И Володя стал понимать отца раньше, чем тот предполагал. Еще семь лет назад, в день двухлетия со дня смерти, матери, отец сказал:
— Строй, сын, свою жизнь, как разум подсказывает навязывать тебе свою волю не буду.
Этим он хотел подготовить разговор о женщине, с которой встречался на службе, ходил с ней в театр и не решался привести в дом, но Володя опередил его:
— Я тоже не буду тебе мешать. Женись. Говорят, молодые дамы добавляют старикам прыткости к финишу....
Отец, как в рот воды набрал, ничего больше не сказал. Посидели, помолчали и разошлись. Через несколько дней в особняке появилась молодая красивая Виктория Павловна. Отец объявил ее хозяйкой дома, и она быстро вошла в эту роль. Шофер личной машины больше выполнял ее команды, чем самого академика; садовник забыл о фруктовых деревьях и занимался только цветами. Перед научным сотрудником Станиславом Павловичем, который все чаще и чаще стал появляться в библиотеке академика, она поставила задачу:
— Провести полную инвентаризацию всех материальных ценностей по страховой ведомости — нельзя жить беззаботно.
В тот день, когда ей стало известно, что Володя получает аттестат зрелости, она пошла в школу вместо отца, томная и строго внимательная к друзьям сына академика. А утром вложила в его аттестат предъявительский чек на тысячу рублей для «подготовки» в избранный институт.
Володя не спешил искать своего счастья в приемных комиссиях институтов. Оп все лето отдыхал в дальних и ближних окрестностях Москвы с друзьями-туристами. Затем махнул в Атлантику с экспедицией научно-исследовательского института рыбной промышленности, подручным дизелиста. Больше года набирался строгой мудрости атлантов, затем его призвали в армию; оттуда вместе с однокашниками приехал на стройку автомобильного завода.
Предъявительский чек так и лежит в аттестате. Как-никак тысяча рублей дана для поступления в институт, только в какой — еще пе решил. Прежде всего надо установить призвание. Хотя за эти семь лет заботливая «дама», успевшая стать фактически и юридически хозяйкой дома академика Волкорезова, присылала и программы, и добытые по знакомству билеты приемных экзаменов в институты разного профиля, но Володя не спешил: без призвания любой профиль мозги клинит. Она же не раз
намекала, что в солдаты и в рабочие идут те парни, которые провалились, не попали в институты — «дебилы». Слово «дебилы» дежурит на ее языке каждый раз, хотя речь идет попросту о трудягах.
Все разговоры с отцом о призвании заканчивались обычно так:
— Смотри, сын, смотри.
— Смотрю, отец, смотрю.
— Тогда говори, куда тебя тянет. Помогу.
— Не решил пока. Ведь сам когда-то говорил: поневоле стать ученым нельзя, но человеком быть обязан. Хороших слесарей, механиков, шоферов, хлеборобов без призвания тоже не бывает.
После такого разговора отец замолкал, как бы уходил в себя, или, споря с самим собой, прятал от сына усталые глаза. Однако недавно прислал письмо, вроде извинительное. Вычитал в какой-то газете имя сына в числе зачинателей общезаводского движения молодежи за качество, за отличное освоение новейшей техники производства автомобилей и пишет: «Рад за тебя, Володимир, так держать». Ни Володька, ни Вовка, а Володимир — по-ученому. И ни слова о своих делах, о семейном благоустройстве. Академик земледелья, похоже, не забывает о сыне. «Чую, по-солидному у вас дело поставлено. Такой завод построили и людям верное понимание жизни утверждаете, по тебе сужу».
Перебрал тут, конечно, отец. Завод можно построить еще быстрее, а вот попробуй так же быстро поставить на верный путь, скажем, такого парня, как Мартын Огородников, если он сам способен сбить с толку любого. Не суди по мне, а посоветуй — как тут быть? Совершенно бездарных ловкачей не бывает. Лени и хитрости в нем хватит еще не на одну пятилетку. Вот и прикинь, кто из нас тут ближе к истине? Ведь ты знаешь о заводе по газетным статьям. А газеты, как известно, часто подсказывают поспешные выводы...
Академик земледелья, поверив в сына, подкидывает идею для всего завода: «Для проселочных дорог тоже нужна красивая, легкая маневренная машина с четырьмя ведущими колесами; молодые парни тянутся к рулю, потому уходят в город...» В корень смотрит старик, но, кажется, опоздал: опытный образец такой машины, как сказал недавно на комсомольском собрании генеральный
директор завода, скоро начнут испытывать на проселках....
Лишь в конце письма отец спросил, как выглядят нынешней весной прибрежные поля Заволжья. Этот вопрос натолкнул сегодня Володю пройтись вдоль степного берега Жигулевского моря, которое так жадно вгрызается в хлеборобную степь. Пройтись и свои наблюдения передать устно или письменно отцу. Что он скажет по этому поводу?
На берегу отлогой излучины перед Крутояром, где степной ветер смешивался с дыханием огромного завода, Володя будто проснулся и даже удивился: так много прошагал. Степь, хлеборобные поля всегда возвращают думы к отцу...
Собравшись передохнуть, Володя остановился. И тут на тропе появились, как привидения, Афоня Яманов и Рустам Абсолямов. По всему было видно, что бежали сюда не зря, и вдруг предложили сесть на бережок отдохнуть, поговорить. 0 чем же? Друзья чем-то озабочены и встревожены. Неужели пришла какая-то плохая весть? Отцу не семнадцать лет...
— Ладно, говорите, что случилось?
— Мы так... ничего не случилось. Сядем, потолковать надо,— снова предложил Афоня.
— О чем же?
— Понимаешь, Володя,— чуть было не проговорился Рустам, но, встретив прямой взгляд очкастого Афони, попытался уйти от ответа в сторону: — Мы так... на прогулку вышли. Ирина на мотоцикле на Сускан махнула. Скоро вернется. Вася, как позвонили из горкома, так убежал обкатывать машину по твоему маршруту. Кубанец на служебной с Федором Федоровичем к Молодецкому кургану подались. Даже Полина с ребенком по городу твой след ищет...
— Да перестань ты!..— возмутился Афоня и как задиристый петух, выставив грудь, кинулся на Рустама. Того и гляди, свалятся под обрыв.
— Стойте!..—Володя схватил Афоню за шиворот и подтянул к себе.— В чем дело?
— Вот я и говорю, в чем дело,— оправдывался Рустам.— Сказано, в такой час надо быть возле тебя. Федор Федорович сказал...
— Объясните же наконец, что происходит?
— Звонили... и телеграмма... из Москвы...— Афоня задыхался, мучительно выдавливал из себя слова,— нет, нет, отец жив, понимаешь, жив, но у него инфаркт...
К мысу Крутояра подкатила одна машина, вторая, сюда же приткнулся мотоцикл Ирины. Василий, Виктор, Полина подошли к Володе робким шагом. Значит, надо сначала убедить друзей — перед ними не птенец, выпавший из гнезда академика.
— Где телеграмма?
— У коменданта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Строй, сын, свою жизнь, как разум подсказывает навязывать тебе свою волю не буду.
Этим он хотел подготовить разговор о женщине, с которой встречался на службе, ходил с ней в театр и не решался привести в дом, но Володя опередил его:
— Я тоже не буду тебе мешать. Женись. Говорят, молодые дамы добавляют старикам прыткости к финишу....
Отец, как в рот воды набрал, ничего больше не сказал. Посидели, помолчали и разошлись. Через несколько дней в особняке появилась молодая красивая Виктория Павловна. Отец объявил ее хозяйкой дома, и она быстро вошла в эту роль. Шофер личной машины больше выполнял ее команды, чем самого академика; садовник забыл о фруктовых деревьях и занимался только цветами. Перед научным сотрудником Станиславом Павловичем, который все чаще и чаще стал появляться в библиотеке академика, она поставила задачу:
— Провести полную инвентаризацию всех материальных ценностей по страховой ведомости — нельзя жить беззаботно.
В тот день, когда ей стало известно, что Володя получает аттестат зрелости, она пошла в школу вместо отца, томная и строго внимательная к друзьям сына академика. А утром вложила в его аттестат предъявительский чек на тысячу рублей для «подготовки» в избранный институт.
Володя не спешил искать своего счастья в приемных комиссиях институтов. Оп все лето отдыхал в дальних и ближних окрестностях Москвы с друзьями-туристами. Затем махнул в Атлантику с экспедицией научно-исследовательского института рыбной промышленности, подручным дизелиста. Больше года набирался строгой мудрости атлантов, затем его призвали в армию; оттуда вместе с однокашниками приехал на стройку автомобильного завода.
Предъявительский чек так и лежит в аттестате. Как-никак тысяча рублей дана для поступления в институт, только в какой — еще пе решил. Прежде всего надо установить призвание. Хотя за эти семь лет заботливая «дама», успевшая стать фактически и юридически хозяйкой дома академика Волкорезова, присылала и программы, и добытые по знакомству билеты приемных экзаменов в институты разного профиля, но Володя не спешил: без призвания любой профиль мозги клинит. Она же не раз
намекала, что в солдаты и в рабочие идут те парни, которые провалились, не попали в институты — «дебилы». Слово «дебилы» дежурит на ее языке каждый раз, хотя речь идет попросту о трудягах.
Все разговоры с отцом о призвании заканчивались обычно так:
— Смотри, сын, смотри.
— Смотрю, отец, смотрю.
— Тогда говори, куда тебя тянет. Помогу.
— Не решил пока. Ведь сам когда-то говорил: поневоле стать ученым нельзя, но человеком быть обязан. Хороших слесарей, механиков, шоферов, хлеборобов без призвания тоже не бывает.
После такого разговора отец замолкал, как бы уходил в себя, или, споря с самим собой, прятал от сына усталые глаза. Однако недавно прислал письмо, вроде извинительное. Вычитал в какой-то газете имя сына в числе зачинателей общезаводского движения молодежи за качество, за отличное освоение новейшей техники производства автомобилей и пишет: «Рад за тебя, Володимир, так держать». Ни Володька, ни Вовка, а Володимир — по-ученому. И ни слова о своих делах, о семейном благоустройстве. Академик земледелья, похоже, не забывает о сыне. «Чую, по-солидному у вас дело поставлено. Такой завод построили и людям верное понимание жизни утверждаете, по тебе сужу».
Перебрал тут, конечно, отец. Завод можно построить еще быстрее, а вот попробуй так же быстро поставить на верный путь, скажем, такого парня, как Мартын Огородников, если он сам способен сбить с толку любого. Не суди по мне, а посоветуй — как тут быть? Совершенно бездарных ловкачей не бывает. Лени и хитрости в нем хватит еще не на одну пятилетку. Вот и прикинь, кто из нас тут ближе к истине? Ведь ты знаешь о заводе по газетным статьям. А газеты, как известно, часто подсказывают поспешные выводы...
Академик земледелья, поверив в сына, подкидывает идею для всего завода: «Для проселочных дорог тоже нужна красивая, легкая маневренная машина с четырьмя ведущими колесами; молодые парни тянутся к рулю, потому уходят в город...» В корень смотрит старик, но, кажется, опоздал: опытный образец такой машины, как сказал недавно на комсомольском собрании генеральный
директор завода, скоро начнут испытывать на проселках....
Лишь в конце письма отец спросил, как выглядят нынешней весной прибрежные поля Заволжья. Этот вопрос натолкнул сегодня Володю пройтись вдоль степного берега Жигулевского моря, которое так жадно вгрызается в хлеборобную степь. Пройтись и свои наблюдения передать устно или письменно отцу. Что он скажет по этому поводу?
На берегу отлогой излучины перед Крутояром, где степной ветер смешивался с дыханием огромного завода, Володя будто проснулся и даже удивился: так много прошагал. Степь, хлеборобные поля всегда возвращают думы к отцу...
Собравшись передохнуть, Володя остановился. И тут на тропе появились, как привидения, Афоня Яманов и Рустам Абсолямов. По всему было видно, что бежали сюда не зря, и вдруг предложили сесть на бережок отдохнуть, поговорить. 0 чем же? Друзья чем-то озабочены и встревожены. Неужели пришла какая-то плохая весть? Отцу не семнадцать лет...
— Ладно, говорите, что случилось?
— Мы так... ничего не случилось. Сядем, потолковать надо,— снова предложил Афоня.
— О чем же?
— Понимаешь, Володя,— чуть было не проговорился Рустам, но, встретив прямой взгляд очкастого Афони, попытался уйти от ответа в сторону: — Мы так... на прогулку вышли. Ирина на мотоцикле на Сускан махнула. Скоро вернется. Вася, как позвонили из горкома, так убежал обкатывать машину по твоему маршруту. Кубанец на служебной с Федором Федоровичем к Молодецкому кургану подались. Даже Полина с ребенком по городу твой след ищет...
— Да перестань ты!..— возмутился Афоня и как задиристый петух, выставив грудь, кинулся на Рустама. Того и гляди, свалятся под обрыв.
— Стойте!..—Володя схватил Афоню за шиворот и подтянул к себе.— В чем дело?
— Вот я и говорю, в чем дело,— оправдывался Рустам.— Сказано, в такой час надо быть возле тебя. Федор Федорович сказал...
— Объясните же наконец, что происходит?
— Звонили... и телеграмма... из Москвы...— Афоня задыхался, мучительно выдавливал из себя слова,— нет, нет, отец жив, понимаешь, жив, но у него инфаркт...
К мысу Крутояра подкатила одна машина, вторая, сюда же приткнулся мотоцикл Ирины. Василий, Виктор, Полина подошли к Володе робким шагом. Значит, надо сначала убедить друзей — перед ними не птенец, выпавший из гнезда академика.
— Где телеграмма?
— У коменданта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55