакомому человеку, не разобравшись связываете его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116