Когда я была штурманом, моя летчица Катя Пискарева частенько на обратном пути от цели говорила:
- Бери управление, Рая, а я немного отдохну.
Я с удовольствием забирала бразды правления в свои руки, а Катя засыпала коротким, чутким сном. Однажды, увидев, что она склонила голову и притихла - явно спит! - я решила подшутить над ней. Недалеко от нашего аэродрома стоял приводной прожектор, и я взяла курс прямо на него. Выждав, когда прожектор включится, направила самолет в луч и с веселым озорством ожидала, как же будет вести себя Катя. Она мгновенно проснулась, схватила управление и начала энергично маневрировать, полагая, что нас поймал вражеский прожектор. Смех так и душил меня. Вдруг Катя резко бросила самолет в сторону вниз, применив свой излюбленный прием - скольжение на крыло. Я не выдержала и рассмеялась. Катя вздрогнула, но тут же до нее все "дошло". Она тоже засмеялась и перестала маневрировать.
Случалось и так, что летчица и штурман засыпали вместе. Такое происходило обычно на рассвете, когда смертельно хотелось спать. В подобные мгновенья - а это действительно были мгновения - самолет, почуяв свободу, задирал нос и норовил свалиться на крыло, будто и ему тоже хотелось прилечь отдохнуть. Но какой-то нервный центр в мозгу начинал бить тревогу, и руки сами хватались за управление.
Солнце стояло высоко в небе, когда начальник штаба Ракобольская, проходя по стоянкам самолетов, бросила мне:
- Аронова, иди в штаб, там есть для тебя задание. В штабе у окна стояли Бершанская, Рачкевич и командир батальона аэродромного обслуживания.
- Сейчас тебе со штурманом придется выполнить необычное задание, сказала командир полка. - Нужно выручить бойцов из БАО. Они пошли в лес вон в тот, за рекой, - чтобы взять в плен группу немецких солдат и ' офицеров. Но немцев там оказалось очень много, и получилась обратная картина: наши бойцы сами как бы попали в окружение. Твоя задача: поднимешься в воздух и пройдешь над лесом. Когда увидите наших бойцов, сделайте им знак, чтобы отходили в сторону реки, а штурман пулеметным огнем прикроет их отход. Ясно?
- Ясно, товарищ майор!
- Тогда идите быстрее, выруливайте.
Вот и лес под нами. Идем на бреющем, чуть ли не касаясь верхушек деревьев: иначе бойцов в лесу не увидишь. Проходим над продолговатой поляной. В западной ее части замечаем группку людей. Они машут пилотками. Наши! Веду самолет вдоль поляны, а Полина показывает рукой в сторону реки. Этот маневр повторяем. Нас, кажется, поняли - бойцы начинают уходить через лес к реке. И вдруг обнаруживаем какое-то движение на противоположной стороне поляны. Да это немцы! Ого, сколько их! Опять иду вдоль поляны, а штурман открывает огонь из пулемета. Немцы шарахнулись в глубь леса. Вижу, как несколько человек плотно прижались к деревьям. Вдруг мимо моего уха что-то просвистело и от стойки центроплана отлетела щепка.
- Смотри-ка, стреляют! - с удивлением говорю штурману.
- А что ж, по-твоему, должны они делать? Кричать "ура!" и в воздух чепчики бросать? - острит Полина.
Продолжаем утюжить воздух. Вражеские пули время от времени жужжат вокруг. Мы зорко следим за продвижением наших бойцов. Вот они уже вышли из леса и во весь дух бегут к реке. Немцы не стремятся их преследовать: наш пулеметный огонь убедительно говорит им, что этого делать нельзя. Наконец видим: бойцы сели в лодку и поплыли.
Операция закончилась. Мы пошли на посадку.
- Поздравляю вас с успешным дневным боевым вылетом! - пожала нам руки командир полка.
- Служим Советскому Союзу! - как положено по уставу ответили мы со штурманом.
Отгремели жаркие летние бои в Белоруссии. У нас в планшетах лежала карта Польши. Пролетая над западной границей Советского Союза, мы с Полиной Гельман троекратно прокричали "ура!". Война ушла с нашей земли. Но фашизм не уничтожен. И мы, легкокрылая гвардия, должны помочь нашей армии-освободительнице довести войну до победного конца.
Сколько еще будем платить мы за эту долгожданную победу? Смерть опять забрела в наш полк и унесла две жизни.
В одну из августовских ночей экипаж Тани Макаровой и Веры Белик возвращался с задания из района Остроленки. Они уже перелетели линию фронта, когда черным коршуном свалился на них вражеский истребитель и резанул пушечным огнем. В небе вспыхнул яркий факел.
- Смотри и запомни: вот так горят самолеты! - с болью сказала я штурману Ане Волосюк, которую вывозила в ее первый ознакомительный боевой вылет.
Штурман-новичок оторвала взгляд от огромной пробоины в нижней плоскости нашего самолета,
- Это кто же? Неужели?.. Они вылетали впереди нас.
Я понимала, какое смятение творилось в ее душе. Ведь по первоначальному плану Волосюк должна была лететь с Макаровой, но Таня и Вера, две неразлучные подруги, попросили не разбивать их экипаж в ту ночь.
Обгоревшие тела девушек привезли в полк. Их опознали только по орденам. А на другой день рядом с нашим домом в поместье Курово появилась свежая могила.
Не вернулись подруги с войны. Их прах покоится теперь в польской земле, на кладбище советских воинов в городе Остроленка. Но их посмертная слава вернулась на Родину. В Керчи есть большое, светлое здание, у входа надпись: "Школа № 17 имени Героя Советского Союза Веры Белик". А в Москве одна из улиц названа именем Героя Советского Союза Тани Макаровой.
После этой тяжелой потери мы стали брать в полет парашюты. Не очень-то охотно согласились летчицы с нововведением. Парашют сковывал движения, к утру от лямок ныли плечи и спина. Да и лишние килограммы нашему маломощному самолету были совсем ни к чему. Но участившиеся случаи нападения вражеских истребителей заставили нас подружиться с белым куполом.
Осень в том году в Польше была неустойчивая. Теплая, солнечная погода сменялась затяжным ненастьем. Но мы не бездельничали. Наши "теоретики" комсорг полка Саша Хорошилова, штурман эскадрильи Саша Акимова и парторг эскадрильи штурман Полина Гельман - устраивали конференции и диспуты по истории и философии. Спорили иногда до хрипоты. Любители вышивать с поразительным терпением сидели над "болгарским крестом". А полковые литераторы и художники уединялись куда-то и готовили очередной номер стенгазеты и любимого всеми "Крокодила".
И все же нудные осенние дожди навевали грусть и тоску по России. Это было новое, совершенно не изведанное до сих пор чувство. И хотя мы находились в дружественной нам стране, все-таки это была не своя земля. Все не такое, как на Родине: и поля, и леса, и небо. Пусть они будут даже красивее наших, но сердце не теплеет от чужой красоты. Письма из дома еще больше усиливали тоску. Мама писала, что у нас золотая осень, что она ездила в Заволжье на уборку урожая. Мама... Какая она стала? Говорит, что поседела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
- Бери управление, Рая, а я немного отдохну.
Я с удовольствием забирала бразды правления в свои руки, а Катя засыпала коротким, чутким сном. Однажды, увидев, что она склонила голову и притихла - явно спит! - я решила подшутить над ней. Недалеко от нашего аэродрома стоял приводной прожектор, и я взяла курс прямо на него. Выждав, когда прожектор включится, направила самолет в луч и с веселым озорством ожидала, как же будет вести себя Катя. Она мгновенно проснулась, схватила управление и начала энергично маневрировать, полагая, что нас поймал вражеский прожектор. Смех так и душил меня. Вдруг Катя резко бросила самолет в сторону вниз, применив свой излюбленный прием - скольжение на крыло. Я не выдержала и рассмеялась. Катя вздрогнула, но тут же до нее все "дошло". Она тоже засмеялась и перестала маневрировать.
Случалось и так, что летчица и штурман засыпали вместе. Такое происходило обычно на рассвете, когда смертельно хотелось спать. В подобные мгновенья - а это действительно были мгновения - самолет, почуяв свободу, задирал нос и норовил свалиться на крыло, будто и ему тоже хотелось прилечь отдохнуть. Но какой-то нервный центр в мозгу начинал бить тревогу, и руки сами хватались за управление.
Солнце стояло высоко в небе, когда начальник штаба Ракобольская, проходя по стоянкам самолетов, бросила мне:
- Аронова, иди в штаб, там есть для тебя задание. В штабе у окна стояли Бершанская, Рачкевич и командир батальона аэродромного обслуживания.
- Сейчас тебе со штурманом придется выполнить необычное задание, сказала командир полка. - Нужно выручить бойцов из БАО. Они пошли в лес вон в тот, за рекой, - чтобы взять в плен группу немецких солдат и ' офицеров. Но немцев там оказалось очень много, и получилась обратная картина: наши бойцы сами как бы попали в окружение. Твоя задача: поднимешься в воздух и пройдешь над лесом. Когда увидите наших бойцов, сделайте им знак, чтобы отходили в сторону реки, а штурман пулеметным огнем прикроет их отход. Ясно?
- Ясно, товарищ майор!
- Тогда идите быстрее, выруливайте.
Вот и лес под нами. Идем на бреющем, чуть ли не касаясь верхушек деревьев: иначе бойцов в лесу не увидишь. Проходим над продолговатой поляной. В западной ее части замечаем группку людей. Они машут пилотками. Наши! Веду самолет вдоль поляны, а Полина показывает рукой в сторону реки. Этот маневр повторяем. Нас, кажется, поняли - бойцы начинают уходить через лес к реке. И вдруг обнаруживаем какое-то движение на противоположной стороне поляны. Да это немцы! Ого, сколько их! Опять иду вдоль поляны, а штурман открывает огонь из пулемета. Немцы шарахнулись в глубь леса. Вижу, как несколько человек плотно прижались к деревьям. Вдруг мимо моего уха что-то просвистело и от стойки центроплана отлетела щепка.
- Смотри-ка, стреляют! - с удивлением говорю штурману.
- А что ж, по-твоему, должны они делать? Кричать "ура!" и в воздух чепчики бросать? - острит Полина.
Продолжаем утюжить воздух. Вражеские пули время от времени жужжат вокруг. Мы зорко следим за продвижением наших бойцов. Вот они уже вышли из леса и во весь дух бегут к реке. Немцы не стремятся их преследовать: наш пулеметный огонь убедительно говорит им, что этого делать нельзя. Наконец видим: бойцы сели в лодку и поплыли.
Операция закончилась. Мы пошли на посадку.
- Поздравляю вас с успешным дневным боевым вылетом! - пожала нам руки командир полка.
- Служим Советскому Союзу! - как положено по уставу ответили мы со штурманом.
Отгремели жаркие летние бои в Белоруссии. У нас в планшетах лежала карта Польши. Пролетая над западной границей Советского Союза, мы с Полиной Гельман троекратно прокричали "ура!". Война ушла с нашей земли. Но фашизм не уничтожен. И мы, легкокрылая гвардия, должны помочь нашей армии-освободительнице довести войну до победного конца.
Сколько еще будем платить мы за эту долгожданную победу? Смерть опять забрела в наш полк и унесла две жизни.
В одну из августовских ночей экипаж Тани Макаровой и Веры Белик возвращался с задания из района Остроленки. Они уже перелетели линию фронта, когда черным коршуном свалился на них вражеский истребитель и резанул пушечным огнем. В небе вспыхнул яркий факел.
- Смотри и запомни: вот так горят самолеты! - с болью сказала я штурману Ане Волосюк, которую вывозила в ее первый ознакомительный боевой вылет.
Штурман-новичок оторвала взгляд от огромной пробоины в нижней плоскости нашего самолета,
- Это кто же? Неужели?.. Они вылетали впереди нас.
Я понимала, какое смятение творилось в ее душе. Ведь по первоначальному плану Волосюк должна была лететь с Макаровой, но Таня и Вера, две неразлучные подруги, попросили не разбивать их экипаж в ту ночь.
Обгоревшие тела девушек привезли в полк. Их опознали только по орденам. А на другой день рядом с нашим домом в поместье Курово появилась свежая могила.
Не вернулись подруги с войны. Их прах покоится теперь в польской земле, на кладбище советских воинов в городе Остроленка. Но их посмертная слава вернулась на Родину. В Керчи есть большое, светлое здание, у входа надпись: "Школа № 17 имени Героя Советского Союза Веры Белик". А в Москве одна из улиц названа именем Героя Советского Союза Тани Макаровой.
После этой тяжелой потери мы стали брать в полет парашюты. Не очень-то охотно согласились летчицы с нововведением. Парашют сковывал движения, к утру от лямок ныли плечи и спина. Да и лишние килограммы нашему маломощному самолету были совсем ни к чему. Но участившиеся случаи нападения вражеских истребителей заставили нас подружиться с белым куполом.
Осень в том году в Польше была неустойчивая. Теплая, солнечная погода сменялась затяжным ненастьем. Но мы не бездельничали. Наши "теоретики" комсорг полка Саша Хорошилова, штурман эскадрильи Саша Акимова и парторг эскадрильи штурман Полина Гельман - устраивали конференции и диспуты по истории и философии. Спорили иногда до хрипоты. Любители вышивать с поразительным терпением сидели над "болгарским крестом". А полковые литераторы и художники уединялись куда-то и готовили очередной номер стенгазеты и любимого всеми "Крокодила".
И все же нудные осенние дожди навевали грусть и тоску по России. Это было новое, совершенно не изведанное до сих пор чувство. И хотя мы находились в дружественной нам стране, все-таки это была не своя земля. Все не такое, как на Родине: и поля, и леса, и небо. Пусть они будут даже красивее наших, но сердце не теплеет от чужой красоты. Письма из дома еще больше усиливали тоску. Мама писала, что у нас золотая осень, что она ездила в Заволжье на уборку урожая. Мама... Какая она стала? Говорит, что поседела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81