Однако сквозь это намерение, подобно щупальцам пойманного осьминога сквозь ячейки сети, проникало подозрение: временами эта пани отлично осознает, что и каким тоном она говорит.
Нет, учить что-либо сегодня просто бессмысленно. Мишь вынула из чемодана свои лоскутки, вату и начала мастерить принцессу.
Время шло. Пани Крчмова, издав целую серию вулканических всхрапываний, проснулась,
— Барышня Эмма!
— Да, пани Крчмова?
— Мне нехорошо, чувствую, заболеваю ангиной или гриппом. Конечно, заразилась от вашей приятельницы, которую вы привели...
— Я ее привела, чтоб мы с ней сменялись при вас, пани Ш... Крчмова.
— Это было не очень-то умно и даже просто опрометчиво— таскать сюда людей, распространяющих бациллы.
Мишь до боли вонзила ногти в ладони. Скорей вспомнить, что говорил Роберт Давид о самообладании? И о сострадании к слабым и душевнобольным?
— Я принесу вам аспирин и градусник. Где они у вас?
— Вы врач?
— Медичка четвертого курса.
— Ну и не разыгрывайте из себя врача, если у вас нет этой квалификации. Я хочу, чтоб пришел мой доктор. Позвоните доктору Штурсе. Номер телефона в книжечке возле аппарата.
Мишь исполнила это приказание и вернулась в гостиную доделывать куклу. И вдруг застигла себя на том, что вместо принцессы у нее получается баба-яга.
Доктор Штурса пришел под вечер. Шарлотта, уже в халате, тщательно закрыла дверь в свою комнату, и все время, пока доктор находился там, бубнил ее приглушенный голос; разобрать можно было только отдельные слова, но два раза Мишь расслышала четко: «барышня Эмма» и «эта девчонка».
Наконец Штурса вышел, хмуро оглядел добровольную сиделку. Одеваясь в прихожей, постреливал на нее косым взглядом, словно говорил себе: вот ведь, мнишь себя хорошим психологом, а как же, оказывается, обманчиво первое благоприятное впечатление!
— Если завтра у пани Крчмовой будет держаться температура, сделайте ей на всякий случай компресс, пускай хорошенько пропотеет. Вы знаете, что такое компресс?
— Знаю, пан доктор.
Уже взявшись за ручку входной двери, он еще задержался:
— И попробуйте преодолеть преграду, разделяющую поколения, будьте хоть немного терпимы к пани Крчмовой. Хотя бы ради моего друга профессора Крчмы...
Как лунатик, доплелась Мишь до своего кресла. Взяла бабу-ягу, начала формовать безобраздый крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы. Посмотрела вокруг себя — из чего бы сделать бородавку на этот нос? Немного погодя усилием воли заставила себя как бы подняться над собственными чувствами: ведь только неуверенные, слабые люди уважают не себя, а то, что думают о них другие. Тот же, кто сознает собственное достоинство, уважает прежде всего себя, не обращая внимания на чужое мнение. Так говорил Роберт Давид...
На другой день у пациентки температура была лишь чуть повышена, но Мишь мстительно решила обернуть ее мокрой простыней, сославшись на предписание доктора Штурсы.
Звонок у калитки. Мишь приняла от почтальона газеты, внутрь них были вложены письма. Все это Мишь положила больной на одеяло.
— От пана профессора ничего нет?
— Для меня нет, — просмотрев почту, ответила пани. Уж не подозревает ли она, что он пишет мне? Или эта баба подсматривала в замочную скважину, когда я в тот раз на секунду положила свою руку на руку Роберта Давида?! Господи, сколько еще предстоит мне вытерпеть на этом добровольном посту?!
Ответ она получила в тот же день.
— Доктор запретил мне вставать. К тому же я очень слаба. Ночную вазу найдете за ванной, только она, наверное, запылилась, так что сначала вымойте.
Гнев — невыгодная людская слабость, вспомнила Мишь еще одно изречение Роберта Давида — из тех, которые он разбирал на уроках охотнее, чем правила употребления subjonctiv presens. После, когда вы снова становитесь способны рассуждать трезво и без эмоций, вы почти всегда придете к выводу, что собственный гнев причинил вам куда больше вреда, чем причина, вызвавшая его.
На третий день Мишь заявила своей мучительнице, что у нее неотложное дело в городе. И из уличной телефонной будки позвонила сначала Руженке, потом Мариану.
— Ты не представляешь себе, как эта старуха надо мной измывается. Я только теперь поняла, что Роберт Давид давно обеспечил себе ореол святости, тогда как прочим праведникам приходилось ради этого сначала принять мученическую смерть.
— Руженка тебе мало помогает?
— Руженка мне вовсе не помогает: лежит дома с фолликулярной ангиной. Хуже всего, что я не имею права попросту сдаться и хлопнуть дверью. Я обещала Крчме составить компанию этой ведьме, но знал бы ты, что это такое! Руженка проболеет еще недели две; и я не знаю, выдержу ли я одна в этом застенке...
— Мишь, милая, а ты не преувеличиваешь?
— Скорее преуменьшаю. Из ее квартиры я не смогу информировать тебя о дальнейшем ходе дел, эта баба-яга шпионит за каждым моим шагом. Но если я позвоню тебе и скажу: «Не хочешь ли ты навестить пани Крчмову?», это будет означать SOS высшей степени, ладно?
Прошло еще три дня. Разгневанная хозяйка дома вдруг появилась в дверях:
— Неужели вам понадобилось пылесосить именно сейчас, когда Лоттынька вылетела погулять? Неужели уж никакого соображения у вас нет? — от злости у нее даже голос сорвался. — Лоттынька такая любопытная, вы отложите шланг, а она подбежит посмотреть — о господи, что, если ее засосет?!
Мишь едва сдерживалась, так ей хотелось сказать какую-нибудь грубость. Не будь мелкой, не будь такой приземленной, как эта пани. Тот — человек, кто носит в себе нечто большее, чем он сам, сказал как-то Роберт Давид, этот атлет, дискобол, которому следовало бы стать священником...
Мишь выключила пылесос и пошла к телефону.
— Мариан, в нашем классе профессор Крчма особенно любил тебя. Думаю, раз ты все равно едешь в город, хорошо бы тебе навестить пани Крчмову...
Повесив трубку, сказала Шарлотте, которая не стесняясь слушала за дверью:
— Мой школьный товарищ хочет только поклониться вам и сразу же уйдет.
Мариан показался у садовой калитки через час.
— Что-нибудь катастрофическое? Я бросил начатый эксперимент, его за меня продолжает простая лаборантка..,
— Сам увидишь. Только держись! Мишь представила Мариана Шарлотте.
— Добро пожаловать, — улыбнулась та. — Пан Навара? Как же, вспоминаю, муж говорил о вас как об оченв талантливом молодом человеке, он даже предрек вам успешную научную карьеру. Рада познакомиться... Разрешите предложить вам что-нибудь? Немного вина или лучше виски? Я сейчас вернусь... — И она пошла в кабинет Крчмы.
Мариан вопросительно глянул на Мишь, та — на Мариана.
Хозяйка вернулась, неся поднос с тремя бутылками. На выбор.
— Как дела у пана профессора на Ривьере? — осведомился Мариан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Нет, учить что-либо сегодня просто бессмысленно. Мишь вынула из чемодана свои лоскутки, вату и начала мастерить принцессу.
Время шло. Пани Крчмова, издав целую серию вулканических всхрапываний, проснулась,
— Барышня Эмма!
— Да, пани Крчмова?
— Мне нехорошо, чувствую, заболеваю ангиной или гриппом. Конечно, заразилась от вашей приятельницы, которую вы привели...
— Я ее привела, чтоб мы с ней сменялись при вас, пани Ш... Крчмова.
— Это было не очень-то умно и даже просто опрометчиво— таскать сюда людей, распространяющих бациллы.
Мишь до боли вонзила ногти в ладони. Скорей вспомнить, что говорил Роберт Давид о самообладании? И о сострадании к слабым и душевнобольным?
— Я принесу вам аспирин и градусник. Где они у вас?
— Вы врач?
— Медичка четвертого курса.
— Ну и не разыгрывайте из себя врача, если у вас нет этой квалификации. Я хочу, чтоб пришел мой доктор. Позвоните доктору Штурсе. Номер телефона в книжечке возле аппарата.
Мишь исполнила это приказание и вернулась в гостиную доделывать куклу. И вдруг застигла себя на том, что вместо принцессы у нее получается баба-яга.
Доктор Штурса пришел под вечер. Шарлотта, уже в халате, тщательно закрыла дверь в свою комнату, и все время, пока доктор находился там, бубнил ее приглушенный голос; разобрать можно было только отдельные слова, но два раза Мишь расслышала четко: «барышня Эмма» и «эта девчонка».
Наконец Штурса вышел, хмуро оглядел добровольную сиделку. Одеваясь в прихожей, постреливал на нее косым взглядом, словно говорил себе: вот ведь, мнишь себя хорошим психологом, а как же, оказывается, обманчиво первое благоприятное впечатление!
— Если завтра у пани Крчмовой будет держаться температура, сделайте ей на всякий случай компресс, пускай хорошенько пропотеет. Вы знаете, что такое компресс?
— Знаю, пан доктор.
Уже взявшись за ручку входной двери, он еще задержался:
— И попробуйте преодолеть преграду, разделяющую поколения, будьте хоть немного терпимы к пани Крчмовой. Хотя бы ради моего друга профессора Крчмы...
Как лунатик, доплелась Мишь до своего кресла. Взяла бабу-ягу, начала формовать безобраздый крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы. Посмотрела вокруг себя — из чего бы сделать бородавку на этот нос? Немного погодя усилием воли заставила себя как бы подняться над собственными чувствами: ведь только неуверенные, слабые люди уважают не себя, а то, что думают о них другие. Тот же, кто сознает собственное достоинство, уважает прежде всего себя, не обращая внимания на чужое мнение. Так говорил Роберт Давид...
На другой день у пациентки температура была лишь чуть повышена, но Мишь мстительно решила обернуть ее мокрой простыней, сославшись на предписание доктора Штурсы.
Звонок у калитки. Мишь приняла от почтальона газеты, внутрь них были вложены письма. Все это Мишь положила больной на одеяло.
— От пана профессора ничего нет?
— Для меня нет, — просмотрев почту, ответила пани. Уж не подозревает ли она, что он пишет мне? Или эта баба подсматривала в замочную скважину, когда я в тот раз на секунду положила свою руку на руку Роберта Давида?! Господи, сколько еще предстоит мне вытерпеть на этом добровольном посту?!
Ответ она получила в тот же день.
— Доктор запретил мне вставать. К тому же я очень слаба. Ночную вазу найдете за ванной, только она, наверное, запылилась, так что сначала вымойте.
Гнев — невыгодная людская слабость, вспомнила Мишь еще одно изречение Роберта Давида — из тех, которые он разбирал на уроках охотнее, чем правила употребления subjonctiv presens. После, когда вы снова становитесь способны рассуждать трезво и без эмоций, вы почти всегда придете к выводу, что собственный гнев причинил вам куда больше вреда, чем причина, вызвавшая его.
На третий день Мишь заявила своей мучительнице, что у нее неотложное дело в городе. И из уличной телефонной будки позвонила сначала Руженке, потом Мариану.
— Ты не представляешь себе, как эта старуха надо мной измывается. Я только теперь поняла, что Роберт Давид давно обеспечил себе ореол святости, тогда как прочим праведникам приходилось ради этого сначала принять мученическую смерть.
— Руженка тебе мало помогает?
— Руженка мне вовсе не помогает: лежит дома с фолликулярной ангиной. Хуже всего, что я не имею права попросту сдаться и хлопнуть дверью. Я обещала Крчме составить компанию этой ведьме, но знал бы ты, что это такое! Руженка проболеет еще недели две; и я не знаю, выдержу ли я одна в этом застенке...
— Мишь, милая, а ты не преувеличиваешь?
— Скорее преуменьшаю. Из ее квартиры я не смогу информировать тебя о дальнейшем ходе дел, эта баба-яга шпионит за каждым моим шагом. Но если я позвоню тебе и скажу: «Не хочешь ли ты навестить пани Крчмову?», это будет означать SOS высшей степени, ладно?
Прошло еще три дня. Разгневанная хозяйка дома вдруг появилась в дверях:
— Неужели вам понадобилось пылесосить именно сейчас, когда Лоттынька вылетела погулять? Неужели уж никакого соображения у вас нет? — от злости у нее даже голос сорвался. — Лоттынька такая любопытная, вы отложите шланг, а она подбежит посмотреть — о господи, что, если ее засосет?!
Мишь едва сдерживалась, так ей хотелось сказать какую-нибудь грубость. Не будь мелкой, не будь такой приземленной, как эта пани. Тот — человек, кто носит в себе нечто большее, чем он сам, сказал как-то Роберт Давид, этот атлет, дискобол, которому следовало бы стать священником...
Мишь выключила пылесос и пошла к телефону.
— Мариан, в нашем классе профессор Крчма особенно любил тебя. Думаю, раз ты все равно едешь в город, хорошо бы тебе навестить пани Крчмову...
Повесив трубку, сказала Шарлотте, которая не стесняясь слушала за дверью:
— Мой школьный товарищ хочет только поклониться вам и сразу же уйдет.
Мариан показался у садовой калитки через час.
— Что-нибудь катастрофическое? Я бросил начатый эксперимент, его за меня продолжает простая лаборантка..,
— Сам увидишь. Только держись! Мишь представила Мариана Шарлотте.
— Добро пожаловать, — улыбнулась та. — Пан Навара? Как же, вспоминаю, муж говорил о вас как об оченв талантливом молодом человеке, он даже предрек вам успешную научную карьеру. Рада познакомиться... Разрешите предложить вам что-нибудь? Немного вина или лучше виски? Я сейчас вернусь... — И она пошла в кабинет Крчмы.
Мариан вопросительно глянул на Мишь, та — на Мариана.
Хозяйка вернулась, неся поднос с тремя бутылками. На выбор.
— Как дела у пана профессора на Ривьере? — осведомился Мариан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50