Голос Ирины дрогнул. Василий привлек ее к себе, снова накинул на плечи свой пиджак, и они не спеша зашагали по тропке, что вела из парка к автобусной остановке, затем к дому, в котором жила Ирина.
— Допускать брак умеют везде,— вернулась она к разговору,— значит, протест против такого явления нельзя считать частным выпадом отдельных людей.
Это был уже прямой намек: «Не бойся возможных осложнений на сегодняшнем разбирательстве твоего персонального дела,за тобой правда».
Проводив Ирину до подъезда, Василий спросил, когда она собирается завершать дипломную работу. На сей раз в его голосе уже не было игривости.
— Об этом я и хотела поговорить с тобой сегодня, но не удалось. Ты уже опаздываешь. Во всяком случае, ко дню помолвки успею.
— С кем?
— Я бы на твоем месте не спрашивала... Беги, завтра договорим.
Не знал Василий, не могла подумать и Ирина, что ни завтра, ни послезавтра они не встретятся. Все обернулось против них довольно круто и неожиданно.
Едва Василий Ярцев успел перешагнуть порог кабинета, где шло заседание парткома, как у него сразу пересохло в горле: разбор персональных дел вел не секретарь парткома, а его заместитель Шатунов. Тут же встретился взглядом с Ремом Акимовичем, затем с Жемчуговым. Последний почему-то улыбнулся, скривив губы.
Рядом с Жемчуговым сидел инструктор по партийному учету. Тот самый, к которому Ярцев явился в первый же день после возвращения из Турина с просьбой выписать партбилет и снять с учета в связи с переходом на автозавод.
— Подожди,— ответил инструктор,— твой вопрос снова будет рассматриваться на заседании парткома,
— Почему?
— Читай газеты. Летунов с партийными билетами по-ра выводить на чистую воду. Благо тебе еще не выдали партбилет...
— Но я считаю себя членом партии.
— Считай до ближайшего заседания, . Ближайшее заседание пришлось ждать долго. Было
собрано полтора десятка объяснений, отзывов и заключений о моральном облике молодого коммуниста, о его суждениях и поступках, так сказать, в объективном плане. Эти «объективки» докладывал инструктор. Когда он кончил, Шатунов дал свою оценку каждому .факту. Так записка проводника вагона была принята как важный лелей веческий документ— сигнал о начале падения Ярцева; выступление в печати об аварии в Переволоках — прямая попытка оправдать аварийщика; упомянутые в записке Рема Акимовича Угодина примеры принципиальных споров Ярцева с сотрудниками Пензенской нефтебазы получили иную окраску: «Вот вам факты — перед нами скандалист, бузотер... и чужие лодки с цепей срывает — девчонок катать...» Каждый лист дела не остался: без внимания. Даже случай с потерей денег был оценен как-«шантаж друзей», а выезд Володи Волкорезова к больному отцу вызвал особый интерес.
— Значит, твои друзья, Ярцев, отрабатывали поочередно за Волкорезова?
— Отрабатывали.
— Но ведь это же коллективное укрывательство прогульщика.
— Мы хотели помочь товарищу в беде. Он поехал к больному отцу.
- Сердобольная демагогия... Нам-то известно, что отец остался жив...
— Неужели это огорчает вас? — дерзнул спросить Ярцев, Он задал вопрос так, что трудно было уловить, о чем идет речь: о том, что академик остался жив, или о том, что ребята отработали за Володю Волкорезова.
— Огорчает,— ответил разгневанный Шатунов.
— Тогда я не знаю, почему вам доверили вести сегодняшнее заседание?
И тут началось...
Даже Рем Акимович заколебался и согласился с тем,что Василий Ярцев способен дерзить старшим, Долго и
обстоятельно «анализировал» характер поведения Ярцева приглашенный на это заседание члеп парткома завода Жемчугов. Он был осведомлен о том, как Ярцев сколотил компанию «нигилистов» и внушает им нездоровый дух, которым напитался в Турине; устраивает демонстрации недоверия к службе контроля за качеством. И во всех делах Ярцеву помогает комендант общежития, некто Ковалев...
— Как это некто?! — вскипел Ярцев, готовый высказать такие же сомнеиия о самом Олеге Викторовиче, но ему не дали договорить.
Кто из членов парткома голосовал за исключение, кто против, Василий Ярцев не знал: его попросили выйти, затем через несколько минут позвали обратно и зачитали решение: «Считать выбывшим из партии...»
— Исключили? — спросил Ярцев, теряя равновесие.
— Понял правильно,— ответил Шатунов. Провожал Ярцева из кабинета парткома до лестницы,
затем от лестницы до остановки автобуса Рем Акимович. Жалуясь на перебои в сердце и прихрамывая на правую ногу, обмороженную на фронте, он произносил какие-то длинные фразы. Ярцев никак не мог уловить, упрекает его или наставляет па путь истинный этот Рем Акимович. В уши западали лишь скрипучие слова: езжай отсюда, езжай... Зло в себе не держи...
До полуночи метался Василий, не находя себе места. Не помнит, как очутился у моря, на котором неистовствовала штормовая волна. Неожиданно для Василия глина под ногами будто ожила и двинулась навстречу волнам. Подмыло берег!
Первый удар в грудь сбил дыхание. Второй пришелся в голову. Топляки! Затонувшие бревна, что ходят под водой стояком! Они вздыбились от обвала кручи и будто оса-танели, вскидываясь черными рыбами между гребнями волн.
В воде и под водой острая боль быстро гаснет. Очень сильные и опасные для жизни удары кажутся тупыми, мягкими, поэтому Василий с большим опозданием ощутил, что ему не повинуются ноги...
Измученный, обессилевший, он ухватился руками за кустарники затопленного кургана ставропольских бакенщиков. По отмели, подталкиваемый волнами, выполз из воды на вершину когда-то высокого кургана, заросшего
шиповником. Очнулся Василий на больничной койке. Ноги в гипсе, грудь и голова туго перетянуты бинтами. Кто-то топтался перед дверью палаты. Глухо доносился женский голос:
— Нельзя к нему. Хирург категорически запретил всякие свидания с этим больным... Да, да, надолго...
Неуютно стало на душе у Олега Викторовича Жемчугова после вызова в горком партии по поводу Ярцева. Неуютность эта вселилась в него не на день, не на два. А тут еще тихий старикашка из парткомиссии горкома допытывается: что, да как, да почему приобщился член парткома завода к разбирательству дела Ярцева на парткоме строительного управления?
Нет, нет, Олег Викторович не научился критиковать себя, осуждать свои поступки. А многие ли умеют это делать хотя бы про себя? Ему просто хотелось скорее освободиться от этой неуютности в душе и даже от дружбы с Шатуновым, однако дело поворачивается все круче и круче. Возвратился с курсов секретарь парткома, которого замещал Шатунов, и уже проведено заседание по пересмотру решения, продиктованного Шатуновым и Жемчуговым с необоснованных позиций против Ярцева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55