вторая смена уже у конвейера. Замедли шаг и дождешься. Но задерживаться нельзя — ждет начальник ОТК, и его, вероятно, не первый раз тормошит по телефону главный инженер. Ведь Евгению Артемьеву, в котором уживаются два главных инженера — мягкий и суровый,— тоже надо знать, чем закончилась утренняя пробежка автомобиля по полигону «пыток». Знать, если не для 'доброго настроения, то хотя бы для раздумий вместе с генеральным директором.
Ярцев не ошибся в своих догадках: главный инженер несколько раз звонил начальнику ОТК, а затем, как сказал его помощник, минут десять назад прибыл сюда вместе С главным механиком. Они сидели в кабинете начальника за приставным столиком, беседуя, как показалось Василию, на отвлеченную от вчерашних событий тему.
— Садись, отдохни, соберись с мыслями,— предложил главный инженер Ярцеву, будто знал, какие сомнения мучают испытателя.
Ярцев присел к угловому столику. А главный инженер продолжил фразу, которая была прервана минуту назад:
— ...они уходят от того, к чему мы идем. Можно подумать, научно-техническая революция для нас начало того пути, который уже пройден в Детройте и Турине. С этим можно было бы согласиться, если бы буреломный Октябрь семнадцатого года не избавил нас от того, что они считают главным стимулом развития — от конкуренции между предпринимателями, от права сильных душить слабых. Научно-техническая революция не застала их врасплох. Нет, наоборот, они готовились к ней, не жалели денег на
приобретение патентов, на содержание ученых, изобретав телей, конструкторов, но тот же Генри Форд собирается отказаться от конвейера. Почему? Конвейер слишком чувствительный механизм к капризам отдельных индивидуумов. Один сборщик может возмутить сотни соседей справа и слева. Опасное общение. Надо создавать технический микроклимат для каждого сборщика, сажать их в одиночные окопы, как это делали стратеги вермахта, когда стали бояться массового бегства своих вояк в тыл или сдачи в плен. На наш язык это переводится так: «Боюсь коллективного единодушия людей, они могут потребовать то, что взяли рабочие Петербурга и других промышленных центров России еще пятьдесят с лишним лет назад». Так кто же теперь хватается за хвост, а кто за голову?
- Но сдельщина ведь тоже, по-существу, оставляет рабочего в одиночном окопе, в микроклимате с личными интересами,— заметил седеющий начальник ОТК, поблескивая очками в сторону углового столика.
Василий привстал: пора докладывать. Главный инженер, плавным жестом руки остановив его, продолжил:
— Да, у сдельщины долгий век. Она досталась нам от далеких предшественников. Против нее еще Маркс выставил тезис — она вызывает ухудшение качества продукции, нарушение технологических режимов. Издавна говорят: «Время дороже денег». Гениальная догадка. Мы внедряем повременную оплату труда по самой строгой шкале. Время не подвергается девальвации. У него одно, постоянное измерение — от прошлого к будущему. И нынешняя научно-техническая революция в наших условиях приближает нас к тому, о чем мечтал автор «Капитала».
«Нет, пожалуй, не зря затеялся тут такой разговор»,— заметил про себя Ярцев, удивляясь тому, что главный инженер умеет отвлекаться на толкование вопросов, связанных с НТР, которая, как явствует из хода беседы, охватила все промышленные центры мира. Но в нашей стране она продолжает дело социальной революции, укрепляет в людях труда веру в успех коллективных усилий, потому конвейер отвечает духу нашего времени. Там же, где боятся сплочения рабочих, конвейер стал опасным явлением, его готовятся расчленить и тем самым вернуть рабочих на позиции, по крайней мере, полувековой давности.
Василию Ярцеву хотелось включиться в беседу. То, о чем тут говорили, помогло ему понять, почему все-таки
не обнаружена резкая разница в качестве сборки автомобилей, которые обкатывались вчера и сегодня?
В самом деле, строго регламентированный режим движения конвейера, как сказал начальник ОТК, не дает возможности сборщику делать резкие прыжки, чтобы опередить товарищей, не позволяет забывать о том, что ему положено делать. Но если он освоил свое дело и добросовестно выполняет его в положенное время — это и есть основные слагаемые технически обоснованной нормы труда. В ущерб качества ее дважды не перевыполнишь, не будет повода для погони за количеством без качества.
— Минутку,—прервал начальника ОТК главный инженер.— Послушаем, что скажет бригадир обкатчиков. Он, кажется, готовится опровергнуть наши доводы.
— Готовился,— сознался Василий Ярцев.— Готовился по всем статьям, но не собрал веских доводов.
— Мы в этом не сомневались.
— Однако,— Ярцев гулко передохнул,— непредвиденная остановка конвейера могла дать и непредвиденное количество огрехов.
— Могла,— согласился главный инженер. — Поэтому,— продолжал Ярцев,— я не хотел бежать к вам с криками «ура» после обкатки трех автомобилей.
И далее он рассказал о своих сомнениях. Признался, как его осмеяли девушки. Напомнил главному инженеру, как был ослеплен световой пылью трех схем вычислительного центра в Турине — вдруг выбор сделан ошибочно? Не утаил и своих прежних дум о полигоне «пыток», о суровости и мягкости, которые как-то уживаются в одном человеке — в главном инженере завода, но теперь готов сказать о нем иначе...
— Вот этого прошу не делать,— возразил Артемьев,— боюсь поспешной аттестации на знак качества, хоть готов заметить, что в Туринском вычислительном центре фирмы «Фиат» мы не выбирали, а отключали непригодные для нас схемы. Ошибки не могло быть. И конвейер остановился вчера по иной причине. Что касается «суровости» и «мягкости», то эти два Артемьевых обязывают главного инженера строго следить за собой. Спасибо за откровенность, благодарю за добрую суровость к нашему делу, за сегодняшнюю инициативу. На девушек злиться не надо, Они у нас красивые, умные, веселые и хорошо работают.
— Утомительно однообразная у них работа,— заметил Василий с оттенком сожаления в голосе.
— Сидеть без дела в одной позе тоже утомительно,— ответил главный инженер, и мягкость его взгляда стала пропадать.— Нет работы без напряжения физических и умственных сил. «Труд не может стать игрой». Об этом еще Маркс предупреждал. Плата за труд потому и называется так, что ее надо заработать. Я презираю тех, кто получает деньги за присутствие на работе... Нет труда без творчества. И сборщикам на нашем конвейере, в отличие от туринских и фордовских, созданы условия для повышения профессионального мастерства, для роста, для взаимного обогащения опытом. Они могут и должны уходить от монотонности путем подмены друг друга внутри экипажа, а затем переходить целыми бригадами с одной операции на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Ярцев не ошибся в своих догадках: главный инженер несколько раз звонил начальнику ОТК, а затем, как сказал его помощник, минут десять назад прибыл сюда вместе С главным механиком. Они сидели в кабинете начальника за приставным столиком, беседуя, как показалось Василию, на отвлеченную от вчерашних событий тему.
— Садись, отдохни, соберись с мыслями,— предложил главный инженер Ярцеву, будто знал, какие сомнения мучают испытателя.
Ярцев присел к угловому столику. А главный инженер продолжил фразу, которая была прервана минуту назад:
— ...они уходят от того, к чему мы идем. Можно подумать, научно-техническая революция для нас начало того пути, который уже пройден в Детройте и Турине. С этим можно было бы согласиться, если бы буреломный Октябрь семнадцатого года не избавил нас от того, что они считают главным стимулом развития — от конкуренции между предпринимателями, от права сильных душить слабых. Научно-техническая революция не застала их врасплох. Нет, наоборот, они готовились к ней, не жалели денег на
приобретение патентов, на содержание ученых, изобретав телей, конструкторов, но тот же Генри Форд собирается отказаться от конвейера. Почему? Конвейер слишком чувствительный механизм к капризам отдельных индивидуумов. Один сборщик может возмутить сотни соседей справа и слева. Опасное общение. Надо создавать технический микроклимат для каждого сборщика, сажать их в одиночные окопы, как это делали стратеги вермахта, когда стали бояться массового бегства своих вояк в тыл или сдачи в плен. На наш язык это переводится так: «Боюсь коллективного единодушия людей, они могут потребовать то, что взяли рабочие Петербурга и других промышленных центров России еще пятьдесят с лишним лет назад». Так кто же теперь хватается за хвост, а кто за голову?
- Но сдельщина ведь тоже, по-существу, оставляет рабочего в одиночном окопе, в микроклимате с личными интересами,— заметил седеющий начальник ОТК, поблескивая очками в сторону углового столика.
Василий привстал: пора докладывать. Главный инженер, плавным жестом руки остановив его, продолжил:
— Да, у сдельщины долгий век. Она досталась нам от далеких предшественников. Против нее еще Маркс выставил тезис — она вызывает ухудшение качества продукции, нарушение технологических режимов. Издавна говорят: «Время дороже денег». Гениальная догадка. Мы внедряем повременную оплату труда по самой строгой шкале. Время не подвергается девальвации. У него одно, постоянное измерение — от прошлого к будущему. И нынешняя научно-техническая революция в наших условиях приближает нас к тому, о чем мечтал автор «Капитала».
«Нет, пожалуй, не зря затеялся тут такой разговор»,— заметил про себя Ярцев, удивляясь тому, что главный инженер умеет отвлекаться на толкование вопросов, связанных с НТР, которая, как явствует из хода беседы, охватила все промышленные центры мира. Но в нашей стране она продолжает дело социальной революции, укрепляет в людях труда веру в успех коллективных усилий, потому конвейер отвечает духу нашего времени. Там же, где боятся сплочения рабочих, конвейер стал опасным явлением, его готовятся расчленить и тем самым вернуть рабочих на позиции, по крайней мере, полувековой давности.
Василию Ярцеву хотелось включиться в беседу. То, о чем тут говорили, помогло ему понять, почему все-таки
не обнаружена резкая разница в качестве сборки автомобилей, которые обкатывались вчера и сегодня?
В самом деле, строго регламентированный режим движения конвейера, как сказал начальник ОТК, не дает возможности сборщику делать резкие прыжки, чтобы опередить товарищей, не позволяет забывать о том, что ему положено делать. Но если он освоил свое дело и добросовестно выполняет его в положенное время — это и есть основные слагаемые технически обоснованной нормы труда. В ущерб качества ее дважды не перевыполнишь, не будет повода для погони за количеством без качества.
— Минутку,—прервал начальника ОТК главный инженер.— Послушаем, что скажет бригадир обкатчиков. Он, кажется, готовится опровергнуть наши доводы.
— Готовился,— сознался Василий Ярцев.— Готовился по всем статьям, но не собрал веских доводов.
— Мы в этом не сомневались.
— Однако,— Ярцев гулко передохнул,— непредвиденная остановка конвейера могла дать и непредвиденное количество огрехов.
— Могла,— согласился главный инженер. — Поэтому,— продолжал Ярцев,— я не хотел бежать к вам с криками «ура» после обкатки трех автомобилей.
И далее он рассказал о своих сомнениях. Признался, как его осмеяли девушки. Напомнил главному инженеру, как был ослеплен световой пылью трех схем вычислительного центра в Турине — вдруг выбор сделан ошибочно? Не утаил и своих прежних дум о полигоне «пыток», о суровости и мягкости, которые как-то уживаются в одном человеке — в главном инженере завода, но теперь готов сказать о нем иначе...
— Вот этого прошу не делать,— возразил Артемьев,— боюсь поспешной аттестации на знак качества, хоть готов заметить, что в Туринском вычислительном центре фирмы «Фиат» мы не выбирали, а отключали непригодные для нас схемы. Ошибки не могло быть. И конвейер остановился вчера по иной причине. Что касается «суровости» и «мягкости», то эти два Артемьевых обязывают главного инженера строго следить за собой. Спасибо за откровенность, благодарю за добрую суровость к нашему делу, за сегодняшнюю инициативу. На девушек злиться не надо, Они у нас красивые, умные, веселые и хорошо работают.
— Утомительно однообразная у них работа,— заметил Василий с оттенком сожаления в голосе.
— Сидеть без дела в одной позе тоже утомительно,— ответил главный инженер, и мягкость его взгляда стала пропадать.— Нет работы без напряжения физических и умственных сил. «Труд не может стать игрой». Об этом еще Маркс предупреждал. Плата за труд потому и называется так, что ее надо заработать. Я презираю тех, кто получает деньги за присутствие на работе... Нет труда без творчества. И сборщикам на нашем конвейере, в отличие от туринских и фордовских, созданы условия для повышения профессионального мастерства, для роста, для взаимного обогащения опытом. Они могут и должны уходить от монотонности путем подмены друг друга внутри экипажа, а затем переходить целыми бригадами с одной операции на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55