- восхитилась Катя. - Плюнула - и прожектора как не бывало!
Об этом случае она и напомнила мне сейчас. Мы благополучно прошли линию фронта. У меня было отличное настроение. Погода хорошая, бомбометание удачное, от прожекторов ушли - чего же больше может желать штурман?
- Пискарь, хочешь я тебе спою?
- - Давай!
В это время на старте у приемника собралось несколько человек и с интересом слушали мой репортаж. Ведь я так и не выключила передатчик!
- Послушаем, как она поет, - пододвигаясь к приемнику, сказала начштаба Ракобольская. Я спела Кате песенку.
- А какой забавный анекдот рассказала мне сегодня Дуся Носаль! беспечно бросала я в эфир.
Катя рассмеялась, прослушав довольно пикантный анекдот. На старте, около приемника, как я потом узнала, стоял хохот.
- Вот болтушки! - усмехнулась командир полка.
- Любопытно, у них всегда такая художественная самодеятельность в воздухе? - удивленно спрашивала "мамочка" - комиссар Рачкевич.
Свою оплошность я заметила лишь тогда, когда мы подошли к аэродрому.
- Ты должна обязательно спеть что-нибудь на нашем праздничном концерте 7 ноября, - сказала мне на КП Рачкевич. - У тебя, право, неплохо получается.
Я переминалась с ноги на ногу...
Евдокия Яковлевна Рачкевич до войны окончила Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. У нее был богатый жизненный опыт и большое, доброе сердце. Чуткая, заботливая, она быстро нашла дорогу и к нашим сердцам. "Деточка", - зачастую обращалась комиссар к кому-либо из нас, пренебрегая уставными требованиями. Вначале мы между собой добродушно подшучивали над таким неуставным обращением, но в душе каждая была рада этому слову: в суровой фронтовой обстановке нам так не хватало материнской теплоты и ласки.
Евдокия Яковлевна внимательно следила не только за боевой работой девушек. Немало сил и времени отдавала она и бытовым делам, а их было много.
Ходили слухи, что как-то в дивизии она вела приблизительно такой разговор с одним из штабных работников.
- Моим девушкам нужно хорошенько помыться.
- Ну и пусть моются на здоровье, - согласился офицер, который имел весьма косвенное отношение к санитарной службе.
- А где? Бани нет.
- Сейчас можно в реке искупаться. Еще тепло.
- А вы знаете, какое там дно?
- Нет... А что?
- И я не знаю. Поэтому очень прошу вас искупаться первым и проверить глубину.
- Я?! - удивился такому обороту ее собеседник.
- Вы же мужчина!
Чтобы не вызывать никаких сомнений, ему пришлось лезть в воду.
Только после такой разведки нам было разрешено купаться.
Туманы и облачность все чаще заставляли нас сидеть на аэродроме в томительном ожидании хоть малейшего просвета. В такие ночи мы любили, собравшись в кружок, петь песни. Песня всегда была нашим верным спутником на фронтовых дорогах. Ну и что ж, что война? Разве мы перестали быть людьми? Мы любили жизнь, воевали ради жизни, а жизнь без песни - что пища без соли.
Сегодня опять нелетная погода. Но метеослужба обещала прояснение. Мы собрались у самолета Дуси Носаль - черноглазой энергичной украинки, одной из лучших летчиц полка. Кто сидит, кто лежит на пожелтевшей примятой граве. Над ночным полем льется задумчивая, немного грустная русская "Рябинушка". Потом поем полюбившуюся нам "Летят утки".
- Доспаньчик, спой какую-нибудь казахскую песню, - просит Ира Себрова.
- Что вы, девчонки, у меня и голоса-то нет, - отнекивается Катя Доспанова.
- Спой, светик, не стыдись. У Утесова вон тоже нет голоса, а как поет! - шутит Полина Белкина, ее летчица.
- Ну, коли командир экипажа приказывает, придется петь.
И Катя Доспанова приятным голоском исполняет мелодичную казахскую песню. Все шумно аплодируют.
- Дуся, теперь твоя очередь!
Носаль тихо запевает:
"Дывлюсь я на небо та и думку гадаю..."
Дусю Носаль нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой. Все в ней выглядело довольно обычным. Среднего роста, темноволосая, с бледноватым лицом, она не производила с первого взгляда особого впечатления. Не совсем обычными, пожалуй, были только глаза. Дусины глаза редко бывали веселыми. Даже когда она смеялась, ее глаза часто оставались серьезными. В них постоянно проглядывали затаенные думы, напряженная мысль. Острый блеск их говорил о большой внутренней силе.
Дуся любила песни, особенно украинские, которые пела с чувством, задушевно. Живо представлялось то, о чем она поет: зеленый гай, широкий Днепр, яркие ленты в косах девушки. С чисто украинским юмором Дуся умела иногда пошутить остроумно, но не зло над какой-нибудь оплошностью подруги.
Летала Носаль очень хорошо: грамотно, чисто, смело. И с какой-то непонятной жадностью. По числу боевых вылетов она занимала одно из первых мест.
- Куда ты торопишься? - спрашивала я ее иногда.
- Под Запорожье, в село Бурчай. Хочется сказать землякам после войны: я сделала тысячу боевых вылетов.
- Куда хватила! И почему именно тысячу?
- Так... - уклонялась она.
Мы с ней были близкими подругами. Из рассказов Дуси я знала, что до войны она работала учительницей в начальных классах и одновременно занималась в аэроклубе в Николаеве. Окончив аэроклуб, стала инструктором-летчиком.
У Дуси был муж, Грицко, как она его называла. Как-то в минуту откровенности она рассказала необычную историю своего замужества. Ее прочили в жены одному парню, с которым дружила с детских лет, и Дуся привыкла к мысли, что им суждено и дальше идти вместе по жизни. Родители уже готовились к свадьбе. Но вот однажды в клуб на вечер пришел летчик, и, как говорила Дуся, они полюбили друг друга с первого взгляда. Через неделю молодые супруги выходили из загса.
Когда Дуся рассказывала о своей "дополковой" жизни, она всегда вспоминала что-нибудь светлое, радостное, веселое. Но один раз открыла передо мной и трагическую страницу.
Война застала их с мужем в Бресте. Григорий в первые же часы улетел на боевое задание, а Дусе помог эвакуироваться к ее отцу, под Запорожье: она ждала ребенка. Но сын появился раньше, чем Дуся доехала до родного села, А через сутки они оба лежали под обломками роддома, в который попала немецкая бомба. Дусю в бессознательном состоянии нашли среди развалин. Ребенок был мертв...
Много увидела она слез, страданий, смертей. По дороге к отцовскому дому попала под жестокий огонь фашистских стервятников, из всех женщин, которые сидели с ней вместе в машине, в живых осталась только она одна - судьба еще раз отвела от нее руку смерти.
- Почему ты мне раньше никогда не говорила об этом? - потрясенная ее рассказом, спросила я.
- Не легко вспоминать...
Вот тогда я поняла, почему Дуся Носаль хочет сделать не меньше тысячи вылетов и почему при заходе на боевой курс всякий раз просит штурмана "хорошенько прицелиться".
Мария Ивановна Рунт, парторг полка, воспользовавшись небольшой передышкой в боевой работе - вторые сутки над нами висела низкая облачность и моросил дождь, - назначила партийное собрание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81