), вечно расстегнутый пиджак Пирка (вероятно, он и не может застегнуть его, так раздался в плечах)... И вдруг Камилл словно устыдился перед ними за этот суперроскошный свадебный подарок.., Мишь в эту минуту даже пожалела его.
— Показывайте скорее остальные свадебные подари ки!..
(Похоже, среди них будет гипсовый гномик для сада или складная подводная лодка для пруда.)
Подарок, который молодожены развернули первым, был совсем неожиданный: роскошная тяжелая хрустальная ваза для цветов в виде корзины, и ручка — хрустальная, шлифованная. В пражской квартире Герольдов была такая же, только поменьше. Недавно ее убрали, ка*к устарелый предмет прикладного искусства, теперь она доживает свой век в уединении, служа вместилищем для ненужных мелочей, каких за долгие годы много накапливается в состоятельной семье.
Мишь заметила, как смутился Камилл, увидев карточку на дне этого бессмысленно дорогого презента, далеко превышавшего финансовые возможности дарителя: «С пожеланием счастья. Ян Гейниц». Не Гонза, а Ян1 Гейниц — этакая демонстрация отчуждения...
— Еще один подарок— воскликнула двоюродная сестра невесты, помогая выносить груду оберточной бумаги и коробок.
— Пардон, это моя скрипка,— отозвался Пирк. Однако веселье молодых почему-то задело мать жениха.
— Вы пришли на свадьбу прямо с занятий, да?— одарила она Пирка ласково-ехидной улыбкой.
— Но, мама, Павел ведь играл нам в ратуше!— удивленно сказал Камилл.
— Ах, боже мой, так это были вы? — покраснела пани Герольдова.— Извините, пожалуйста...
Мишь обменялась с Камиллом сочувственным взглядом. Не обращай внимания, Камилл, что в свой торжественный день ты подвергаешься мелким уколам,— ведь и для меня твоя свадьба, по милости Мариана, не слишком приятное событие...
Наконец гости уселись за пиршественный стол. Камилл
1 Гонза — уменьшительное от полного имени Ян.
на всякий случай еще раз приветствовал нежданного гостя, Тайцнера, несколько преувеличив его смущение будничной одеждой.
— Да кого это волнует? — добродушно произнес дядя Павлы, человек в форме лесничего. — У нас на свадьбу зовут любого встречного бедняка!
— Я вижу, мы друг друга поймем. — Тайцнер по-домашнему непринужденно взял у Тонички с подноса две рюмочки виски. — За мое и ваше здоровье, пускай мой приход принесет вам счастье!
Официантка Тоничка из дневного бара Герольда проворно разнесла аперитив. Несколько человек устремили взгляд в ту сторону, где сидел свидетель жениха, некоронованный авторитет среди гостей профессор Крчма. Он еще выжидал, по привычке взбивая рыжие усы. Однако уклониться было нельзя — пришлось встать.
— Обычно молодым, стоящим на старте совместной жизни, — взял он слово, — желают несбыточного: бесконечного счастья. Но жизнь длится десятилетия, а настоящее счастье измеряется минутами; некоторые так и не познали его. Быть может, к ним не благоволила судьба, но, скорее всего, они сами не умели его распознать, особенно сердцем. Однако я убежден: для того, кто хоть немного умен, жизнь очень часто может быть радостью, если исполнить три условия: любить людей, любить свою работу и никогда, даже в самом сложном положении, не терять чувства юмора. Говорят, радугу и счастье мы никогда не видим над своей головой, только над чужими. Но счастье едва ли придет к тем, кто его планирует и кто завидует счастью других.— Крчма поднял рюмку, обращаясь к молодоженам.—Поэтому вместо счастья я пожелаю вам другого: широты души, тогда счастье само ее заполнит.
Зазвенели в разных тональностях рюмки, Мишь поймала себя на том, что смотрит на Роберта Давида, он тоже искал ее взглядом, словно проверял, какое впечатление произвела его речь именно на нее. Статная фигура с широченными плечами, словно большая часть его телесной массы приходилась выше пояса; говорят, в молодости он занимался легкой атлетикой в сокольском клубе, успешно метал диск — правда, этот темный костюм сидит на нем неважно, видимо, Крчма не придает значения хорошей одежде и покупает готовые вещи; зато лицо выразительно, и осанка до сих пор прекрасная, короче, mens» sana in corpore sano1.
1 В здоровом теле здоровый дух (лат.).
От одноклассников молодоженов поздравил Мариан.
— Это ты хорошо сказал, что жизнь вдвоем — вдвойне жизнь, — шепнула ему Мишь.
— А разве мог я сказать, что в действительности жалею, что они раньше времени испортили себе жизнь?
— Ты уверен, что всякое супружество — проигрыш?
— Зависит от обстоятельств — например, от того, каковы устремления супругов. Есть такие области деятельности, с которыми семейная идиллия у очага да с кучей детишек у ног как-то не согласуется, а стало быть, у нее нет перспективы — например, подлинное искусство и настоящая наука.
Мишь тихонько вздохнула и выпила полрюмки по примеру своего визави — Тайцнера. И стала слушать, что говорил дядя невесты, лесник откуда-то с Шумавы.
— ...Так пусть твое перо, Камилл, пишет днем и ночью! Только чтобы это можно было читать, ну хотя бы как Клос-терманна или Врбу — у нас дома все их сочинения. Говорят, ни один из них ружья в руках не держал, а лес описывает лучше, чем любой лесник, так почему ж и тебе не суметь! Но пиши правду, никаких охотничьих россказней!
На «молодежном» конце стола раздались крики веселого одобрения, Павла не знала, куда деть глаза, пани Ге-рольдова тревожным взглядом искала помощи у Камилла, но тот оставался глух к ее замешательству.
— Извините, — встал насытившийся и подвыпивший Тайцнер. — Охотничьи россказни — всего лишь проявление повышенной фантазии, а пишущим людям фантазия необходима до зарезу. Вранье охотников и рыболовов сродни лживости общечеловеческих идеалов, в нем — тоже извечная тяга к лучшему, более совершенному. Без стремления перегнать других не было бы никакого прогресса. Олень-четырнадцатилетка — больше, чем шестилетка,— (дядя-лесник понимающе качнул своей окладистой бородой в знак одобрения таких профессиональных познаний), — метровая щука лучше, чем двадцать лещей, а гипербола или преувеличение да будут неотделимой частью поэтики прозаиков. Так что, Герольд, спокойно берите за образец жажду охотников и рыболовов достичь большего, чем это в их силах: их враки — святая ложь сказок, и сто маленьких врак при счастливом стечении обстоятельств могут сложиться в большой литературный образ.
В полутьме холла раздались восторженные рукоплескания. Все удивленно обернулись.
— Руженка! — поднялся пораженный Камилл. Он с радостью привел ее под руку, Крчма уже готовил для Ружен-ки место возле себя, но та двинулась в конец стола к молодым, где сидели Мишь, Мариан, Пирк и Тайцнер.
Краснея, Руженка не слишком убедительно объясняла, почему решила приехать, хоть и с опозданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50