«Может, и я, но у нас все меткие...»
После ночного боя за аэродром Тепельхоф штурмовые отряды полка, заняв исходные позиции для нового удара, сделали передышку на завтрак. Танки замаскировали так, что не поймешь — груда развалин громоздится или боевая машина. Гвардейцы-сталинградцы знали, как надо укрываться в такой обстановке. Лишь белесый дымок и запах походных кухонь не могли маскировать в том тротиловом чаду.
На время завтрака Сережа Березкин остался наблюдателем на четвертом этаже флюг-гафена, взятого ночью здания управления аэродромной службы. Не успели повара развернуться, как Березкин подал сигнал со своего
наблюдательного пункта: «Прекратить раздачу!..» — «В чем дело?» — «Фашисты сюда прут, прямо на запах кухонь».— «Много?» — «Всю улицу запрудили, конца не видно».
В самом деле, в этот момент из центра Берлина, из Тиргартена, шла огромная колонна немцев. Юнцы, школьники. Они шли вдоль Колоненштрассе восьмирядным строем. На плечах фаустпатроны, в ранцах, как потом выяснилось, вместо книг и тетрадей — тротил со взрывателями. Живые противотанковые мины! Офицеры из бригады Монке «Лейб-штандарт Адольф Гитлер» вели мальчишек умирать под гусеницами русских танков. Как предотвратить безумие? Открывать огонь, затем бросать в контратаку штурмовые танки — гибель юнцов неизбежна. Запросили по радио командира корпуса — как быть? Там находился командующий армией. Он ответил: «Остановить и повернуть обратно к Адольфу».— «Не получается, они уже разнесли в клочья одну кухню и повозку вместе с ездовым».— «Остановить. Не первый день воюете...»
Было ясно, что командующий запретил открывать огонь. Между тем первые квадраты колонны уже расчленились на группы. Еще минута — и внутри боевых порядков полка начнется бой, прольется кровь. Где же выход?
Кажется, раньше всех осенила счастливая догадка Сережу Березкина: «Шашками, дымовыми шашками их надо слепить!» — крикнул он в микрофон рации в тот момент, когда командиры отрядов и танков перешли на прием и ждали команду.
Через несколько секунд дымовая завеса непроглядной тучей поползла вдоль Колоненштрассе. Верховой ветер с юга прижимал ее к земле вместе с юнцами. Не обошлось, конечно, без крови. Те, кто, захлебываясь дымом, падал вниз лицом, остались живы, а те, кто опрокидывался на ранцы с тротилом, не успевали и слезу смахнуть...
Оставшиеся в живых сознались, что в минувшую ночь они клялись фюреру умереть за великую Германию. Было это во дворе имперской канцелярии. Десять тысяч юнцов выстроились буквой «П». В центре костер, у которого — Адольф Гитлер. Перед своей смертью он бросал их на верную гибель, без права возвращаться к родителям, к учебникам, к жизни.
Командующий приказал представить Березкина к ордену Красного Знамени, о чем было объявлено во всех подразделениях полка. Сережа будто напугался такой вести и целые, сутки не показывался никому на глаза, вроде за-. стыдился: зря его таким орденом отмечают, хватило бы медали «За боевые заслуги». И не успел он получить свой орден...
Нет, нет, это не тот, что на груди Федора Федоровича. Вопрос Афони Яманова смутил сейчас Ковалева так, что хоть снова проклинай свою память или вступай с ней в непримиримый спор.
...Начался заключительный штурм центра Берлина. Федор Федорович заменил командира полка, выбывшего из строя по ранению. Сережа Березкин взял на себя обязанность адъютанта — замполиту не полагалось иметь такового — и проявил редкостную расторопность в оценке боевой обстановки. Он успевал нанести на карту продвижение каждого штурмового отряда, связаться с разведчиками, чтоб обозначить наиболее опасные объекты, проверить, где повозки с боеприпасами, вызванные по приказанию «двадцать второго» — так обозначался замполит в таблице кодированной связи. И удивительно, Сереже удавалось найти время подшить свежий воротничок и почистить сапоги своему начальнику.
Полк продвигался к имперской канцелярии. Этому, кажется, больше всех радовался Сережа Березкин. «Вот будет здорово, если Гитлера живым схватим!..» — говорил он, нанося на карту обстановку.
Однако путь к имперской канцелярии с юга преграждал Ландвер-канал. Полку не удалось преодолеть этот рубеж с ходу. Целые сутки протоптались на месте. Тут действовали, батальоны бригады Монке — охрана Гитлера. Полк нес потери. И если бы «двадцать второй» не взял на себя смелость приостановить атаку, чтоб подготовить мощный удар прицельного артминометного огня, для чего требовалось несколько часов, то от полка осталось бы одно название.
Между тем части, наступающие на центр Берлина с севера и северо-востока, уже завершили .штурм рейхстага. Над продырявленным куполом символического центра законодательной власти третьего .рейха взвился алый стяг! Но гитлеровцы еще продолжали ожесточенно сопротивляться.
Лилась кровь и Первого мая, когда Москва уже знала о водружении знамени Победы над Берлином. Встала задача — подавить сопротивление батальонов противника, обороняющих подступы к имперской канцелярии, и тогда последует капитуляция берлинского гарнизона, бессмысленное кровопролитие кончится. Эту задачу могли выполнить раньше других полки, что остановились перед Ландвер-каналом.
...Обычно Сережа Березкин ходил вслед за замполитом, как ординарец, а в этот день почему-то вдруг вышел вперед. Захотел показать свою лихость или... Нет, скорее всего, заметил цепким взором или почуял, что «двадцать второй» уже пойман на мушку гитлеровским снайпером. Выскочил вперед, приостановился, будто прикрывая собой идущих за ним замполита и радиста, и как подкошенный упал. Пуля, конечно, предназначалась не ему... Горько и досадно было прощаться с верным фронто-ным другом. Федор Федорович взял его на руки, спустался с ним на минуту в подвал — скоро последует си-нал возобновления штурма. И надо же, именно в эту минуту в наушниках рации на полковой волне послы-шался голос: «К микрофону «двадцать второго». Вызы-вает «ноль седьмой».— Это кто-то из. штаба корпуса.— У микрофона «двадцать второй», слушаю».— «Доложи, как идет подготовка к подписке на заем... Почему молчишь? Ты должен был донести об этом еще три дня на-зад. Нам важно знать предварительные итоги. Ты все хозяйство ставишь в трудное положение. Чем объяснить такое разгильдяйство?»
В ту пору ежегодно проводилась подписка на заем. В 1945 году она намечалась на пятое мая. «Ноль седь-мому» важно было знать предварительно, какую сумму даст гвардейский полк. Ему, видно, очень хотелось козырнуть перед высшей инстанцией: «Вот смотрите, штурмуем Берлин успешно и по подписке на заем не отстаем». И тут нерасторопность «двадцать второго» портит все дело.
«Алло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
После ночного боя за аэродром Тепельхоф штурмовые отряды полка, заняв исходные позиции для нового удара, сделали передышку на завтрак. Танки замаскировали так, что не поймешь — груда развалин громоздится или боевая машина. Гвардейцы-сталинградцы знали, как надо укрываться в такой обстановке. Лишь белесый дымок и запах походных кухонь не могли маскировать в том тротиловом чаду.
На время завтрака Сережа Березкин остался наблюдателем на четвертом этаже флюг-гафена, взятого ночью здания управления аэродромной службы. Не успели повара развернуться, как Березкин подал сигнал со своего
наблюдательного пункта: «Прекратить раздачу!..» — «В чем дело?» — «Фашисты сюда прут, прямо на запах кухонь».— «Много?» — «Всю улицу запрудили, конца не видно».
В самом деле, в этот момент из центра Берлина, из Тиргартена, шла огромная колонна немцев. Юнцы, школьники. Они шли вдоль Колоненштрассе восьмирядным строем. На плечах фаустпатроны, в ранцах, как потом выяснилось, вместо книг и тетрадей — тротил со взрывателями. Живые противотанковые мины! Офицеры из бригады Монке «Лейб-штандарт Адольф Гитлер» вели мальчишек умирать под гусеницами русских танков. Как предотвратить безумие? Открывать огонь, затем бросать в контратаку штурмовые танки — гибель юнцов неизбежна. Запросили по радио командира корпуса — как быть? Там находился командующий армией. Он ответил: «Остановить и повернуть обратно к Адольфу».— «Не получается, они уже разнесли в клочья одну кухню и повозку вместе с ездовым».— «Остановить. Не первый день воюете...»
Было ясно, что командующий запретил открывать огонь. Между тем первые квадраты колонны уже расчленились на группы. Еще минута — и внутри боевых порядков полка начнется бой, прольется кровь. Где же выход?
Кажется, раньше всех осенила счастливая догадка Сережу Березкина: «Шашками, дымовыми шашками их надо слепить!» — крикнул он в микрофон рации в тот момент, когда командиры отрядов и танков перешли на прием и ждали команду.
Через несколько секунд дымовая завеса непроглядной тучей поползла вдоль Колоненштрассе. Верховой ветер с юга прижимал ее к земле вместе с юнцами. Не обошлось, конечно, без крови. Те, кто, захлебываясь дымом, падал вниз лицом, остались живы, а те, кто опрокидывался на ранцы с тротилом, не успевали и слезу смахнуть...
Оставшиеся в живых сознались, что в минувшую ночь они клялись фюреру умереть за великую Германию. Было это во дворе имперской канцелярии. Десять тысяч юнцов выстроились буквой «П». В центре костер, у которого — Адольф Гитлер. Перед своей смертью он бросал их на верную гибель, без права возвращаться к родителям, к учебникам, к жизни.
Командующий приказал представить Березкина к ордену Красного Знамени, о чем было объявлено во всех подразделениях полка. Сережа будто напугался такой вести и целые, сутки не показывался никому на глаза, вроде за-. стыдился: зря его таким орденом отмечают, хватило бы медали «За боевые заслуги». И не успел он получить свой орден...
Нет, нет, это не тот, что на груди Федора Федоровича. Вопрос Афони Яманова смутил сейчас Ковалева так, что хоть снова проклинай свою память или вступай с ней в непримиримый спор.
...Начался заключительный штурм центра Берлина. Федор Федорович заменил командира полка, выбывшего из строя по ранению. Сережа Березкин взял на себя обязанность адъютанта — замполиту не полагалось иметь такового — и проявил редкостную расторопность в оценке боевой обстановки. Он успевал нанести на карту продвижение каждого штурмового отряда, связаться с разведчиками, чтоб обозначить наиболее опасные объекты, проверить, где повозки с боеприпасами, вызванные по приказанию «двадцать второго» — так обозначался замполит в таблице кодированной связи. И удивительно, Сереже удавалось найти время подшить свежий воротничок и почистить сапоги своему начальнику.
Полк продвигался к имперской канцелярии. Этому, кажется, больше всех радовался Сережа Березкин. «Вот будет здорово, если Гитлера живым схватим!..» — говорил он, нанося на карту обстановку.
Однако путь к имперской канцелярии с юга преграждал Ландвер-канал. Полку не удалось преодолеть этот рубеж с ходу. Целые сутки протоптались на месте. Тут действовали, батальоны бригады Монке — охрана Гитлера. Полк нес потери. И если бы «двадцать второй» не взял на себя смелость приостановить атаку, чтоб подготовить мощный удар прицельного артминометного огня, для чего требовалось несколько часов, то от полка осталось бы одно название.
Между тем части, наступающие на центр Берлина с севера и северо-востока, уже завершили .штурм рейхстага. Над продырявленным куполом символического центра законодательной власти третьего .рейха взвился алый стяг! Но гитлеровцы еще продолжали ожесточенно сопротивляться.
Лилась кровь и Первого мая, когда Москва уже знала о водружении знамени Победы над Берлином. Встала задача — подавить сопротивление батальонов противника, обороняющих подступы к имперской канцелярии, и тогда последует капитуляция берлинского гарнизона, бессмысленное кровопролитие кончится. Эту задачу могли выполнить раньше других полки, что остановились перед Ландвер-каналом.
...Обычно Сережа Березкин ходил вслед за замполитом, как ординарец, а в этот день почему-то вдруг вышел вперед. Захотел показать свою лихость или... Нет, скорее всего, заметил цепким взором или почуял, что «двадцать второй» уже пойман на мушку гитлеровским снайпером. Выскочил вперед, приостановился, будто прикрывая собой идущих за ним замполита и радиста, и как подкошенный упал. Пуля, конечно, предназначалась не ему... Горько и досадно было прощаться с верным фронто-ным другом. Федор Федорович взял его на руки, спустался с ним на минуту в подвал — скоро последует си-нал возобновления штурма. И надо же, именно в эту минуту в наушниках рации на полковой волне послы-шался голос: «К микрофону «двадцать второго». Вызы-вает «ноль седьмой».— Это кто-то из. штаба корпуса.— У микрофона «двадцать второй», слушаю».— «Доложи, как идет подготовка к подписке на заем... Почему молчишь? Ты должен был донести об этом еще три дня на-зад. Нам важно знать предварительные итоги. Ты все хозяйство ставишь в трудное положение. Чем объяснить такое разгильдяйство?»
В ту пору ежегодно проводилась подписка на заем. В 1945 году она намечалась на пятое мая. «Ноль седь-мому» важно было знать предварительно, какую сумму даст гвардейский полк. Ему, видно, очень хотелось козырнуть перед высшей инстанцией: «Вот смотрите, штурмуем Берлин успешно и по подписке на заем не отстаем». И тут нерасторопность «двадцать второго» портит все дело.
«Алло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55