..
— Такие девушки, как ты, не пропадают, Ивонна. Им всегда вовремя удается перевести и другую стрелку...
Она посмотрела на часы.
— Отъезд за океан мне представляется жирной чертой под столбцом цифр, Камилл. Вероятно, мне следовало бы подсчитать их и взвесить, да что-то не хочется... В этом столбце не хватает рубрики «выдано»...— Она смотрела ему в глаза прямо, не уклоняясь.
В чем дело?—встревожился Камилл.
Она встала, обняла его на прощание и поцеловала долгим, полным чувства поцелуем. Почему она не целовала меня так, пока... Вдруг она привычно прижалась к нему, дыхание ее участилось. Отстранилась лицом, в глазах — искорка возбуждения.
— Ты дома один?..
Его сердце забилось — вот оно то, к чему он тщетно стремился все эти годы, когда горел к Ивонне, словно пучок соломы... Но тут в нем что-то воспротивилось: такое предложение — по ее кодексу чести — просто заменяет пожатие руки на прощание... Нет, ему нет нужды принимать из милости запоздавший дар, тем более что он влюблен в Павлу...
— К сожалению, мама дома...— соврал он, хотя тут же и подосадовал; но слово не воробей—вылетит, не поймаешь...
А Ивонна уже опять — просто товарищ.
— Ты меня любил, я тебя тоже немного, Камилл. Прости меня и не поминай лихом; чем так — лучше вообще не вспоминай.
После нее осталась пронзительная тишина и аромат ее любимых «Reve cTor»1. Жизнь обожает жестоко иронизировать, подумал Камилл чуть меланхолично, заставляя себя думать о Павле; но это ему не очень удалось,
Гости садились в машины.
— Где же Гейниц?—оглянулся Камилл.
— Сбежал,— ответила Мишь. Впрочем, этому никто не удивился, как и тому, что Руженка прислала извинение: на свадьбе Камилла у нее сердце истекло бы кровью.
Вместо исчезнувшего Гейница по тротуару приближалась знакомая полотняная каскетка.
— У кого же вы были свидетелем, юноша?— Тайциер ткнул пальцем в букетик мирта с белым бантом на лацкане Камилла.
— У самого себя...
— С ума сошли!—чуть ли не заорал Тайцнер. — Еще лет десять по крайней мере могли бы гоняться за девками! Нужно вам было так рано надевать хомут на шею?
— Нужно,— улыбнулся Камилл, жестом успокаивая Павлу — она расслышала эти слова и с несколько возмущенным видом ждала его у такси. Зевак, к неудовольствию пана Герольда-старшего, прибавилось: ни к чему
1 «Золотая мечта» — марка духов (франц.)
семье человека, которого обложили высоким налогом как миллионера, привлекать внимание слишком пышной свадьбой.
— Видно, сегодня пропал наш литературный разговор,— Тайцнер с укоризненным видом вытащил из портфеля уголок рукописи Камилла. Тот мысленно хлопнул себя по лбу: в этой свадебной суматохе напрочь забыл...
— Придется позвать к обеду еще одного гостя, — успел он шепнуть матери.— Примите приглашение выпить с нами рюмочку за здоровье моей жены! — обратился он к Тайцнеру.
— Здоровье молодой жены — дело серьезное, — просиял Тайцнер. — Только как сочетать с праздничным столом мои солдатские башмаки и вельветовые брюки? Я-то себя в них чувствую хорошо, но как будете себя чувствовать вы рядом со мной?
— Мы приглашаем вашу душу, а рядом с ней мы будем чувствовать себя так, словно тело ваше облачено в роскошный костюм и лакированные туфли.
Наконец вереница машин тронулась через город к южному шоссе; миновав Збраслав, начали взбираться вверх к Иловиште. После получаса езды первая машина с паном Герольдом свернула в лесистую долину и, обогнув длинный пруд, остановилась. За ней подъехали и остальные, празднично одетая толпа вывалилась из машин.
— Вот вам и свадебный подарок — целый пруд! — шепнул Пирк молодоженам.
Но тут сияющий, растроганный пан Герольд повел рукой в сторону полого поднимавшейся лужайки: у опушки леса белела новизной постройка, нечто среднее между просторной избой, бунгало и асиендой. Пану Герольду прекрасно удалось скрыть от молодоженов эту роскошную летнюю резиденцию: Павла только теперь поняла, и у нее задрожал подбородок — она даже не сознавала, что стоит с открытым ртом, как Алиса в Стране чудес; потом не удержалась и со счастливыми слезами бросилась на шею сначала Камиллу, потом пану Герольду и, наконец, свекрови. Пани Герольдову впервые за сегодняшний день охватило эгоистическое умиление, свойственное тем, кто дарит,— она обняла сноху и прижала ее заплаканное лицо к своему.
Мишь с некоторой озадаченностью издали наблюдала счастливых молодоженов. Взглянула на Мариана: интересно, какие мысли пробегают сейчас за его высоким лбом?
— Это называется — как бедной девушке счастье повалило,— сказала она вполголоса Мариану,
— А ты — тоже бедная девушка — правда, в духовном смысле как раз наоборот.— Он взглядом сравнил Мишь с сияющей невестой.— Но не будем предаваться напрасным иллюзиям: ни на что подобное не рассчитывай.
Бац! По крайней мере — откровенная речь рыцаря с поднятым забралом, и не очень-то утешает то, что эту речь можно объяснить с двух точек зрения. Мишь предпочла лишь одно объяснение:
— Я бы все равно побоялась жить здесь, в таком уединении!
Мариан оставил это замечание без комментариев.
В просторном холле гостей встречал треск огня в очаге, на полу у камина — шкуры, на низком столике — срезе огромного пня — большие игральные кости, между ними замешалось несколько орехов и девственной нетронутости книга записи гостей в роскошном кожаном переплете.
— Прямо скажем, скромное оформление,— прошептала Мишь Мариану.
— Постарайся упрятать подальше свое оскорбленное эстетическое чувство, все это приготовлено не для тебя; а Павла, как видишь, на верху блаженства.
Мариан прав: эта свадьба меня не касается и даже не затрагивает, убеждала Мишь саму себя; по крайней мере могу наблюдать беспристрастно, как развлекающийся зритель.
Все было предусмотрено и для свадебного торжества, и для хорошего настроения в последующей жизни: у стены— музыкальный инструмент, радиола, набор пластинок... Удобная деревянная лестница ведет к спальням на втором этаже.
— Как в фильме с Шлемровой и Раулем Схранилом,— произнесла вслух Мишь самым восхищенным тоном, на какой была способна.
Гости, громко расхваливая, осмотрели все помещения, вплоть до выложенной кафелем ванной комнаты — хром, стекло и запах лиственницы; откуда-то все время раздавались восторженные возгласы Павлы. Но куда больше счастливой невесты Мишь занимал Камилл: казалось, все застало его врасплох1 и чуть ли не шокировало. Вот теперь он как-то робко пробежал благодарным взглядом по лицам своих друзей: на Мариане уже чуть залоснившийся темный костюм, в каком он ходил на танцульки еще в гимназические годы; на скорую руку сшитое парадное платье Мишь (чего он так его рассматривает, словно оно кажется ему эксцентричным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Такие девушки, как ты, не пропадают, Ивонна. Им всегда вовремя удается перевести и другую стрелку...
Она посмотрела на часы.
— Отъезд за океан мне представляется жирной чертой под столбцом цифр, Камилл. Вероятно, мне следовало бы подсчитать их и взвесить, да что-то не хочется... В этом столбце не хватает рубрики «выдано»...— Она смотрела ему в глаза прямо, не уклоняясь.
В чем дело?—встревожился Камилл.
Она встала, обняла его на прощание и поцеловала долгим, полным чувства поцелуем. Почему она не целовала меня так, пока... Вдруг она привычно прижалась к нему, дыхание ее участилось. Отстранилась лицом, в глазах — искорка возбуждения.
— Ты дома один?..
Его сердце забилось — вот оно то, к чему он тщетно стремился все эти годы, когда горел к Ивонне, словно пучок соломы... Но тут в нем что-то воспротивилось: такое предложение — по ее кодексу чести — просто заменяет пожатие руки на прощание... Нет, ему нет нужды принимать из милости запоздавший дар, тем более что он влюблен в Павлу...
— К сожалению, мама дома...— соврал он, хотя тут же и подосадовал; но слово не воробей—вылетит, не поймаешь...
А Ивонна уже опять — просто товарищ.
— Ты меня любил, я тебя тоже немного, Камилл. Прости меня и не поминай лихом; чем так — лучше вообще не вспоминай.
После нее осталась пронзительная тишина и аромат ее любимых «Reve cTor»1. Жизнь обожает жестоко иронизировать, подумал Камилл чуть меланхолично, заставляя себя думать о Павле; но это ему не очень удалось,
Гости садились в машины.
— Где же Гейниц?—оглянулся Камилл.
— Сбежал,— ответила Мишь. Впрочем, этому никто не удивился, как и тому, что Руженка прислала извинение: на свадьбе Камилла у нее сердце истекло бы кровью.
Вместо исчезнувшего Гейница по тротуару приближалась знакомая полотняная каскетка.
— У кого же вы были свидетелем, юноша?— Тайциер ткнул пальцем в букетик мирта с белым бантом на лацкане Камилла.
— У самого себя...
— С ума сошли!—чуть ли не заорал Тайцнер. — Еще лет десять по крайней мере могли бы гоняться за девками! Нужно вам было так рано надевать хомут на шею?
— Нужно,— улыбнулся Камилл, жестом успокаивая Павлу — она расслышала эти слова и с несколько возмущенным видом ждала его у такси. Зевак, к неудовольствию пана Герольда-старшего, прибавилось: ни к чему
1 «Золотая мечта» — марка духов (франц.)
семье человека, которого обложили высоким налогом как миллионера, привлекать внимание слишком пышной свадьбой.
— Видно, сегодня пропал наш литературный разговор,— Тайцнер с укоризненным видом вытащил из портфеля уголок рукописи Камилла. Тот мысленно хлопнул себя по лбу: в этой свадебной суматохе напрочь забыл...
— Придется позвать к обеду еще одного гостя, — успел он шепнуть матери.— Примите приглашение выпить с нами рюмочку за здоровье моей жены! — обратился он к Тайцнеру.
— Здоровье молодой жены — дело серьезное, — просиял Тайцнер. — Только как сочетать с праздничным столом мои солдатские башмаки и вельветовые брюки? Я-то себя в них чувствую хорошо, но как будете себя чувствовать вы рядом со мной?
— Мы приглашаем вашу душу, а рядом с ней мы будем чувствовать себя так, словно тело ваше облачено в роскошный костюм и лакированные туфли.
Наконец вереница машин тронулась через город к южному шоссе; миновав Збраслав, начали взбираться вверх к Иловиште. После получаса езды первая машина с паном Герольдом свернула в лесистую долину и, обогнув длинный пруд, остановилась. За ней подъехали и остальные, празднично одетая толпа вывалилась из машин.
— Вот вам и свадебный подарок — целый пруд! — шепнул Пирк молодоженам.
Но тут сияющий, растроганный пан Герольд повел рукой в сторону полого поднимавшейся лужайки: у опушки леса белела новизной постройка, нечто среднее между просторной избой, бунгало и асиендой. Пану Герольду прекрасно удалось скрыть от молодоженов эту роскошную летнюю резиденцию: Павла только теперь поняла, и у нее задрожал подбородок — она даже не сознавала, что стоит с открытым ртом, как Алиса в Стране чудес; потом не удержалась и со счастливыми слезами бросилась на шею сначала Камиллу, потом пану Герольду и, наконец, свекрови. Пани Герольдову впервые за сегодняшний день охватило эгоистическое умиление, свойственное тем, кто дарит,— она обняла сноху и прижала ее заплаканное лицо к своему.
Мишь с некоторой озадаченностью издали наблюдала счастливых молодоженов. Взглянула на Мариана: интересно, какие мысли пробегают сейчас за его высоким лбом?
— Это называется — как бедной девушке счастье повалило,— сказала она вполголоса Мариану,
— А ты — тоже бедная девушка — правда, в духовном смысле как раз наоборот.— Он взглядом сравнил Мишь с сияющей невестой.— Но не будем предаваться напрасным иллюзиям: ни на что подобное не рассчитывай.
Бац! По крайней мере — откровенная речь рыцаря с поднятым забралом, и не очень-то утешает то, что эту речь можно объяснить с двух точек зрения. Мишь предпочла лишь одно объяснение:
— Я бы все равно побоялась жить здесь, в таком уединении!
Мариан оставил это замечание без комментариев.
В просторном холле гостей встречал треск огня в очаге, на полу у камина — шкуры, на низком столике — срезе огромного пня — большие игральные кости, между ними замешалось несколько орехов и девственной нетронутости книга записи гостей в роскошном кожаном переплете.
— Прямо скажем, скромное оформление,— прошептала Мишь Мариану.
— Постарайся упрятать подальше свое оскорбленное эстетическое чувство, все это приготовлено не для тебя; а Павла, как видишь, на верху блаженства.
Мариан прав: эта свадьба меня не касается и даже не затрагивает, убеждала Мишь саму себя; по крайней мере могу наблюдать беспристрастно, как развлекающийся зритель.
Все было предусмотрено и для свадебного торжества, и для хорошего настроения в последующей жизни: у стены— музыкальный инструмент, радиола, набор пластинок... Удобная деревянная лестница ведет к спальням на втором этаже.
— Как в фильме с Шлемровой и Раулем Схранилом,— произнесла вслух Мишь самым восхищенным тоном, на какой была способна.
Гости, громко расхваливая, осмотрели все помещения, вплоть до выложенной кафелем ванной комнаты — хром, стекло и запах лиственницы; откуда-то все время раздавались восторженные возгласы Павлы. Но куда больше счастливой невесты Мишь занимал Камилл: казалось, все застало его врасплох1 и чуть ли не шокировало. Вот теперь он как-то робко пробежал благодарным взглядом по лицам своих друзей: на Мариане уже чуть залоснившийся темный костюм, в каком он ходил на танцульки еще в гимназические годы; на скорую руку сшитое парадное платье Мишь (чего он так его рассматривает, словно оно кажется ему эксцентричным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50