Пустили его в дом, он ребяток еще больше удолбал – в лаборатории до сих пор колдуют над анализами крови, не могут разобраться, что за гадостью их там накачали. Включая, кстати, и самого Кудрявцева. Потом, когда все вырубились, киллер спокойно шлепнул кого надо, ствол пристроил к пареньку и не спеша ушел прочь. Вот и вся история.
– А парни, значит, все равно сидеть будут?
– Будут. Или ты считаешь, что они должны на свободе гулять? Наркоты в законе. Все дилеры ими охвачены, все бляди московские, все тусовки наркотские. Последнее время они даже с кокаина слезли, жестко на гере сидели.
– А ты сам разве не сидишь?
Следователь прищурился.
– Тебе-то какое дело, Шурик? Ты что у нас, ангел без крыльев?
– Нет, я не ангел. Просто убийство вешать на мальчишек…
– Вешать, не вешать… Я считаю, что им на свободе гулять нечего. Заслужили вполне. Не сегодня-завтра сами бы влезли в какую-нибудь гадость. Они социально опасны, Шурик, неужели не понимаешь? Им нельзя давать по Москве гулять. Они уже все на финишной прямой. А зона им только на пользу пойдет. Мы уж постараемся…
– Ну конечно. Вы постараетесь.
– Мудак ты, Александр Михайлович. Не перебивай меня, бога ради. Ты же не дослушал того, что я хотел сказать.
– Пожалуйста, продолжай. Очень интересно.
– Ты нас за зверей-то не держи, ладно? Не в наших интересах, чтобы они просто на зоне парились, десять лет впустую там торчали. Они у нас поедут в больничку. Тюремную, разумеется. В себя придут, с дозы слезут.
– Конечно, там слезешь…
Глаза Бурова сузились.
– Не пори чепухи, Михалыч. Надо будет – специальные люди проследят, чтобы и с дозы слезли, и сил набрались.
– Ах, ты в этом смысле? Длинные руки…
– Точно. Ты даже не представляешь, насколько они у нас длинные.
– Да где уж…
– Вот именно. Короче, выйдут годика через два…
– Это за убийство-то?
– Успокойся. Я говорю – выйдут, значит выйдут. На суде все решат. Убийство убийству, как ты знаешь, рознь. На тебе ведь тоже убийство по неосторожности висело. А ты так легко отделался…
Шурик осторожно кашлянул.
– Зря ты это, Буров. Не люблю я вспоминать такие вещи…
– Ну уж, брат, извини. Ты спросил, я тебе дал развернутый ответ. Конечно, я ни секунды не верю, что они Кудрявцева завалили. А завалил его…
– Кто?
– Тебе интересно?
– Конечно. Еще бы.
– Сказать?
Буров был уже изрядно пьян.
– Тебе, Шурик, я могу, конечно, сказать. Ты ведь как бы свой человек. Да? Я не ошибаюсь?
– Слушай, брось ты чушь молоть. Свой, не свой… Что мы, первый день знакомы?
– Не первый. Но и не так чтобы очень уж долго. А ведь я про тебя много чего знаю, Шурик…
– Да я в курсе.
– Серьезно? Ну вот и отлично. А завалил Кудрявцева, конечно же, Грек.
Буров так неожиданно закончил фразу, что Шурик не сразу осознал смысл сказанного. У следователя была такая особенность – важную информацию он выдавал вскользь, как бы между делом, вставляя ее в поток необязательных слов.
– Как ты сказал? Грек?
– Ну да. А кто же еще? Конечно, Грек. У него и интерес был. Я его давно пасу. Он, гад, через клубы Кудрявцева наркоту гнал. А Ромочка наш стал упираться. Мол, и без Грека, говорил, обойдусь, и вообще вещал – дескать, не хочу с наркотой возиться, опасно это, да и быдло всякое вечно вокруг трется. Он ведь, блядь, светский господин был. Ну, конечно, из золотой молодежи… Сволочь номенклатурная. Не поверишь, Шурик, ни капельки мне его не жалко. Падла кремлевская…
– Почему же кремлевская?
– Так ведь предки его – чисто у Кремля кормились. Я же сказал – золотая молодежь. Им, сукам, при любой власти вольготно. Без мыла в жопу влезут. И Рома, сучара, фарца московская, все ему с рук сходило. Вот и допрыгался. Все они там будут, все!
Александр Михайлович покачал головой. То, что вещал Буров, более естественно звучало бы из уст какого-нибудь комитетского отставника. Но этот – вальяжный, хорошо одетый, с кокаином в кармане и со своим сумасшедшим автомобилем, как магнитом притягивающим всех уличных проституток, – этот-то что мелет? Сыщик, понимаешь, новой формации.
– Ты чего морщишься, Шурик? А? Думаешь, небось, что я не по делу базар веду? Что сам на крутой тачке езжу, бабок у меня немерено, что у меня самого рыло в пуху, а я гоню телегу на тех, кто меня кормит? Так ведь? Скажи, Шурик, я не обижусь.
– Отчасти, – ответил Александр Михайлович. – Отчасти, конечно, так. То есть не совсем уж чтобы так. Но странно от тебя такие речи слышать.
– Ничего странного. Я их любить не обязан. Я свою работу делаю, этого достаточно.
Буров начал клевать носом.
Александр Михайлович пригласил сыщика в ресторан, с тем чтобы отметить покупку прав на творчество Ренаты – большое дело, безусловно, повод для легкого праздника. Отметить и заодно провентилировать вопрос насчет связей Ренаты с какими-то левыми бандитами, которые у нее, судя по всему, имелись. Не страшно, конечно, все эти мелкие бандитские хвосты можно обрубить очень быстро и просто, но главное – знать, есть ли они, а если есть, то с какой стороны. Важно знать все заранее, чтобы потом в работе не возникало путаницы. Да и проблему Вавилова нужно было как-то решать.
Сегодня следователь как будто немного перепил или же еще до встречи с Шуриком злоупотребил кокаином. Очевидно, количество тонизирующих веществ в его организме превысило какой-то порог, и сыщик, кажется, начал ломаться.
Его потянуло на какую-то странную откровенность, и для Шурика Буров вдруг открылся с совершенно неожиданной стороны.
Александр Михайлович, полагавший, что он достаточно хорошо разбирается в людях, совершенно искренне считал, что Буров – обычный современный, в меру коррумпированный мент, ровно настолько коррумпированный, чтобы не утратить представления о том, что такое простая человеческая порядочность, и ровно настолько современный, чтобы понимать простой факт, гласящий, что законы, ну хотя бы некоторые из них, писаны не про всех.
А оказалось, что Буров этот вовсе не так прост и не так мил, как виделось Шурику после первых дней знакомства.
– Удивился? – спросил Буров и снова наполнил свою рюмку.
– Как тебе сказать…
– А как есть, так и скажи. Или боишься вслух имя Грека произносить?
– Если честно, то да. Эта информация, знаешь ли, слишком взрывоопасная, чтобы ее в себе носить. И потом, это ведь больше по твоему ведомству.
– Ты так считаешь?
– А ты нет?
– Нет.
– Отчего же?
– А оттого, милый ты мой Шурик, продюсер недоделанный…
– Ну, ты бы все же как-то…
Александр Михайлович начал чувствовать себя довольно неуютно. Слишком уж распрягся Буров, принялся наезжать, хамить принялся. Не любил этого Александр Михайлович. Нехорошо это, особенно если тот, кто тебе хамит, – мент, облеченный если и не безграничной, то достаточно большой властью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– А парни, значит, все равно сидеть будут?
– Будут. Или ты считаешь, что они должны на свободе гулять? Наркоты в законе. Все дилеры ими охвачены, все бляди московские, все тусовки наркотские. Последнее время они даже с кокаина слезли, жестко на гере сидели.
– А ты сам разве не сидишь?
Следователь прищурился.
– Тебе-то какое дело, Шурик? Ты что у нас, ангел без крыльев?
– Нет, я не ангел. Просто убийство вешать на мальчишек…
– Вешать, не вешать… Я считаю, что им на свободе гулять нечего. Заслужили вполне. Не сегодня-завтра сами бы влезли в какую-нибудь гадость. Они социально опасны, Шурик, неужели не понимаешь? Им нельзя давать по Москве гулять. Они уже все на финишной прямой. А зона им только на пользу пойдет. Мы уж постараемся…
– Ну конечно. Вы постараетесь.
– Мудак ты, Александр Михайлович. Не перебивай меня, бога ради. Ты же не дослушал того, что я хотел сказать.
– Пожалуйста, продолжай. Очень интересно.
– Ты нас за зверей-то не держи, ладно? Не в наших интересах, чтобы они просто на зоне парились, десять лет впустую там торчали. Они у нас поедут в больничку. Тюремную, разумеется. В себя придут, с дозы слезут.
– Конечно, там слезешь…
Глаза Бурова сузились.
– Не пори чепухи, Михалыч. Надо будет – специальные люди проследят, чтобы и с дозы слезли, и сил набрались.
– Ах, ты в этом смысле? Длинные руки…
– Точно. Ты даже не представляешь, насколько они у нас длинные.
– Да где уж…
– Вот именно. Короче, выйдут годика через два…
– Это за убийство-то?
– Успокойся. Я говорю – выйдут, значит выйдут. На суде все решат. Убийство убийству, как ты знаешь, рознь. На тебе ведь тоже убийство по неосторожности висело. А ты так легко отделался…
Шурик осторожно кашлянул.
– Зря ты это, Буров. Не люблю я вспоминать такие вещи…
– Ну уж, брат, извини. Ты спросил, я тебе дал развернутый ответ. Конечно, я ни секунды не верю, что они Кудрявцева завалили. А завалил его…
– Кто?
– Тебе интересно?
– Конечно. Еще бы.
– Сказать?
Буров был уже изрядно пьян.
– Тебе, Шурик, я могу, конечно, сказать. Ты ведь как бы свой человек. Да? Я не ошибаюсь?
– Слушай, брось ты чушь молоть. Свой, не свой… Что мы, первый день знакомы?
– Не первый. Но и не так чтобы очень уж долго. А ведь я про тебя много чего знаю, Шурик…
– Да я в курсе.
– Серьезно? Ну вот и отлично. А завалил Кудрявцева, конечно же, Грек.
Буров так неожиданно закончил фразу, что Шурик не сразу осознал смысл сказанного. У следователя была такая особенность – важную информацию он выдавал вскользь, как бы между делом, вставляя ее в поток необязательных слов.
– Как ты сказал? Грек?
– Ну да. А кто же еще? Конечно, Грек. У него и интерес был. Я его давно пасу. Он, гад, через клубы Кудрявцева наркоту гнал. А Ромочка наш стал упираться. Мол, и без Грека, говорил, обойдусь, и вообще вещал – дескать, не хочу с наркотой возиться, опасно это, да и быдло всякое вечно вокруг трется. Он ведь, блядь, светский господин был. Ну, конечно, из золотой молодежи… Сволочь номенклатурная. Не поверишь, Шурик, ни капельки мне его не жалко. Падла кремлевская…
– Почему же кремлевская?
– Так ведь предки его – чисто у Кремля кормились. Я же сказал – золотая молодежь. Им, сукам, при любой власти вольготно. Без мыла в жопу влезут. И Рома, сучара, фарца московская, все ему с рук сходило. Вот и допрыгался. Все они там будут, все!
Александр Михайлович покачал головой. То, что вещал Буров, более естественно звучало бы из уст какого-нибудь комитетского отставника. Но этот – вальяжный, хорошо одетый, с кокаином в кармане и со своим сумасшедшим автомобилем, как магнитом притягивающим всех уличных проституток, – этот-то что мелет? Сыщик, понимаешь, новой формации.
– Ты чего морщишься, Шурик? А? Думаешь, небось, что я не по делу базар веду? Что сам на крутой тачке езжу, бабок у меня немерено, что у меня самого рыло в пуху, а я гоню телегу на тех, кто меня кормит? Так ведь? Скажи, Шурик, я не обижусь.
– Отчасти, – ответил Александр Михайлович. – Отчасти, конечно, так. То есть не совсем уж чтобы так. Но странно от тебя такие речи слышать.
– Ничего странного. Я их любить не обязан. Я свою работу делаю, этого достаточно.
Буров начал клевать носом.
Александр Михайлович пригласил сыщика в ресторан, с тем чтобы отметить покупку прав на творчество Ренаты – большое дело, безусловно, повод для легкого праздника. Отметить и заодно провентилировать вопрос насчет связей Ренаты с какими-то левыми бандитами, которые у нее, судя по всему, имелись. Не страшно, конечно, все эти мелкие бандитские хвосты можно обрубить очень быстро и просто, но главное – знать, есть ли они, а если есть, то с какой стороны. Важно знать все заранее, чтобы потом в работе не возникало путаницы. Да и проблему Вавилова нужно было как-то решать.
Сегодня следователь как будто немного перепил или же еще до встречи с Шуриком злоупотребил кокаином. Очевидно, количество тонизирующих веществ в его организме превысило какой-то порог, и сыщик, кажется, начал ломаться.
Его потянуло на какую-то странную откровенность, и для Шурика Буров вдруг открылся с совершенно неожиданной стороны.
Александр Михайлович, полагавший, что он достаточно хорошо разбирается в людях, совершенно искренне считал, что Буров – обычный современный, в меру коррумпированный мент, ровно настолько коррумпированный, чтобы не утратить представления о том, что такое простая человеческая порядочность, и ровно настолько современный, чтобы понимать простой факт, гласящий, что законы, ну хотя бы некоторые из них, писаны не про всех.
А оказалось, что Буров этот вовсе не так прост и не так мил, как виделось Шурику после первых дней знакомства.
– Удивился? – спросил Буров и снова наполнил свою рюмку.
– Как тебе сказать…
– А как есть, так и скажи. Или боишься вслух имя Грека произносить?
– Если честно, то да. Эта информация, знаешь ли, слишком взрывоопасная, чтобы ее в себе носить. И потом, это ведь больше по твоему ведомству.
– Ты так считаешь?
– А ты нет?
– Нет.
– Отчего же?
– А оттого, милый ты мой Шурик, продюсер недоделанный…
– Ну, ты бы все же как-то…
Александр Михайлович начал чувствовать себя довольно неуютно. Слишком уж распрягся Буров, принялся наезжать, хамить принялся. Не любил этого Александр Михайлович. Нехорошо это, особенно если тот, кто тебе хамит, – мент, облеченный если и не безграничной, то достаточно большой властью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111